Конечно. Очень хорошо. Просто замечательно. Пожалуйста, не убивай меня.
Я решила записать разговор с Томми, даже если данный фокус не слишком удался, когда я встречалась с Симоном на причале. Я не рассказывала тебе об этом, но тогда меня угораздило уронить телефон прямо перед ним. Будь он убийцей, я, пожалуй, сама попросила бы его расправиться со мной.
Поскольку я пишу это, ты, вероятно, уже понял, что со мной ничего не случилось. Но я ужасно боялась, когда машина Томми остановилась на нашей улице. Воображение уже в деталях рисовало мне кошмарные сцены. Я задаю неправильные вопросы. Томми охватывает паника, и он бьет меня по голове с такой силой, что я отключаюсь. Машина едет в Норру и останавливается у стекольной фабрики.
На самом же деле, когда я села на переднее пассажирское сиденье, Томми отстегнул свой ремень безопасности и крепко меня обнял. Он сказал:
– Я очень обрадовался твоему звонку, и мне нужно было найти возможность поговорить с тобой на похоронах, но там все получилось слишком сумбурно.
Пока мы ехали в сторону города, он рассказал, что все лето посещал сеансы групповой терапии, где обсуждали «кометный страх» (так он это назвал). И встречался с кем-то, очень много для него значившим. Если верить ему, он никогда прежде такого не испытывал.
Мне никогда не приходилось слышать, чтобы он так много рассказывал о самом себе, в особенности о собственных проблемах. Но это ни в коем случае не уронило его авторитет в моих глазах. Я даже испытала некую благодарность к Фоксуорт за то, что она превратила моего тренера в более открытого и разговорчивого человека. Ведь мне особо не требовалось задавать вопросы. Время от времени я замечала, как он косился на меня, стараясь делать это тайком. Словно запрещалось смотреть, насколько худой я стала рассматривать парик у меня на голове. Невероятно тяжело осознавать, что ты одним своим существованием причиняешь другим неудобство, но в тот момент это ощущалось некой защитой. Томми не осмелился бы изучать меня так тщательно, если бы заметил мою чрезмерную скованность, а если бы и заметил, то наверняка решил бы, что причина таится в моей болезни.
Припарковавшись в центре, он расплакался.
– Мне ужасно жаль, Люсинда, ужасно жаль, что все так получилось, – сказал он.
И я далеко не сразу поняла, что он вовсе не признался мне в убийстве, а имел в виду все: мой рак, смерть Тильды, нашу скорую гибель.
В городе по-прежнему хватало мусора после футбольного матча. Я увидела рекламу у автобусной остановки в витринах закрытых магазинов. В ней было что-то жуткое. Она напоминала о будущем, которое никогда не придет. Нам нет больше пользы от уроков вождения, средств для похудения, годовых подписок, кремов от морщин и пенсионных страховок. Уже не будет никаких семейных поездок на Рождество. Фильмы, чьи названия украшают афиши, никогда не покажут в кино.
Мы прошли через площадь и расположились в парке. Люди лежали на траве. Присоединив колонки к телефонам, они горланили свои песни, пытаясь перекричать пение других. Какой-то старик потратил, наверно, всю свою норму хлеба, кормя голубей и чаек. Они были везде, размахивали крыльями и энергично что-то клевали. Пожилая женщина раздавала листовки о «кометной афере».
– Это все коммунисты, – говорила она. – Они готовили ее с тех пор, как рухнула стена.
Чем дольше мы с Томми разговаривали, тем больше я понимала, что он мне нравился. Впервые я встречалась с ним как с обычным человеком, хотя он являлся значительной частью моей жизни в течение многих лет.
Он сказал, что плавает сейчас каждый день, чаще, чем делал это, будучи тренером. А потом он упомянул вечеринку в бассейне, и я увидела в этом возможность перевести разговор на Тильду. Но в результате не получилось ничего хорошего.
Я прогнала последнюю часть записи через приложение TellUS. Ты сможешь познакомиться с ней в следующем послании. Я перечитываю ее снова и снова (поскольку слушать ее больше не хочу), но не нахожу там никаких ответов на интересующие нас вопросы.
Черт! Пожалуй, все получилось бы проще, если бы я относилась к нему хуже.
Томми. Несколько дней понадобилось, чтобы убрать все дерьмо, которое они оставили после себя.
Люсинда. Я понимаю.
(Пауза.)
Люсинда. Мне правда не хватает плавания.
Томми. Ты была одной из лучших.
Люсинда. Наверное. Хотя я все равно уступала Тильде.
Томми. Да. Никто не мог с ней сравниться. (Смех.)
Люсинда. Да уж.
Томми. Я думаю, это она устроила вечеринку.
(Пауза.)
Томми. У меня не укладывается в голове, что ее больше нет. Я не могу поверить в это.
Люсинда. Я тоже.
(Пауза.)
Люсинда. Как ты узнал о ее смерти?
