– Я разговаривал с Тильдой на площади в тот вечер, – говорит он. – В разгар матча. Это было после того, как мы с тобой потеряли друг друга.
Я проглатываю остатки вина во рту. Похоже на растворенный в воде сахар.
– Аманда рассказала ей о моих чувствах к тебе, – продолжает он. – Но Тильда уже и так сама все поняла. Еще задолго до того, как я разобрался в себе. – Он в очередной раз затягивается сигаретой, и я вижу слезы в его глазах. – Я думал, она будет злиться на меня из-за Аманды. Но она сказала, что, как никто другой, понимает, почему люди влюбляются в тебя. И потом она сказала… – Он кашляет. – Она сказала, что прекрасно знала, каково это – чувствовать, когда ты не можешь оставаться самим собой. По ее словам, она всегда пыталась быть идеальной и угождать всем и… И если слишком стараться, то в конце концов перестанешь понимать, кто ты на самом деле.
В темноте я вижу ее как наяву. Даже слышу голос.
Юханнес смотрит на меня. Долго выпускает дым, который поднимается вверх и растворяется в воздухе над нашими головами.
– Именно поэтому я наплевал на матч и направился прямо домой. Той же ночью я решил перебраться сюда. А до этого уже общался в Интернете с несколькими людьми отсюда. – Он смеется. Поднимает свой телефон с одеяла. – Посмотри.
Он проводит пальцем по экрану снова и снова. Одно за другим появляются сообщения. Они переписывались всю ту ночь.
– Я тем временем собирал вещи, – говорит он. – И остался бы, если бы ты попросил меня. Но я рад, что я здесь. И все благодаря Тильде. Мне очень хотелось бы, чтобы я мог рассказать ей об этом.
– Ну, вы идете или нет? – кричит Люсинда из воды.
Юханнес улыбается. Обнимает меня одной рукой и целует в щеку.
– Я пойду к остальным, – говорит он. – Приходите, когда захотите.
Я беру его за руку, сжимаю ее с силой, прежде чем отпустить. Потом сижу и слушаю, как его шаги затихают в ночи. Пытаюсь переварить сказанное. Относительно меня и его, Тильды и Люсинды.
Ничего не получается.
Тогда я встаю. Снимаю обувь и носки. Трава настолько холодная, что я начинаю сожалеть об этом, но все равно снимаю с себя всю одежду, за исключением трусов.
– Ты идешь? – кричит Люсинда.
– Попробую, по крайней мере!
Я спускаюсь вниз по скользким камням. Осторожно опускаю одну ногу в воду. Она просто ледяная. Но я опускаю вторую. Собираюсь с духом. Бросаюсь вперед.
От холода у меня перехватывает дыхание. От опьянения не остается и следа. Я делаю несколько гребков. Фыркаю.
Люсинда плещется вдалеке. Ждет меня. Она выглядит счастливой. Судя по блеску в ее глазах, она сейчас в другом измерении, где нет ни рака, ни кометы.
Я подплываю к ней, и наши колени соприкасаются. Черная, как нефть, вода, подобно шелку, плавно колышется между нами.
– Спасибо, – говорю я.
– За что?
– За все.
Она вытирает воду с глаз.
– Мы по-прежнему не знаем, кто это сделал, – говорит она.
– Мы хотя бы попытались узнать.
– Да, – говорит Люсинда. – Попытались. Но безрезультатно.
– Что-то это дало.
Если она спросит, что именно, я отвечу честно.
Ее глаза светятся в темноте. Короткие, мягкие волосы прилипли к коже.
Наши тела сталкиваются. Скользкие и невидимые под водой.
– Я рад, что ты поехала со мной, – признаюсь я.
– Я тоже.
Ее губы очень близко от моих. Я не могу оторвать от них взгляд.
– Я должна тебе кое-что сказать, – говорит она.
Ее лицо как-то изменилось. И я понимаю, что зашел слишком далеко. Слишком быстро. Юханнес ошибался. Она не чувствует то же самое, что и я.
Я дрожу в воде.
– Ты не должен сердиться, – говорит она.
Я чувствую, как мое тело начинает погружаться. Сильнее работаю ногами, чтобы не уйти под воду.
– В чем дело? – спрашиваю я, хотя не хочу знать.
– Мне нравится Юханнес.
– Ты тоже нравишься ему.
Люсинда с грустью смотрит на меня.
– Его не было на вечеринке, – говорит она. – И он был влюблен в тебя. Ты это знал?
Я чуть отплываю назад. Не хочу находиться так близко.
– Именно поэтому ты со мной поехала? – спрашиваю я.
– Нет. Не только.
Я поворачиваюсь и начинаю плыть к берегу. Но мне тяжело двигаться. Тело как будто наполнено камнями.
Она конечно же легко догоняет меня. Я чувствую себя таким же неуклюжим, как Бомбом, в то время как она буквально скользит по воде.
– Разве это сильнее притянуто за уши, чем когда мы разговаривали с Томми? Или с Манге? У Юханнеса был мотив.
Я не решаюсь спросить, что она имеет в виду. Мои ноги касаются дна, и я делаю еще несколько гребков, прежде чем начинаю карабкаться вверх по камням.
– Возможно, он надеялся, что у вас все наладится, если Тильда исчезнет, – продолжает Люсинда. – Но когда понял, что его чувства оказались безответными…
– Откуда ты знаешь, что они были безответными? – говорю я и разворачиваюсь.
У Люсинды расширяются глаза.
– Я… я просто подумала, потому что…
– Ты ничего обо мне не знаешь, – перебиваю я ее. – Мы друг друга не знаем.
