Теперь я вдобавок узнала, чего ему стоило заниматься ее похоронами, когда он постоянно боялся, что не сумеет как следует вырастить своих двоих детей.
Я уверила его, что он справился с этим очень хорошо, и прочитала ему то, что написала тебе в моем девятом послании в TellUs. И тогда он впервые узнал, как в действительности все обстояло для меня, когда я заболела.
Впервые с тех пор, как узнала свой диагноз, я перед ним заплакала. И рассказала ему о Симоне. Призналась, что счастлива. Наверно, это звучит странно, ведь мне осталось жить только 36 часов. Но все так и есть.
Я люблю его.
И люблю моего папу больше, чем когда-либо прежде, и Миранду тоже.
И я люблю Тильду. Сейчас, когда нам известно, как все произошло, и я не пытаюсь ничего больше выяснить, мозг уже не работает столь напряженно и эмоции вышли на первый план.
Я снова увижусь с Симоном. Мы договорились встретиться там, где все началось.
Этой ночью уже можно будет наблюдать Фоксуорт невооруженным глазом.
P.S. Мы с папой решили, что нам надо пойти на службу в церковь. Я буду там вместе с моей семьей и Симоном.
По-моему, мы будем чувствовать себя лучше среди людей.
Забавно, что даже я сама так считаю.
На этот раз мы взяли с собой одеяла и подушки. Люсинда положила голову мне на плечо. Мы вдвоем на причале смотрим на небо.
Если бы было пасмурно, мы бы ее не увидели. Но сейчас она блестит над верхушками деревьев с другой стороны озера.
Фоксуорт. Наша смерть.
Я прижимаю Люсинду ближе к себе и закрываю глаза. Мне слышно, как вода плещется под причалом. Слабый шум ветра в кронах деревьев. Дыхание Люсинды.
– Интересно, о какой звезде Тильда писала в своем письме? – говорит она. – Она еще находится на расстоянии сорока световых лет от нас.
Я открываю глаза. Мой взгляд автоматически находит Фоксуорт. Мне кажется или она на самом деле уже светит ярче, чем несколько минут назад?
– Через сорок лет они увидят нас лежащими здесь, – говорит Люсинда.
Я поднимаю руку и машу нашим зрителям, находящимся в другой солнечной системе. Люсинда смеется, следует моему примеру.
– Они увидят и нашу первую встречу тоже, – говорю я.
Люсинда приподнимается на локтях и смотрит на меня. Ее глаза блестят в темноте.
– Если бы не Бомбом, ты притворился бы, что не увидел меня? – спрашивает она.
– Да, – признаюсь я. – Откуда я мог знать, как ты на меня отреагируешь?
– Мне просто хотелось, чтобы ты ушел. – Она кладет голову мне на грудь. – Я думала, ты из тех, кто считал себя просто обязанным поговорить со мной.
Мои пальцы ласкают ее щеку. Она подтягивает одеяло к подбородку.
– То есть, не будь Бомбома, мы бы здесь не лежали, – резюмирует она.
– И если бы я не отправился на пробежку в тот день, пусть даже был с похмелья.
– И если бы я не пришла сюда, пусть это стоило мне огромного труда.
Рыба плещется в озере. В остальном вокруг царит тишина. Чувствуют ли что-то птицы? Они ведь летают над всем земным шаром, используют солнце, и небо, и магнитные поля, чтобы найти свой дом. Они же должны заметить новую звезду, которая светит ярче всех остальных. Догадаться о приближении беды.
– Подумать только, а мы ведь могли пройти мимо друг друга, – говорит Люсинда.
– Сейчас мы вместе, – отвечаю я, цитируя Стину. – Это самое главное.
Она поднимает голову. Нежно целует меня в губы.
– Я по-прежнему пряталась бы дома, если бы не Тильда, – говорит Люсинда. – Она вернула меня к жизни.
Я киваю. Люсинда снова кладет голову мне на грудь.
Комар жужжит у моего уха, привлеченный запахами наших теплых тел, и я его прихлопываю. Это первый кровопийца, замеченный мною здесь этим вечером. Осень уже полностью вступила в свои права.
– По-моему, послезавтра был бы дождь, – говорю я.
– Идеальная погода, чтобы остаться дома и посмотреть фильм.
Я чувствую, как шевелится ее щека, когда она улыбается.
– Это твой прогноз погоды?
– Да.
– Какой фильм мы бы тогда смотрели?
Я размышляю:
– Какой-то в меру хороший. Не слишком плохой, иначе мы выключили бы его, но и не шикарный, иначе нам пришлось бы слишком много отвлекаться на экран. Один из тех, какие смотрят, когда у тебя куча времени в запасе.
– Плюс из тех, где особо много не потеряешь, если пропустишь что-то. На случай, если бы нам, например, захотелось поласкать друг друга.
– Точно.
– А потом тогда?
– Секс.
– А потом?
– Мне всегда хотелось съездить в Южную Америку.
– И мне тоже.
– О'кей. Мы взяли бы академический отпуск и посетили бы Бразилию, Чили, Перу…
– Представляешь, сколько всяких вкусностей мы смогли бы съесть.
– И как много мы купались бы. Мы целыми днями валялись бы на пляже.
– И пьянствовали бы по ночам. Каждый вечер пили бы за мое выздоровление.
