Раненый закашлялся, изо рта пошла кровь. Он выплюнул сгусток, сказал с усилием:
– Дурак. Тебе не понять… никогда. Мы ненавидим этих гадов, потому что… потому что они делают то, что должны делать мы… Это мы, русские, должны были нести миру свет… Это наша свеча должна была гореть!
Стивен переспросил:
– Какая свеча?
– Дурак, – прошептал раненый, – я ж говорил, тебе не понять… Это наш народ – богоносец… Но они гады… свои гады… а вы для нас, и русских, и жидов, – вообще марсиане… жукоглазые…
Кровь хлынула изо рта, он захрипел, дернулся и застыл. Напряженное тело медленно вытягивалось, застывало. Стивен стиснул челюсти, оглянулся на Криса. Он помог пленному сесть, тот медленно оглядывал чудовищные суставчатые фигуры в бронедоспехах, похожие на жутких сколопендр.
– Кто…
– Здесь спрашиваем мы, – ответил Стивен.
Он рассматривал пленного внимательно и без всякого почтения. Это Крис ликует, как же – настоящего генерала взял в плен, не знает, что в армии Израиля существует только один генерал – начальник Генерального штаба, других нет и быть не может, хотя в бытность начала создания армии Израиля в самом деле их было двое, Стивен спросил с явной насмешкой:
– Генерал?
Пленный, однако, не подумал раскалываться при таком пренебрежении, смерил его презрительным взглядом.
– Да.
– Тат-алуф?
– Да.
Дэн спросил всезнающего Криса:
– А что это?
– Уровень бригадного генерала, – объяснил Крис гордо.
– Ура! – воскликнул Дэн. – Теперь нам обеспечены медали конгресса!
Стивен повернулся к пленному:
– А какое ваше звание было до того, как вы стали тат-алуфом?
Тот помолчал, в темных, как маслины, глазах мелькнула ирония.
– На этот вопрос я отвечать отказываюсь.
– Спасибо, – ответил Стивен хмуро. – Томлинсон, уведите задержанного. Наверх, там его заберут те… кому он интересен. Не думаю, что у него звание выше самаля… это сержант, чтоб вы знали.
Пленного увели, Крис вытаращил глаза, смотрел то вслед пленнику, то на Стивена.
– Как?… Командир, почему?
– В армии Израиля есть звания, – объяснил Стивен с усмешкой, – для понта. Для хвастовства.
Крис совсем ошалел, проблеял:
– Как это?
– А так. Их так и называют – «представительские звания». Ну, скажем, когда штатского ставят представлять интересы армии перед прессой или дипломатами. Для важности ему дают высокое звание. Сам понимаешь, генерала слушают внимательнее, чем солдата или даже сержанта.
Стивен пробормотал с отвращением:
– Сумасшедшие. Так позорить воинские чины!.. А потом?
– Потом отбирают, – хладнокровно ответил Стивен. – Походил в павлиньих перьях – и хватит. Марш в сержанты.
– С ума сойти, – пробормотал Крис. Подумал, вдруг вздохнул мечтательно: – А вообще-то неплохо бы и у нас такое… Во всяком случае, в нашем отделении. Приехал бы я в отпуск полным генералом, весь наш район лег бы!.. И все бабы были бы моими.
Дэн сказал саркастически:
– А потом?
– Что потом?
– Больше домой хоть не показывайся?
Крис изумился:
– Это почему же?
– Да ведь все увидят, что ты все так же сержант…
Крис сказал великодушно:
– А пусть видят! Я скажу, что разжаловали. Мол, когда нас собрали, в смысле, собрали высших чинов, чтобы мы поучили президентов всяких стран, как обустроить мир и цивилизацию, я встал и сказал им всем, как надо… Вот меня и разжаловали! За правду.
Дэн покрутил головой, в глазах появилось уважение.
– Да, так твоими будут не только бабы, но и грузчики. Даже шоферы.
– А почему шоферы? – спросил Крис озадаченно. – Зачем мне шоферы?
– Ну…
– Нет, ты скажи!
– У них задницы толще.
Крис фыркнул:
– Тогда уж лучше менеджеры. У них тоже сидячая работа. Но задницы нежнее, нежнее…
Глава 11
В ожидании Дугласа он сел на лавку и закрыл глаза. Усталость нахлынула с такой силой, что едва не застонал от боли. Уже не молод бегать по развалинам, прислушиваясь к каждому шороху, нервы натянуты так, что скажи кто над ухом «гав» – порвутся…
Он провалился в короткий сон, десантники все обучены за пару минут вздрема восстанавливать силы, однако сразу же привиделся унылый однообразный мир, где по раскисшей от дождя глинистой дороге идут оборванные босоногие люди. Изможденные женщины несут на руках детей, мужчины толкают перед собой тележки с каким-то рваньем, которым любая помойка побрезгает. Стивен решил было, что где-то вооруженный этнический конфликт, беженцы идут в укрытия, но гулкий голос сверху сказал сурово, что войны здесь как раз нет, это не беженцы, таков мир есть и таким пребудет вовеки.
Стивен чувствовал страшную жуть и опустошенность, безнадежность, всю глубину которой можно ощутить только во сне, когда всякая критика отключена, из груди рвались рыдания, он захлебывался в слезах, и, когда проснулся, грудь все еще судорожно вздымалась.