Мой тон холоден. Взявшись за ветку, которая висит над водой, я выбираюсь на траву.
– Извини, – говорит она. – Я ничего не сказала раньше, потому что боялась, что ты не позволишь мне поехать с тобой.
Я иду к одеялу и натягиваю джинсы прямо на мокрые трусы.
– Да будет тебе известно, Юханнес только что рассказал мне, чем он занимался в ту ночь, – говорю я. – И я видел доказательства. Его алиби.
Я натягиваю футболку через голову. Слышу, как у нее стучат зубы, когда она выходит из воды.
– Я просто думала…
– Я знаю, что ты думала, – перебиваю я ее. – Не нужно было тебе приезжать.
Наши взгляды встречаются. Я первым отворачиваюсь в сторону.
– Ты прав, – говорит она. – Мы друг друга не знаем.
Мы едем на поезде домой, Симон не разговаривает. Он отказывается даже смотреть в мою сторону.
Теперь ты знаешь, что я чувствую к нему. Спасибо, алкоголь. Правда, теперь у меня так болит голова, словно она может треснуть в любое мгновение. Мы чуть не опоздали на поезд, поскольку я не могла бежать. Прямо не знаю, что мы делали бы, если бы не успели.
Я, возможно, описаюсь, пока пишу это, но не могу пойти в туалет, так как там все выглядит просто ужасно. Мне кажется, меня вывернет наизнанку еще до того, как я к нему приближусь. Мне и так нехорошо.
Ночью все шло идеально. Я плавала. Снова чувствовала себя прежней, и одновременно мне удалось освободиться от себя. Я стала другой Люсиндой. Самой обычной девушкой. И Симон был со мной в воде. Мы могли бы целоваться при лунном свете. Все получилось бы идеально. Даже чересчур. Насколько я поняла, он тоже этого хотел. А потом Симон признался, что был очень рад, что я поехала с ним, и я рассказала, почему приехала.
Мне вроде как понадобилось исповедоваться. Я не хотела оказаться в его объятиях, пока между нами висела недосказанность. И сейчас ненавижу себя за свою порядочность.
Юханнес не мог убить Тильду. Он всю ночь общался по Интернету с несколькими парнями из своей коммуны. Если бы я подождала немного, сама бы это узнала.
Хорошо еще, что Симон не рассказал Юханнесу, из-за чего мы поссорились.
Сейчас мне просто хочется умереть. К счастью, мое желание исполнится через шесть дней. Если, конечно, я раньше не заболею из-за ягодного вина и купания в холодной воде. Если бы вечер не закончился так, как закончился, оно, пожалуй, того бы стоило. Теперь я чувствую только страх.
P.S. Папа звонил два раза. Я не осмелилась ответить. По звуку он наверняка понял бы, что я нахожусь в поезде.
Р.P.S. Папа все знает. Он только что прислал мне сообщение. И ждет меня на станции.
Бомбом начинает лаять, как только я вставляю ключ в замочную скважину. Стоит мне открыть дверь, и он набрасывается на меня, словно не видел несколько лет. Я сажусь на корточки, взъерошиваю ему шерсть. Он кладет лапы мне на плечи. Облизывает мои щеки.
– Успокойся, старина. Все нормально.
– Данные симптомы типичны для стрессовых состояний, многие нервничают в наши дни, – говорит кто-то из телевизора в гостиной.
Я уже знаю, что разоблачен. Отец Люсинды разговаривал с моими мамами. Я понятия не имею, откуда он узнал о нашей поездке в Стокгольм.
– Это напоминает электромагнитную сверхчувствительность, – вещает другой голос из телевизора. – Даже если вы не находите происходящему каких-то объяснений, вовсе не обязательно, что это плод вашего воображения.
Я стаскиваю с себя рюкзак. Эмма выходит в прихожую и крепко меня обнимает. Наклоняется вперед, чтобы не зажать живот.
– А вот и наша заблудшая овца, – шепчет она перед тем, как отпустить меня. – Удачи тебе.
Я киваю. Скидываю обувь. Дверь в комнату Эммы закрывается у меня за спиной. Похмелье еще не прошло окончательно, немного гудит голова. Стина кричит из гостиной. Хорошо, если меня оставят в покое, когда все закончится.
Когда я вхожу в комнату, Джудетт тянется за пультом телевизора и выключает звук.
«КОМЕТНАЯ БОЛЕЗНЬ: ПРАВДА ИЛИ МИФ?» – написано на табличке, красующейся под двумя мужчинами в студии новостей. Список симптомов вытянулся вдоль нижнего края изображения: «ЗУД. ГОЛОВНАЯ БОЛЬ ТЕНЗИОЗНОГО ТИПА. ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ. ТРЕМОР. ВНЕЗАПНЫЕ ПРИЛИВЫ КРОВИ К ГОЛОВЕ. ПАРЕСТЕЗИЯ».
– Входи и садись, – говорит Стина.
Я подчиняюсь. Почти падаю на диван между мамами.
Стина театрально качает головой:
– От тебя пахнет как от пивоваренного завода.
– Пожалуйста. Не надо сейчас.
– Помолчал бы лучше, – фыркает Джудетт. – Чем ты занимался в Стокгольме?
– Навещал Юханнеса.
– О чем ты думал? – спрашивает Стина. – Ты понимаешь, какой опасности подвергал себя? А вдруг с тобой бы что-то случилось? Или поезда перестали бы ходить? Как мы тогда смогли бы вернуть тебя домой?