ваши воскресенья и праздники… все они чужды нам. История ваших триумфов и поражений, ваши военные песни и боевые гимны, ваши герои и ваши подвиги, ваши национальные амбиции и стремления, все они являются чуждыми для нас. Границы ваших земель не могут ограничить наше движение, и ваши пограничные столкновения нас не касаются. Наше еврейское единство стоит вне и над границами вашей земли… Если кто бы то ни было называет иностранную, то есть нееврейскую, землю своей родиной, тот будет предателем еврейского народа… Лояльный еврей никогда не будет никем другим, как еврейским патриотом… Мы признаем национальное единство еврейской диаспоры, независимо от того, в какой стране она может проживать. Следовательно, никакие границы не могут удерживать нас в следовании нашей собственной еврейской политике».
Ваучер в испуге огляделся, лица остальных были суровыми и мрачными.
– Мы что, – сказал он нервно, – это всерьез? Я понимаю, на Израиль нужно оказать давление, чтобы взять и эту часть планеты под контроль… но нельзя же поднимать волну неприязни к евреям вообще!.. Господин президент, скажите!
Файтер помолчал, лицо несчастное, а когда заговорил, голос звучат надтреснуто:
– Если нельзя так… то как? Как можно?
Ваучер беспомощно развел руками:
– Не знаю.
– Решение нужно принимать, – напомнил Файтер.
– Но есть же специалисты…
– Кто? – спросил Файтер. – Мы и есть эти специалисты. Пусть мы никудышные специалисты, но остальные еще хуже. У каждого из нас куча советников, но они лишь рекомендуют, а решения принимаем мы. У вас тоже целый штаб работников. И что же?
Ваучер помотал головой:
– Я знаю только, что так нельзя!
– Как нельзя, знают все, – отрезал Файтер. – Только никто не знает, как надо. Но мы должны решить. Мы сейчас решаем уже не за Америку, а за все человечество. К сожалению, население Америки, как и всего мира, отождествляет евреев и Израиль. Как нам только что процитировали, это не случайно… Да, я понимаю, что большая часть евреев и не думает переселяться в Израиль, знаю и то, что в самом Израиле большинство населения вовсе не разделяет каннибальские воззрения ортодоксальных иудеев… но у вас есть другой способ вызвать одобрение жестокого давления на Израиль?
Ваучер сказал осторожно:
– Господин президент, Израиль, как я уже говорил, становится абсолютно светским государством! В прошлом году там состоялись всемирные слеты секс-меньшинств, в этом – учрежден Праздник Поедания Свинины! Да-да, представьте себе. Чему никак не могли воспрепятствовать немногочисленные ортодоксальные группы… Словом, еще несколько лет, и Израиль будет полностью размыт. Он перестанет быть Израилем, а станет всего лишь географическим местом с преобладающим населением из евреев, но и то… ненадолго.
Файтер вздохнул:
– Я все это знаю. Но Израиль не зря называют мировым центром хай-тека. Все наиболее современные технологии: компьютеры, электроника, телекоммуникации, медицина… да и вообще все-все – реализуется у них на таком уровне, какого не могут достичь ни Европа, ни, увы, США. Кого-то это раздражает, а нас должно тревожить.
– Меня тревожит, – честно признался госсекретарь. – Не хотелось бы, чтобы пейсатые имели к ним доступ. Однако уровень нанотехнологий пока что не настолько высок, чтобы угрожать нам…
– Кто знает, – ответил Файтер угрюмо, – кто знает. Они свои научно-исследовательские центры для нас не открывают. Чем-то, конечно, делятся, но кто знает, насколько продвинулись на самом деле?
Госсекретарь развел руками, пробормотал:
– Можно только надеяться, что они не перепрыгнут общие для всех фундаментальные законы.
– Не перепрыгнут, – согласился Файтер, – но вдруг обойдут?
Олмиц едко заметил:
– К примеру, в Тель-Авивском университете открылся факультет биотехнологии. То есть там биотехнологии учат уже студентов! У нас только-только яйцеголовые в крупных научно-исследовательских центрах почти наугад комбинируют гены, добиваясь прироста зерна или увеличения яйценосности, а там уже учат студентов, как делать это и многое-многое еще!.. Я бы сказал, что это радостный показатель, если бы… он касался всего человечества, а не крохотного государства, одержимого маниакальной идеей господства над всем миром!
Ваучер заметил:
– Но мы тоже господствуем.
– Мы – это все человечество, – отрезал Файтер. – Все, что есть в США, все открыто всему миру. А Израиль сам постоянно подчеркивает свое противопоставление остальным людям, называя их народами гоев! Мы над этой причудой лишь снисходительно улыбались, пока евреи были в рассеянии и пока Израиль был слаб, но теперь… кто знает, не планируют ли раввины Иерусалима истребить все человечество и заселить планету одними евреями, как им завещано в их чертовых талмудах?
Он чувствовал, что зол, заметили и другие, Ваучер взглянул растерянно, а Гартвиг одобрительно, даже в глазах госсекретаря промелькнула тень удовлетворения.
Олмиц спросил почти весело, явно стремясь разрядить напряжение:
– Вы ли это, господин президент?
