Несколько мгновений рыцарь еще лежал, тяжело дыша, ощущая, как ползут по телу медленные струйки вязкого пота. А потом стал приподниматься, готовясь в любой момент отразить нападение.
«Подлая магия, — мысленно зарычал северянин. — Вот оно что значит — как страх-то напускают. Эти чародеи хотели заставить меня бежать. Как тех болванов… Но ничего у них не получилось!.. А теперь — держитесь!»
Он встал на ноги, держа перед собою метательные ножи. Если верить рассказам стражников (а не верить этим рассказам никакого повода не имелось), следовало ожидать появления чудища.
Но никого не было рядом. Никакой Твари, в которую можно было метнуть ножи. Не успел Оттар полностью осознать это, как услышал прямо перед собой все нарастающий зловещий шорох.
Рыцарь был готов к бою с каким угодно демоном (сколько он перевидал смертоносных Тварей за время своей службы в Северной Крепости Порога!), он, наверное, был бы даже раздосадован, если бы на него выскочил медведь или волк — или какая другая зверюга, не представляющая ни малейшей опасности для рыцаря Братства Порога… Но того, что он увидел, он никак не мог ожидать.
Эта Тварь…
Тварь имела небольшое черное тело — изогнутое во многих местах, как обрубок толстого корневища. Передвигалась она над земной поверхностью, и передвигалась очень быстро. Она мчалась на Оттара, ловко цепляясь то одной, то другой из множества длинных конечностей за ветви и стволы деревьев. Из разинутой пасти, располагавшейся в нижней части туловища, огромной плоской змеей высовывался черный язык, этим языком Тварь будто ощупывала воздух перед собой.
Северный рыцарь отступил на шаг и сцепил зубы, когда понял, что конечности Твари — никакие не щупальца и не когтистые лапы, а руки и ноги, очень похожие на человеческие, только намного длиннее.
— Не может… — высвистел Оттар сквозь стиснутые зубы, — быть…
Но Тварь была. Оживший кошмар из его снов. Чудовище, явившееся в реальность из небытия.
И снова сильнейший приступ страха скрутил внутренности рыцаря в тугой холодный комок. Оттар не побежал прочь от Твари только потому, что вопреки его сознанию сработал отточенный бесчисленными сражениями инстинкт воина.
И все изменилось. Оттар больше не думал. Рыцарь уже ухнул в холодную ярость битвы, как в прорубь, и все его чувства и мысли подчинились одной цели — уничтожить врага.
Он метнул в Тварь оба ножа, один за другим.
От первого ножа чудовище увернулось, скакнув на ветку выше, второй нож — поймала извивающимся языком. И швырнула добычу в зубастую свою пасть.
Северянин мгновенно вытащил оставшуюся пару ножей и отступил снова, прикидывая для броска скорость приближения Твари.
Последние два ножа он метал почти в упор. Но это не помешало Твари схватить их своим черным языком и пожрать. Освободившись от метательного оружия, Оттар выхватил из перевязи боевой топор и отпрыгнул за ближайшее к нему дерево — как раз в момент, когда Тварь бросилась на него, предварив атаку упругим ударом черного языка, пронзившим тот кусок пространства, который за мгновение до этого занимал рыцарь.
Тварь промахнулась, врезавшись в землю. Это позволило Оттару нанести по врагу хорошо рассчитанный мощный удар.
Тяжелый боевой топор со всего маху обрушился на корявое тело — повыше лязгающей зубами пасти — обрушился и… отскочил. Будто Оттар ударил не живое существо, а гранитный валун. Северянина отбросило назад. Он едва не выронил топор, правую руку свело гудящей болью.
Тварь развернулась, подпрыгнула и, уцепившись двумя парами рук за толстую ветвь, сильно дрыгнула ногами — раскачиваясь, чтобы прыгнуть. Никаких повреждений у чудовища заметно не было.
— Гнида… — изумленно прохрипел Оттар, перебросив топор в левую руку. — Ах ты ж гнида…
Удар, который он нанес, и на самом прочном камне оставил бы хоть какую-то царапину. Такой удар совершенно точно заставил бы Тварь если не опрокинуться, то хотя бы отшатнуться. Но в момент, когда топор врезался в ее тело, она даже не шелохнулась, будто рыцарь и в самом деле бил по скале. А еще удивила невероятная ловкость чудовища, с которой оно перехватывало брошенные умелой рукой ножи…
В голове Оттара снова зашевелились сомнения в реальности происходящего. Он словно находился в пространстве сна — где не действуют привычные законы. Этой Твари просто не должно было существовать. Она — порождение небытия, а не дитя действительности. Ей нет места в этом мире… Может быть, ее и нет здесь? Может быть, чудовище — просто искусно наведенный морок? Магический обман?..
Тварь прыгнула на рыцаря сверху. Уже не пытаясь атаковать или защищаться, Оттар отскочил в сторону, ударившись плечом о ствол молодого ясеня. Создание выстрелило в него змееподобным языком — северянин бросился на землю и откатился как можно дальше. А снова поднявшись на ноги, увидел, что язык Твари, как острейшим клинком, срезал древесный ствол.
Нет, это не морок… Да и глупо было бы такое предполагать. Те четверо, что полегли в этом лесу, — убедительное доказательство реальности напускаемых неведомыми магами на людей Тварей.
Чудовище скакнуло на дерево — а оттуда снова ринулось на рыцаря.
