Приору стоило немалых усилий воли отказаться от соблазнительной мысли на ходу переиначить разработанный еще совместно с Орленком план. И, выхлестывая задор, генерал метался на коне перед выстроенными отрядами ратников, еще больше накручивая и себя, и воинов. Его свита не поспевала за ним.
Наконец, когда отдали все необходимые распоряжения, пришло время огласить последний приказ.
Приор, безжалостно нахлестывая коня, заставил его взобраться на холм, с вершины которого можно было окинуть взглядом все войско. Там-то, на том холме, его и нагнал старый Груир — старший боевой маг. Он держался на неоседланном коне криво и с трудом, этот маг. Вцепившись в конскую гриву, ежесекундно рискуя упасть, пока его конь взбирался на холм, он прокричал Приору что-то, для остальных неразборчивое. И указал рукой на нахмурившееся черное небо. И, указав, все-таки упал с коня, не удержался.
Кое-кто из воинов, видевших его, засмеялся.
Груир вскочил на ноги и, прихрамывая, подбежал к Приору. Маг что-то горячо говорил преемнику марборнийского престола, а тот слушал с явной неохотой, всем своим нетерпеливо подергивающимся телом выражая желание пинком отлепить от себя мага — и отдать наконец последний приказ.
Тело архимага Гархаллокса, до этого недвижимое, вдруг хаотично задвигалось — какая-то сила распирала его изнутри, вздувая чудовищными буграми, удлиняя и сокращая члены — и тут же снова удлиняя их. Балахон архимага почти сразу же разлетелся в клочья. Рана на обнажившейся коричневой спине бескровно запульсировала, задергала пунцовыми краями, стала похожей на чавкающий беззубый рот.
По темному небу перекатывался туда-сюда, из края в край, гигантский свинцовый шар грома. Крохотные голубые молнии все еще вспыхивали — но реже и реже. И земля перестала дрожать.
Но какое-то напряжение чувствовалось в пространстве. Воздух, не колеблемый ветром, вблизи места проведения ритуала был плотен, с трудом лез в легкие… Он был натянут, словно тетива.
Большая часть приготовленных к закланию мальчиков вышла из транса. Они стояли внутри своих нарисованных на снегу фигур, не смея покинуть их, и дрожали от страха и холода.
Голое тело Гархаллокса, раздувшееся вдвое, замерло. Потом шевельнулось вновь и, опершись отвратительно узловатыми, непомерно длинными ручищами о землю, покрытую бурой кашицей из подтаявшего снега, крови и грязи, приподнялось и повернуло лицо к королеве и Каю.
Впрочем… лицом это было назвать трудно. Это была уродливая искореженная маска, в которой человеческие черты мешались с нечеловеческими… остро-кошачьими… узнаваемо-кошачьими…
— Полукровка! — ахнула королева. — Не Имеющий Имени…
— Теперь имя для этого существа не имеет значения, — сказал Кай, с интересом наблюдавший за метаморфозами убитого. — Перед нами Тварь, ваше величество… Тот, у кого не было имени, сделал свой выбор.
— Это действительно был не Гархаллокс… — проговорила Лития. — Но… как вы узнали, мастер Кай?
— Я был уверен только в том, что решивший провести этот ритуал ценою жизни тридцати трех человек — уже не Гархаллокс, — ответил рыцарь. — И никакой другой человек. А нечеловек, убивающий людей, это — Тварь.
Подняв меч, болотник шагнул к чудовищу. Полукровка конвульсивно задергался, словно пытался уползти. И, криво разинув безгубый, обнаживший мелкие острые зубы рот, заголосил:
— Ваше величество! Велите ему остановиться! Ваше величество! Нужно закончить ритуал!
Лития метнулась вперед и схватила Кая за руку. С тем же успехом она могла бы попытаться остановить ломовую лошадь. Тогда королева воскликнула:
— Я приказываю вам, мастер Кай… сэр Кай — стойте! Давайте выслушаем… это.
Болотник с неохотой повиновался. Но меча он не опустил.
— Тварь все равно должна быть уничтожена, — сказал рыцарь.
— Убьете меня — Дарбион обречен! — Голос Твари был неприятно резок, так мог говорить человек с жестяной гортанью. — Только я могу завершить ритуал и спасти город! И спасти все королевство!
— Но… но ведь ты — враг! — воскликнула королева, пораженная только что пришедшей в ее голову мыслью. — Ты тот самый тайный враг Гаэлона… Это правда?
— Не буду лгать… — проскрежетал полукровка. — Это так…
— Ты встал на сторону Высокого Народа?
— Мне ничего не оставалось другого, кроме как — рискнуть. И Высокий Народ, мой народ — принял меня. Я просто хотел выжить, ваше величество…
— Но почему ты затеял всю эту возню с ритуалом? Ты что — собирался обрушить силу четырех стихий не на войско марборнийцев, а на Дарбион?! Да! И сейчас ты лжешь, пытаясь завершить начатое!
— Нет! Ваше величество! Нет! — режуще завизжал полукровка, корчась на грязном снегу. — Я намеревался сокрушить войско Марборна!
— Ты лжешь!
— Тварь не лжет, — проговорил Кай. — Вспомните, ваше величество, истинная цель Высокого Народа — сократить численность людей на землях Шести Королевств. Поэтому не имеет никакого значения, на какую именно из противоборствующих сторон обрушится сила Карателя Вероломных. Обе стороны приговорены к уничтожению. Тварь действительно собиралась нанести удар силы четырех стихий по войску Марборна — но это, конечно, не может служить доказательством верности ее Гаэлону… Вы удовлетворили свое любопытство, ваше величество? Я должен уничтожить Тварь.
