– Nunca! – Я разорвала документ в клочья. – Никогда!
На седьмой день открылась дверь, и я увидела на пороге адмирала Фадрике. Позади него, словно призрак, маячил Сиснерос. При виде адмирала сердце мое радостно подпрыгнуло, хотя я и удивилась, каким образом он здесь оказался.
– Я же вам говорил, ее высочество больна, – послышался голос архиепископа. – Ваше превосходительство, вам не обойтись без нашей помощи. Она не в состоянии…
Адмирал поднял руку. Несмотря на то что ему было уже под пятьдесят, он выглядел таким же несгибаемым, как и прежде, в черном бархатном мундире без знаков различия, который он всегда носил с тех пор, как я его помнила. Черты его лица хранили свойственную молодости угловатость, но в черной гриве пробивалась седина, а в уголках тонких губ и вокруг глаз пролегли глубокие морщины. Его мягкий взгляд пробудил во мне внезапную надежду.
– Не допускать старшего члена кортесов к нашему монарху противозаконно, – сказал он, не глядя на Сиснероса. – Прошу, оставьте нас. Я хочу поговорить с ее высочеством наедине.
И адмирал закрыл дверь прямо перед ошеломленным лицом Сиснероса.
– Дон Фадрике! – Я встала, неся перед собой живот, и протянула руку. – Слава богу, что вы здесь. Я… – голос мой сорвался, – я боялась, что на этот раз меня больше не отпустят.
– Прошу меня простить, Su Majestad. – Он низко поклонился. – После смерти ее величества вашей матери я удалился в свои владения в Валенсии. Я был среди тех, кто сопровождал ее тело в Гранаду для погребения в соборе. До недавнего времени я ничего не слышал о случившемся с вами.
– Рада, что вы приехали, – тихо сказала я.
Он усадил меня в кресло и прикоснулся к рукаву:
– Знаете, что про вас говорят? Будто вы не способны править и желаете отдать свою корону мужу. – Он помедлил. – Это правда?
Меня охватил гнев.
– Сеньор, вы знаете меня всю мою жизнь. Вы видели меня ребенком при дворе родителей и встречали, когда я в первый раз вернулась из Фландрии. Как вы сами считаете?
Адмирал не сводил с меня взгляда:
– Полагаю, вам готовят жестокую судьбу, принцесса.
У меня на глазах выступили слезы.
– Да, – запинаясь, пробормотала я. – Меня хотят упрятать подальше, как до этого мою бабушку. Но, клянусь вам, я вовсе не сумасшедшая!
Адмирал молчал. Я затаила дыхание. Заметил ли он зачатки страха, вызванного моим заточением? Понимал ли, что ужас и отчаяние могут в конечном счете привести к безумию, с которым я сражалась изо всех сил, прекрасно представляя, как сейчас выгляжу: беременная женщина, неумытая и одинокая, испытывающая те же муки, что и моя бабушка?
– Я вам верю, – наконец сказал он. – И обещаю: пока я здесь, вам больше никто не причинит вреда. Можете на меня положиться. Я ваш слуга.
Я кивнула, чувствуя, как слезы текут по щекам.
– Не могли бы вы рассказать мне обо всем, что с вами произошло? – попросил он.
– Да, – прошептала я.
Адмирал остался со мной до полуночи. Он распорядился, чтобы нам принесли поесть, и собственноручно снял с окон прибитые гвоздями ставни. Поужинав, мы продолжили разговор, и я поведала ему обо всем случившемся со мной. Когда он наконец ушел, я легла на постель, свернулась клубочком и впервые после многих недель мучений крепко заснула.
Проснувшись десять часов спустя, я обнаружила улучшения: стражники никуда не делись, но мне принесли чистую одежду и предоставили прислугу. Вот только никто из этих людей не мог сравниться с моей любимой Беатрис, которая бежала одновременно со мной и о которой я ничего с тех пор не слышала.
В те дни адмирал еще раз подтвердил свою стойкую приверженность памяти моей матери. Будучи всеми уважаемым представителем знатного рода и защитником прав короны, он рисковал собственной жизнью, явившись прямо в змеиное гнездо, где прочие гранды, вне всякого сомнения, относились к нему с недоверием и страхом. Но ни Филипп, ни дон Мануэль не посмели даже слова сказать против него, и он практически не отходил от меня и ночевал в соседней комнате со своими гвардейцами: по очереди те стояли на страже в коридорах, не позволяя никому приблизиться без его ведома.
Мы встречались каждое утро, и он рассказывал мне о растущей нужде Филиппа в деньгах: тот отчаянно желал добиться от кортесов разрешения завладеть казной, которую оберегала в Сеговии близкая подруга моей матери, маркиза де Мойя.
– Ему нужны те деньги. Иначе его бросят наемники и бо́льшая часть знати. Дон Мануэль истратил все средства на взятки и всевозможную блажь, но старая маркиза, да хранит Господь ее душу, поклялась уничтожить казну, если ваш муж посмеет появиться в пределах десяти миль от города.
– Неудивительно, что мать так ее любила, – улыбнулась я. – И я верю, что моя фрейлина Беатрис де Талавера сейчас с ней. Мы договорились встретиться в Сеговии, когда я пыталась сбежать от Бенавенте. Маркиза наверняка уже знает от Беатрис обо всем, что совершили мой муж и дон Мануэль.
– Воистину, ваше высочество, маркиза готова умереть, защищая казну. Мы загоним дона Мануэля и вашего мужа в угол. Без денег они бессильны.
– Но что насчет Сиснероса? Я ему не доверяю.