Оттар, почти не целясь, метнул в Тварь топор. Тяжелое оружие свистнуло в воздухе — и исчезло в зубастой пасти. Траектория и скорость полета чудовища нисколько не изменились, точно оно проглотило не тяжелый боевой топор, которым не всякий сможет и размахнуться, а — почти невесомого мотылька. Рыцарю, потратившему время для броска, не хватило доли мгновения, чтобы избежать столкновения. Каким-то чудом он все же успел увернуться от хлесткого удара смертоносного языка Твари — язык вскользь резанул его по груди и плечу, вспоров дубленую кожу доспехов и грубую ткань рубахи. Будто каменная дубина великана, корявое тело чудовища сшибло Оттара на землю — с такой силой, что он катился несколько шагов — пока не ткнулся со всего маху в громадный, в два обхвата, пень.
Цепляясь за пень, воин поднялся. Голова гудела, под доспехами хлюпала кровь, во рту было солоно и горячо. Чудовище, урча, приближалось к нему, медленно, по кругу — словно понимало, что некуда деться от него обезоруженному и раненому человеку.
Ничего не оставалось, кроме как бежать. Но что дало бы позорное это бегство? Чудовище способно было, прыгая по ветвям, передвигаться с громадной скоростью. Лишь оказавшись на открытом пространстве, оно уже не смогло бы преследовать его с той же прытью — строение несуразного тела чудища такого не позволило бы… Но вырваться из леса никак не удастся, — Тварь настигнет его раньше.
От бессилия Оттар заорал.
Тварь скакнула вверх, пролетела над головой рыцаря и влепилась всеми восемью своими конечностями в ствол ближайшего дерева. И, до жути неестественно вывернув суставчатые лапы, обратила к северянину лязгающую зубастой пастью переднюю часть тулова. Оттар вскочил на ноги.
Тварь несколько раз хлестнула перед собой языком, сшибая листья с ветвей. Конечности ее напряглись — чудовище готовилось для очередного прыжка. Который — что вполне вероятно — мог оказаться для Оттара последним. Возможно, рыцарь сумеет увернуться от этой атаки, но Тварь, неуязвимая и не знающая устали, рано или поздно его достанет… Спасения не было.
«Человек всесилен, — горько качнулись в его голове слова Кая. — Потому что во всем этом мире не может быть ничего такого, чему нельзя было бы найти объяснения А отыскав объяснение, ты вникнешь в сущность явления. А вникнув в сущность, ты сможешь этим явлением управлять… Как тут вникнешь в сущность этого урода, если его вообще не должно быть здесь?..»
И тут его ожгло неожиданной мыслью — будто ударом плетью.
Чудовище прыгнуло на Оттара, со свистом рассекая воздух лезвием языка.
Двери спускателя открылись и выпустили Гархаллокса и Клута во тьму.
Архимаг прошел несколько шагов и остановился, наткнувшись на спину ученого. Он ожидал, что сейчас щелкнет рычажок — и вспыхнет свет, но этого не случилось. Клут впереди него с шипением втянул сквозь зубы воздух.
— Что происходит? — спросил Гархаллокс.
— Иди за мной! — откликнулся Клут.
Быстро удаляясь, зашлепали по каменным плитам его босые ноги. Гархаллокс рванул следом, и под подошвами его сандалий захрустели битые стекла.
«Кто-то разбил потолочные лампы? — метнулась в голове архимага испуганная мысль. — Странно, что Клут не напоролся на осколки…»
Впереди послышался звучный всхлип — это, как догадался Гархаллокс, открылась дверь. Вытянув перед собою руки, чтобы ни на что не наткнуться, дальше архимаг пошел медленнее. Пока он в кромешной темноте гадал, переступил ли порог комнаты или еще нет — что-то мягкое и тяжелое неожиданно оказалось у него под ногами. Гархаллокс споткнулся и упал на это что-то… на ощупь напоминающее большой, туго набитый мешок, сплошь перемазанный липкой грязцой. Торопясь подняться, архимаг оперся на «мешок», руки его соскользнули, и старик ткнулся лицом в эту липкую грязцу. Гадливо отплевываясь, он запрокинулся назад, рывком поднялся и, шатнувшись, наткнулся на невидимый в темноте стол, с которого тут же загремели на пол какие-то склянки.
А поодаль — на расстоянии в несколько шагов — снова послышался механический вздох. Это открылась еще одна дверь.
— Иди за мной! — долетел до Гархаллокса голос Клута, приглушенный и злой.
Архимаг двинулся на голос, и под ногами его отвратительно чавкнуло.
— Я не вижу тебя! — в отчаянии крикнул Гархаллокс — темнота, в которой он увяз, пугала.
В ответ Клут снова зашипел — как-то незнакомо и страшно.
«Он что — может видеть в темноте?..» Эту мысль архимаг не успел додумать до конца. Потому что тьма мгновенно разорвалась ярким желтым светом. И «вспыхнувшая» действительность оказалась настолько неожиданной, что Гархаллокс, привыкший за долгую свою жизнь ко многому, едва удержался от вскрика.
Первое, что он увидел, — это стоящего на пороге открывшейся двери Клута. Странно преобразился Клут. В нем уже совершенно ничего не осталось от полоумного садовника. Лицо ученого выражало решимость и силу, осанка его утратила обычную сутулость — он словно и ростом стал выше. Над лысой головой Клута сиял, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, огненный шар. Этот шар и являлся источником света, заливавшего всю комнату, в центре которой обнаружил себя Гархаллокс. Комната эта была заставлена стеллажами, высотою достигавшими потолка. Книги и свитки наполняли полки. Почти вплотную к стеллажам стояли столы, а на столах поблескивали от огненного света бесчисленные колбы и котелки, над некоторыми из которых еще поднимался пар, а над некоторыми — дым.