Файтер перевел дыхание, но кровь стучит в виски, он ответил все так же жестко:
– Оба моих деда пали в боях за освобождение Германии от фашизма, а вы хотите, чтобы я закрыл глаза на фашизм в Израиле? Более того, на расизм?.. Никогда, никогда, никогда не перестану бороться против идеи, что кто-то выше другого всего лишь по крови, по рождению, по принадлежности к какой-то нации! Именно за это мы стерли с лица земли германский фашизм. Только за то, что в Германии считали немцев благородной расой, а остальных – нет. И что же, я должен смириться с тем, что подобное о себе заявляет Израиль?
Гартвиг сказал с двусмысленной улыбкой:
– Вообще-то первыми это сказали евреи. А когда немцы вздумали подхватить идею и примерить к себе, евреи тут же натравили на Германию весь мир… Мы, старшее поколение, хорошо помним то, что уже вытравили из мозгов юного поколения: Вторую мировую у нас, как и всюду, называли еврейской войной, войной за еврейские интересы…
Он умолк, лицо стало серьезным. Файтер вздохнул, оглядел собравшихся за столом. Все подтягиваются, серьезнеют, в глазах появляется что-то такое, что простой человек, воспитанный на газетных клише, не в состоянии и вообразить: просветленность, убежденность в необходимости бороться за правое дело.
Израиль, говорят их взгляды и лица, должен исчезнуть. И как государство, и как идея. Впервые совпали, казалось бы, несовместимые идеи: военные, политические, нравственные. С военной точки зрения не должен существовать на планете регион, скрытый от абсолютного контроля и тотальных проверок со стороны американских органов. Если раньше танковый завод по размерам был равен городу средней величины, то очень скоро боевые нанороботы будут производиться на мини-заводе размером с картонную коробку. Нужно успеть разоружить армии по всему миру, уничтожить все арсеналы, а все работы в научно-исследовательских центрах поставить под строжайший и постоянный контроль с постоянным наблюдением за руками работников через особые видеокамеры.
И наконец, доводы с нравственной стороны, которую, по расхожему мнению, политики не принимают во внимание. Это, конечно же, ложь, запущенная в обращение самими политиками, которым важнее, чтобы о них думали как о прожженных циниках, считающихся только с реалиями, такие, мол, не прогадают. На самом же деле в политику чаще всего идут как раз самые возвышенные романтики, не потерявшие надежды собственными усилиями сделать мир лучше и чище.
Этих политиков с самого начала возмущали расистские законы в Израиле, но приходилось молчать, трезво считаясь с обстановкой в мире, который контролируют евреи. Но мир меняется, и точно так, как наконец-то насытившийся мир вдруг начал заботиться о здоровье, чего из-за более важных дел простого выживания никогда не делал, так и народы, наконец-то добившись у себя свобод и достойной жизни, начали оглядываться по сторонам и стараться помочь жить достойно и другим.
И нет человека на планете, который согласился бы с тем, что евреи – богоизбранный народ, а вот он – говно, так как всего лишь немец, француз, араб, русский, поляк, турок или мексиканец. Ни один, даже самый спившийся бомж и алкаш, умирающий от передозировки, не согласится, что он говно от рождения, а гордо скажет, что и он бы мог стать величайшим ученым или человеком искусства, но вот родители, улица, семья, собутыльники…
И когда люди, уже сытые и благополучные, начали осматривать всю планету, большинство спотыкается об Израиль.
Глава 11
Появился дюжий сержант в форме морской пехоты, опустил на середину стола огромный поднос с множеством разнообразных бутербродов.
Ваучер уточнил быстро:
– А кофе нам дадут?
Сержант кивнул, Олмиц сказал очень серьезным голосом:
– В целях секретности заседания всему персоналу вырезали языки и прокололи уши.
Ваучер спросил испуганно:
– Правда, что ли?
Олмиц кивнул на невозмутимого Гартвига:
– Спросите у него, это его команда.
Ваучер повернулся к военному министру, тот развел руками:
– Государственная необходимость. Все ведь знают, насколько вы болтливы.
Ваучер смотрел по сторонам ошалело, Герц первым не выдержал и начал улыбаться, Ваучер с облегчением вздохнул и замахал руками:
– Что вы меня все обманываете? Нехорошо так поступать со старым человеком. У меня чуть сердце не выскочило!.. Мне двойной кофе. Без сахара.
– Но с молоком? – спросил Олмиц. – С вашим сердцем…
– Дотерпит до того дня, – заверил Ваучер, – когда железное смогут ставить с долговременной батарейкой, а не с той, что сейчас в продаже…
Сержант, улыбаясь одними глазами, принес гигантский кофейник и кувшин молока. Все принялись разливать каждый себе сам, тем самым подчеркивая сверхсекретность совещания, закрытость, как в высших эшелонах масонской ложи.
Олмиц, демонстрируя заботу о Ваучере, подлил ему молока в чашку, как только тот отвернулся, после чего Ваучер поднял возмущенный крик. Файтер посматривал на всех испытующе, стараясь не делать этого открыто. Чувствуется нервозность, то и дело слышатся неловкие смешки. Среди присутствующих есть евреи, но это, так сказать, эллинизированные евреи, которые стыдятся родства с расистскими элементами среди своего народа и больше других заинтересованы, чтобы их выкорчевать. Есть полукровки, а есть, как говорят, самые опасные: чистокровные неевреи, но женатые на еврейках. Это та пятая колонна, которой больше всего страшатся в любом государстве.