Дэн сидит рядом и негромко говорит по внутренней связи, двое коммандос охраняют вход, Стивен вздрогнул, наткнувшись на прямой взгляд старика.
Тот уже очнулся, и, хотя на лице еще следы наркотического забвения, в глазах уже понимание, где он и что с ним.
Стивен буркнул:
– Здравствуйте, Исраэль Лейбович… Вот уж не думал, что встретимся? Неужели мир настолько тесен?
Старик чуть наклонил голову:
– Господь ничего не делает зря.
– И я на это надеюсь, – пробормотал Стивен. – Вы когда летели в Израиль, чувствовали, что здесь готовится?
– Старые люди многое чувствуют, – ответил старик со вздохом. – Только сделать мало что можем. Остается только уповать на Господа, который все сделает правильно.
Стивен сказал язвительно:
– Ну да, а как же!.. И, конечно же, именно на благо иудеев, а остальных пошлет в задницу. Вы же избранные! То сам Бог заговорил с Авраамом из огненного куста, то Моисей к нему поднимался на гору, где сам Бог вручил ему для вас десять заповедей…
Раввин смотрел почти с жалостью. Стивен наконец это уловил, спросил сердито:
– Что не так?
Раввин мягко улыбнулся, как улыбается мудрец опасному безумцу с работающей бензопилой в руках.
– Разве это важно? Ну почему все спорят, был ли полет Мухаммада на Бураке в действительности, слышал ли Авраам глас Господа, видел ли Мартин Лютер ангела?.. Важно ведь не то, были эти явления в действительности или не были…
– А что важно? – огрызнулся Стивен сердито.
– Важно то, – ответил раввин с терпением учителя, объясняющего азы арифметики самому тупому из учеников, – что из полета Мухаммада возник ислам, из видения Авраама – иудаизм, из глюков Лютера – лютеранство или современное протестантство, которое создало Америку. Они преобразили человеческую жизнь и общество, так что надо изучать то, что создали… а вы ломаете головы над чем?
Стивен смотрел ошалело, показалось вдруг, что это он, крутой и не ломавший голову над сложными вопросами коммандос, замшелый схоласт-книжник, что как червь роется в пыльных свитках ненужных книг, отыскивая какие-то погребенные значения, а этот старик – современный продвинутый деятель, что стоит у руля современного корабля…
Он потряс головой, отгоняя смутившие душу видения. А то еще и с ним получится, как с этими, у которых глюки стали реальностью, да еще такой, что все еще определяет судьбы человечества.
А старик, словно прочел его мысли, сказал вдруг:
– Никто не знает пути Всевышнего. Вы истый американец, потому уверены, что ваша линия жизни ясна и пряма. Но если на то будет воля Господа, даже вы свернете с пути, который вам кажется прямым и правильным, и встанете на трудную и тяжкую дорогу… ибо дорога к истине не бывает легкой.
Стивен сказал яростно:
– Я все понимаю… и признаю все ваши заслуги в деле прогресса, культуры и вообще цивилизации! Но какого хрена объявлять себя высшими существами?.. Почему? Разве нельзя было иначе?
Раввин кротко взглянул подслеповатыми глазами.
– Как? – спросил он печально. – Пробовали. Тайные общества жрецов, уединенные группы мудрецов, общины тянущихся к знаниям… Может быть, объявить один народ богоизбранным и заставить его доказывать это постоянно своим стремлением к истине, знаниям, законам – не лучший вариант, но кто предложил лучший? Мы принесли целый народ в жертву. Их за это ненавидит весь свет, зато они вывели мир из бесконечной тьмы античного мира…
Стивену неожиданно стало душно, велел Крису не сводить глаз с раввина, сам пошел к трубе. Скобы поскрипывают и шатаются, он пытался думать о том, чтобы не сорваться и не брякнуться с высоты: доспехи не дадут поцарапаться, но проклятую гравитацию никто не отменил еще…
Иудеи, мелькнула злая мысль, все время подчеркивают, что выжили не благодаря силе оружия, а силе связующих их идей. Нам, неевреям, абсолютно по фигу, выживут евреи или нет. Даже лучше, если передохнут, исчезнет постоянный раздражитель среди всех племен и народов: не зря же их не любят, не зря погромы и не зря их изгоняли из всех стран. И не по одному разу. Но тогда потеряем то важное, что евреи несут из глубины веков. Хуже того, никто другой даже не брался нести эту ношу.
Да, верно, не брался. Жили себе и жили. Века, тысячелетия. Когда Аменхотеп пытался внедрить идею единого незримого бога, его вообще свергли за такое кощунство, а евреи подхватили эту идею, приняли и начали развивать.
Он вывалился наверх, жадно хватая открытым ртом воздух. Сильные руки подхватили, он увидел встревоженные лица коммандос.
– Случилось что?
– Все в порядке, – прохрипел Стивен. – Как вертолет?
– Джон и Гонсалес… вон они затаились, ждут. А мне велено охранять вход в этот бункер. Передали, что вертолет уже вылетел.
– Подождем, – сказал Стивен.
Коммандос снова лег и полностью слился в окраске с руинами, Стивен перевел дыхание, а мысль уже пошла дальше, разматывая нить, что идеально было бы, если бы какая-то группа, большая или малая, это для задачи не так важно, взялась бы нести тот факел духовности, что несут евреи. Это сразу бы сняло все обвинения, которые бросают евреям. Увы, ни одна организация, ни один масонский орден, ни одна структура не выдерживает этого испытания.