– Сиснерос знает о наших планах. – Адмирал понизил голос. – Он приходил ко мне прошлой ночью, когда ваше высочество уже отошли ко сну, и показал мне письма из Неаполя от вашего отца.
– Моего отца? – Я вздрогнула.
– Да. Сиснерос – его осведомитель. Наш архиепископ извещает его обо всем происходящем в шифрованных донесениях. Мешать он нам не станет – он сам желает поражения вашему мужу. Для старого церковника он чересчур тщеславен и умен, но отдать Кастилию в руки Габсбургов – для него нечто невообразимое.
– Я не раз размышляла ночами, почему он оставил меня именно тогда, когда я больше всего в нем нуждалась. – Упоминание об отце посеяло сомнения в моей душе, и я отвела взгляд. – Я пыталась смириться с тем, что он больше не непобедимый король моего детства и смерть матери сделала его беззащитным перед моим мужем и местной знатью.
– Это действительно так, – кивнул адмирал, и мне показалось, что в его голосе послышались осторожные нотки. – Ваш отец всю жизнь питал ненависть к кастильским вельможам. Если бы он решил остаться и сражаться, он подверг бы опасности не только свою жизнь, но и жизнь вашего сына-инфанта, а также сам Арагон. Без защиты со стороны вашей матери он всего лишь мелкий король.
– И все же никак не могу избавиться от ощущения, что он меня бросил. – Я поднесла руку к горлу, и голос мой стал жестче. – Не сомневаюсь, что Сиснерос вполне способен вести двойную игру, но почему он не выступает против моего мужа, если служит моему отцу? Все-таки он главный прелат Кастилии.
– Как он сам говорит, его величество ваш отец просил его ни при каких обстоятельствах не раскрывать их планы, если только вашей жизни не будет угрожать непосредственная опасность.
– Какие планы? – Я уставилась на него.
– Он передал только пожелание его величества, чтобы ваш муж открыто заявил свои претензии на трон.
– Открыто? – Я невольно повысила голос. Немного помолчав, глубоко вздохнула. – Зачем?
– Не знаю. Но ничего не бойтесь. Что бы ни замышлял Сиснерос, будь он хоть самим Люцифером, мы помешаем вашему мужу. Клянусь честью.
В тот день, когда должны были собраться кортесы, адмирал пришел ко мне перед рассветом:
– Они ничего не подозревают. Ждут противодействия от меня, а не от вас. За дверью мой телохранитель Кардоса, он вас проводит. – Адмирал наклонился к моей руке. – Мне нужно идти, чтобы занять свое место в кортесах.
– Сеньор… – тихо сказала я. Помедлив, он поднял на меня свои прекрасные грустные глаза. – Благодарю вас от всей души. Если бы не вы, не знаю, где бы я сейчас была.
От внезапной улыбки заиграли морщинки в уголках его глаз. Блеснули крепкие белые зубы, подчеркивая гордые очертания скул.
– Вы моя королева. И мне ничего не нужно, кроме как служить вам.
Его губы коснулись моей руки, жесткая борода слегка оцарапала кожу.
– Буду вас ждать, – прошептал он столь тихо, что я едва его расслышала.
Затем он повернулся и вышел, словно не в силах вынести возникшего между нами ощущения близости.
Я встала и подошла к окну.
Далеко внизу между иссушенных солнцем берегов текла вдоль городских стен река Дуэро. Всего десять лет назад я стояла на том же самом месте, ожидая адмирала, который должен был сопровождать меня на церемонию обручения. Теперь я ждала снова – на этот раз готовясь объявить открытую войну человеку, за которого тогда вышла замуж.
Королева не оглядывается. Я должна была сражаться до самого конца.
Раздался стук. Разгладив складки накрахмаленного нового платья и поправив вставку на талии, я подошла к двери. Под моей ногой скрипнула половица, под которой я спрятала взятые в доме цыганки травы. Тогда, в момент отчаяния, мне даже пришла мысль покончить с собой, если Филиппу удастся навсегда посадить меня под замок.
На пороге стоял телохранитель адмирала, Кардоса, дородный кастилец с руками толщиной с говяжьи окорока.
– Вы готовы, ваше высочество?
– Всю жизнь ждала этого мгновения, – улыбнулась я.
Он повел меня по узкому коридору, соединявшему casa real с алькасаром, а затем наверх по винтовой лестнице в пустую комнату. Подведя меня к ширме из дерева и перламутра, он открыл в ней заслонку в форме звезды. Заглянув в глазок, я увидела, что ширма выходит в зал кортесов, где собрались на скамьях поверенные.
Председатель кортесов трижды ударил жезлом. Наступила тишина. Я разглядела дона Мануэля, который стоял рядом с возвышением и зачитывал заявление Филиппа. Среди поверенных поднялся ропот. Затем, комкая в руках юбку, я увидела, как поднялся со своего места одетый в фиолетовый шелк Филипп. Голос его эхом отдался от стен:
– Благородные доны, я отдал бы все свое состояние ради того, чтобы не возлагать на вас столь печальное бремя. Но, как ни прискорбно, моя жена донья Хуана, инфанта и наследница этого королевства, стала жертвой той же болезни, что поразила ее бабку со стороны матери. С каждым днем ей все хуже, и, как бы мы ее ни любили, вряд ли она сможет выздороветь. В таком состоянии она не способна нести на своих плечах бремя власти. Нам следует отправить ее в безопасное место, где ее не побеспокоят недоброжелатели. Обращаюсь к вам с просьбой решить этот страшный вопрос и возвести меня на престол, чтобы я, как король, смог получить права на казну Кастилии и уберечь всех нас от опасной неопределенности, вызванной слабоумием моей жены.