Она гладит мою грудь.
– И я хотел бы посетить Доминику, – говорю я. – Ты бы не стала возражать, если бы мы завернули туда по пути домой?
Люсинда кивает:
– Конечно нет. Но потом нам следовало бы упорядочить нашу жизнь. Я ведь только начала учиться в гимназии.
– Ты продолжила бы плавать?
– Да, но я не хотела бы больше выступать ни за какую команду. И постаралась бы получить другое образование, связанное с искусством. Плавала бы, только если бы у меня появлялось желание. И попробовала бы написать книгу.
Я беру ее руку. Целую с тыльной стороны. Опускаюсь к кончикам пальцев. Потом поднимаюсь назад к запястью.
– А ты? – спрашивает она. – Что ты делал бы после нашего возвращения домой?
– Прежде всего я навестил бы Эмму и моего новоиспеченного крестника. А потом продолжил бы учиться в школе.
– Ты закончил бы раньше меня.
– Да. Но у меня нет ни малейшего представления о том, чем я хотел бы заниматься.
– У тебя хватило бы времени для принятия решения. Ты придумал бы что-нибудь, пока мы пьянствовали и купались по ночам на чилийском побережье.
– Конечно.
– Мне нравится наше будущее, – говорит Люсинда.
– Мне тоже.
Наши губы встречаются в темноте. Я кладу руку ей на затылок. Играю с ее короткими волосами. Она ложится на меня сверху. Натягивает одеяла на нас обоих, а над нами в небе блестит Фоксуорт.
На улице еще довольно темно, когда я просыпаюсь от тихого повизгивания. Я открываю глаза. Бомбом сидит рядом с моей кроватью. Облизывается.
– Привет, старина, – говорю я.
Хвост слабо бьет по полу несколько раз. Но Бомбом по-прежнему скулит. Смотрит на меня своими большими карими глазами. И я вспоминаю внезапно. Поднимаю телефон с пола.
Время шесть утра. Я проспал всего пару часов. Нам осталось жить менее суток.
Меня охватывает паника. Мышцы поясницы напрягаются. Кожа натягивается.
– В чем дело? Тебе нужно погулять? Надо пописать?
Бомбом едва реагирует на волшебные слова.
Я опускаю ноги на пол. Глажу его по голове. Пытаюсь выглядеть спокойным. Он снова облизывается.
– Пошли, – говорю я.
Он ковыляет за мной из комнаты. Эмма и мамы сидят перед телевизором. Джудетт в махровом халате, Эмма и Стина в футболках, в которых они спали.
Идет трансляция католической мессы. Собор заполнен людьми, в его убранстве помимо золотого белый и оттенки красного. Хор из сотен детей поет так красиво, что у меня начинает ныть сердце.
– Шестьдесят тысяч человек там, – говорит Джудетт. – По меньшей мере еще столько же на площади Святого Петра снаружи.
На экране появляется купол базилики. Небо бледное и безоблачное. Слегка золотистое у горизонта.
Фоксуорт сейчас ясно видно. Она значительно больше, чем была вчера. Мурашки пробегают у меня по спине. Начинают покалывать кончики пальцев.
– Кто-нибудь гулял с Бомбомом? – спрашиваю я.
– Мы недавно вернулись, – отвечает Стина.
– Он беспокоится.
– Это началось еще ночью, – говорит Джудетт. – Он царапал нашу дверь уже часа в три.
Бомбом наклоняет голову набок. Наморщивает брови, пытаясь понять, о чем мы говорим.
Я сажусь на пол. Притягиваю его к себе. Он вздыхает тяжело и заваливается на бок, головой мне на колени. Его глаз, который таращится на меня, так широко открыт, что виден белок со всех сторон от зрачка.
Хор продолжает петь. Я пытаюсь дышать.
Как было бы здорово, если бы Фоксуорт двигалась чуть по иной траектории. Или появилась всего на несколько минут позднее, когда Земля находилась бы где-то дальше на своей орбите.
Пол качается подо мной. В голове шумит. Кажется, все кипит там внутри.
– Как дела? – спрашивает Эмма.
Я поднимаю на нее глаза. Не могу скрыть свое состояние. Мне не хватает воздуха.
– Я на грани панической атаки.
Эмма тяжело спускается с дивана. Садится рядом со мной.
– Не сопротивляйся ей, – говорит она. – Иначе будет только хуже.
– Такое ощущение, словно я вот-вот отключусь.
– Ничего подобного не произойдет. Я обещаю.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Просто дыши.
Она не сводит с меня взгляда. На ее лице никаких признаков волнения, и уже одно это действует успокаивающе. Я смотрю на нее, не отрываясь. Стараюсь наполнить легкие воздухом. Эмма кивает ободряюще, и я делаю вдох.
Внезапно я понимаю со всей ясностью, какой хорошей мамой она могла бы стать.
Она обнимает меня. И я, словно в тумане, вижу, как Джудетт и Стина тоже спускаются на пол. И они тоже обнимают нас.
И я говорю, что люблю их. И очень рад, что они моя семья. И ужасно сожалею о том, что мы так много ругались в последнее время. А Джудетт говорит, что в этом нет ничего страшного: мы просто беспокоимся друг о друге.
Есть выражение, которое я всегда ненавидела: «Сегодня я начну новую жизнь!»