Томми.: Кажется, на следующее утро после того, как ее нашли. Слухи распространились довольно быстро. А ты?
Люсинда. Мне рассказал папа. Он находился в больнице, когда Тильду привезли.
Томми. О, боже. И он ее видел?
Люсинда. Да, но не ему пришлось осматривать тело.
Томми. Ну… боже. Ну, это же понятно. Он ведь знал ее с самого детства.
Люсинда. Угу.
Томми. По крайней мере ты узнала от отца. И так, пожалуй, лучше, чем если бы пришлось узнать все из Интернета или новостей.
Люсинда. Да. Наверно.
Томми. Надеюсь, полиция найдет того, кто это сделал. Хотя я не знаю, есть ли у них возможность что-то расследовать сейчас.
(Пауза.)
Томми. Как у тебя дела? Все нормально?
Люсинда. Что? Да.
Томми. Ты просто выглядишь очень усталой. Я подумал, если тебе…
Люсинда. Нет. В смысле, я… Просто тяжело разговаривать об этом.
Томми. Я понимаю. Пожалуй, лучше поменять тему.
Люсинда. Нет. Мне нравится говорить о Тильде. Я видела, что ты оставил медали в Hoppe.
Томми. Да. Мне показалось это справедливым, они ведь в основном были ее заслугой.
Люсинда. Угу.
(Пауза.)
Люсинда. Когда ты встречался с ней в последний раз?
Томми. Не помню.
Люсинда. На самом деле?
(Пауза.)
Томми. Да.
Люсинда. Но ты виделся с ней после того, как закрыли клуб?
Томми. Да. Несколько раз.
Люсинда. Я слышала, вы поссорились из-за чего-то?
Томми(неразборчиво).
Люсинда. Она вроде как злилась на тебя.
Томми. Кто тебе сказал?
Люсинда. Какая разница.
Томми. Это важно для меня.
Люсинда. Я слышала от Эрики. Тетки Тильды.
(Пауза.)
Люсинда. Все так и было? Вы поссорились?
Томми. Я не хочу разговаривать об этом с тобой. Правда не хочу.
Люсинда. Но…
Томми. Это было наше с ней дело. Тебе понравилось бы, если бы я засыпал тебя вопросами о том, почему от вашей дружбы не осталось и следа?
Люсинда. Я бы ответила, если бы ты спросил.
(Пауза.)
Томми. Я знаю, что со мной приходилось порой тяжело. Особенно вам, лучшим из всех.
Люсинда. Тильда была самой лучшей. Поэтому ей больше всех доставалось от тебя.
Томми. Можно и так сказать.
Люсинда. Угу.
Томми. Тильда растерялась по-настоящему, когда осталась без плаванья. По-моему, она… (неразборчиво).
Люсинда. Что ты сказал?
Томми. По-моему, она злилась, потому что пожертвовала ради него слишком многим. И тогда было легче всего во всем обвинить меня. Я стал как бы… символом всего того, что она потеряла.
(Пауза.)
Люсинда. Дело было только в этом?
(Пауза.)
Люсинда. Каролин думает то же самое?
Томми. Каролин?
Люсинда. Вы, похоже, не разговаривали на похоронах. Ты с ней тоже в ссоре?
(Пауза.)
Томми. Нет, я не ругался с Каролин.
(Пауза.)
Люсинда. Видел, как много мусора еще осталось на площади?
(Пауза.)
Люсинда. Ты ходил туда смотреть матч?
Томми. Нет, я… А ты?
Люсинда. Я была дома. Хотя я почти безвылазно там.
Томми. Что тебя, собственно, интересует?
(Пауза.)
Томми. Почему ты ведешь себя так странно?
Люсинда. Странно?
Томми. Ты, похоже, нервничаешь.
Люсинда. Я просто отвыкла находиться среди людей.
(Пауза.)
Томми. По-твоему, я убил ее?
(Пауза.)
Томми. Но как ты можешь думать…
Люсинда. Скажи, что ты делал в вечер футбольного матча?
Томми. Извини, но это мое личное дело.
(Пауза.)
Томми. И поэтому ты захотела встретиться со мной? Поэтому мы сидим здесь?
Люсинда. Не только.
Томми. Нет?
(Пауза.)
Томми. Люсинда, я понимаю, что случившееся стало для тебя страшным ударом. Нам всем тяжело. Но ты не должна копаться в этом.
Люсинда. Я просто хочу узнать, что произошло.
Томми. Это опасно. То, чем ты сейчас занимаешься.
Люсинда. Я знаю.
Томми. Не говоря уже о том, что ты можешь причинить людям боль.
Люсинда. Я знаю!
Томми. Неужели?
(Пауза.)
Томми. По-моему, нам пора расходиться. Тебя подвезти?
Люсинда. Я могу дойти сама.
(Пауза.)
Томми. Черт, Люсинда, мы же, наверно, видимся в последний раз. Не стоит расставаться вот так.