Один из юных магов заплакал. Бесшумно, быстро и тщательно стирая слезы — словно опасаясь, что, если кто-то их увидит, станет еще страшнее… еще чудовищней… еще непонятнее… Вслед за ним почти одновременно заплакали еще несколько мальчиков.
— Ваше величество! — снова скрипнула-скрежетнула Тварь. — Я закончу ритуал! Обещайте, что вы даруете мне жизнь, и я закончу ритуал. Я и так уже пострадал — посмотрите на меня, во что превратил меня клинок болотника! Я закончу ритуал! Большая часть вражеского войска погибнет, Дарбион будет спасен… Будут спасены жизни ваших подданных… Тысячи и тысячи жизней!
— А эти дети погибнут, — тихо, словно для самой себя, произнесла королева.
— Это плата за жизни ваших подданных, — сказала Тварь. — К сожалению, таков наш мир. Жертвы необходимы, чтобы чего-то достичь. Если вы думаете, что я не испытываю сожаления по поводу судьбы этих несчастных, вы ошибаетесь, ваше величество…
Лития гадливо вздрогнула:
— Ты уже говорил мне это.
— Ваше величество, — нахмурившись, сказал Кай. — Тянуть дальше нет смысла. Тварь должна быть уничтожена.
— Постойте, мастер Кай… — Глаза королевы вдруг вспыхнули. — Скажи мне, — обратилась она к уродливому существу на снегу. — Ты знаешь, как сделать так, чтобы при проведении ритуала дети остались невредимы?
Небо быстро светлело. И пространство стало чище… как-то свободнее, словно оно расширилось. Если молнии еще и сверкали, то их уже не было видно. Тяжкое глухое громыхание грома напоминало уже далекий, едва слышный гул.
— Какой же мне смысл, ваше величество, поступать так, как вы сказали? — низко проскрежетала Тварь. — Я ведь хочу жить. Именно поэтому я делаю все то, что делаю. Я хочу жить, — повторил Не Имеющий Имени. — А кто не хочет? Это естественно, ваше величество… Любое живое существо, и обладающее разумом и не обладающее таковым, стремится как можно дальше убежать от смерти. Неужели вы не понимаете меня, ваше величество? На стремлении жить построен весь мир. Мира не было бы, не обладай населяющие его существа инстинктом выживания… Можно наговорить много всяких… громко звенящих слов, но, когда в лицо вам дышит смерть, обнажается древнейшая из истин: выживают любой ценой.
Лития посмотрела на детей, которые слышали все. И отпустила руку болотника.
Кай шагнул вперед — к заверещавшей, сжавшейся в ком Твари. Коротко взмахнул изогнутым багровым клинком — и уродливая громадная башка, прокатившись немного, съежилась черным яблоком. Сжалось, превратившись в обгорелую куклу, и туловище Твари.
— Бегите в город, — сказал Кай мальчикам.
Прежде чем он успел договорить, мальчишки сорвались с места и припустили со всех ног. Молча, ничего не говоря и уже не плача. Путаясь в своих балахонах, падая и снова вскакивая.
— Что теперь будет? — провожая их взглядом, опустошенно проговорила королева. — Была надежда… Теперь и надежды не стало…
Болотник вложил меч в ножны, снял шлем, посмотрел в посветлевшее небо. И улыбнулся.
— Возвращайтесь в Дарбион, ваше величество, — сказал он. — А мы постараемся вразумить этих людей.
— Каких людей? — не поняла королева.
Кай подвел ее к коню, Лития не сопротивлялась. Лишившись надежды, она словно лишилась сил и воли.
— Ратников Марборна, — пояснил болотник. — Кого же еще?
Он подсадил Литию в седло, вложил в ее руки поводья и свистнул. Заржав, конь понес королеву к воротам Дарбиона.
Приор в последний раз взглянул в небо. Очистившееся, ясное зимнее небо. Раздраженно оттолкнул ногой Груира.
И, выхватив из ножен меч, крутанул его над головой — холодный солнечный луч сверкнул синей сталью.
Он проорал что было сил:
— Сыны великого Марборна! Вперед!
Катилась к стенам Дарбиона ощеренная сталью, как пеной, волна воинов, катилась угрожающе черная волна, постепенно расширяясь, как размыкающаяся пасть, стремящаяся стиснуть челюстями громаду города, сжать ее, чтобы захрустели стены, осыпая камни.
И отряд безоружных людей, двинувшийся от городских стен навстречу этой волне, походил на отважный маленький челнок. Черная волна поглотит его, этот челнок, погребет под собою — и, нимало не задержавшись, покатит дальше.
— Эт-то что за дерьмо? — скривился Приор, оторвавшись от окуляра подзорной трубы и передавая трубу сэру Гиошу.
Тот всмотрелся туда, куда смотрел Приор, и пожал плечами.
— Харан их разберет, этих гаэлонцев, — сказал он, возвращая трубу, — они, кажется, без оружия… И без доспехов… Пешие. Может, королева Лития выслала делегацию? Может, она намеревается просить у вашей милости пощады?
— Поздно опомнились, — хмыкнул Приор. — Пощады им… Да и непохоже, чтобы гаэлонцы вдруг решили сдать город. Ворота-то закрыты. И от стен поднимается черный дым — жгут костры под котлами со смолой.