Некоторые братские штуки оказались менее загадочными и куда более полезными.
В две тысячи шестнадцатом появились торпеды. Целых семнадцать штук. И все они каким-то образом принадлежали фирме с простеньким названием «Спецперевозки». Фирма была зарегистрирована в Нижнем Тагиле, дела свои вела открыто, но независимо.
Государство смотрело на торпеды неодобрительно и с завистью, но ничего не могло поделать. Братские подарки могли менять владельца только добровольно.
Франция, попытавшаяся национализировать виру за мальчика по имени Пьер, потеряла в результате остатки своего военно-морского флота и желание экспериментировать в этом направлении дальше.
Рафаил Исламов, владелец «Спецперевозок», иногда оказывал услуги родному государству. Торпеды приняли участие в нескольких операциях МЧС; по слухам, время от времени появлялись в горячих точках… И все.
Рафаил Джафарович не возражал передать России пару-тройку аппаратов в долгосрочную аренду, но цену сбрасывать не собирался. Так и сосуществовали. Когда за услугами обращались иностранцы, Исламов как добропорядочный гражданин официальные структуры информировал, дабы не навредить. Патриотизм господину Исламову был не чужд. Что бы там о нем ни кричали в Сети.
Вот и на этот раз, побеседовав с многоуважаемым Германом Николаевичем, Рафаил Джафарович поцокал сочувственно языком, покачал головой и согласился. Если надо, сказал господин Исламов, – значит, надо.
Что же я, не понимаю? Животное я, что ли?
Герман Николаевич этого риторического вопроса никак не прокомментировал, но просил, чтобы торпеды были готовы…
И получил горячие заверения в том, что торпеды непременно будут в нужное время в нужном месте. И перейдут в полное подчинение структур на сутки.
На двое, поправил его Герман Николаевич.
Конечно, на двое, Исламов так и хотел сказать. На двое суток.
Исламов жил в демократическом государстве, имел гарантию от Братьев, но был Исламов человеком разумным.
Начальник гарнизона Территориальных войск тоже был человеком разумным. Жалованье он получал от Брюсселя, но жил-то в России. А если бы и не в ней а, скажем, в Испании – что изменилось бы?
Полковник Андрей Викторович Жадан помнил, что был русским. Он даже помнил, что был когда-то советским. У полковника Андрея Викторовича Жадана была хорошая память, несмотря на его пятьдесят пять лет.
Полковник помнил Встречу и не мог забыть, что из его выпуска военного училища ракетных войск и артиллерии в живых остались трое.
Он сам, пребывавший во время Встречи в отпуске и не сумевший вовремя прибыть в часть, Витек Синицын, загремевший в отставку еще в девяносто первом, и Серега Мациевич, служивший на Дальнем Востоке, сумевший дать два – целых два – залпа своими «тайфунами» по месту приземления корабля и уцелевший в последовавшей мясорубке.
Пройдя контроль и массу тестов, убедив всех, в том числе и себя самого, в своей лояльности к Братьям, Сближению и Сосуществованию, отслужив в Тервойсках семь лет, не вызвав ни малейшего сомнения даже у своего гарнизонного комиссара от Консультационного Совета, подозрительного Иржи Ковача, полковник Жадан неоднократно ловил себя на том, что прикидывает, какие у него есть шансы успеть развернуть установки и накрыть вверенную его защите Территорию.
И будь что будет!
А тут ему предложили дело практически законное. Был риск, но вот о нем полковник Жадан предпочитал не помнить. На то он и военный.
Военным вообще немного проще, чем людям, в вертикаль власти не входящим. Военному всегда скажут, что нужно делать, напомнят, как нужно делать и где следует действовать строго по уставу, а где – проявляя смекалку и инициативу.
Гриф не был военным.
Сейчас не был. В две тысячи седьмом – был. Почти год. И даже успел заработать сержантские лычки и сделать самую большую глупость в своей жизни.
Родители считали Грифа упрямым. Учителя считали Грифа упрямым. Он сам считал себя упрямым. Но никто, даже он сам, не мог себе представить, каким упрямым Гриф оказался на самом деле.
Пожилой оператор упомянул Севастополь. Бывают такие совпадения. Бывают. В другое время Гриф стал бы расспрашивать, и наверняка всплыли бы в беседе и общие знакомые, и общие воспоминания. Из Севастополя смогли вывезти двадцать четыре человека.
Странное совпадение – их вывез МИ-24. «Двадцать четвертый» принял на борт двадцать четыре человека. Лежал плотный туман, смешанный с дымом; по камням, лицам людей, борту вертолета стекали капли воды. Вертолет оторвался от земли в ста метрах от мемориала на Сапун-горе и ушел к морю, держась как можно ближе к поверхности.
А Гриф… Гриф отчего-то решил, что нужно остаться. Его даже окликнули несколько раз от вертолета, обнаружив, что морпеха рядом нет. Вот этот оператор, возможно, и заметил. Гриф подтащил к вертушке носилки, поставил на раскисшую землю и ушел к стоявшим в шеренгу танкам Второй мировой…
Его окликнули. Не кричали, нет, чей-то хриплый голос негромко произнес:
– Сержант!
Вертолет двигатель не выключал, лопасти продолжали перемешивать грязные лохмотья тумана, голос был почти не слышен.
– Мы не можем ждать, – сказал кто-то, и было непонятно, извиняется он перед пропавшим сержантом ии объясняет кому-то из пассажиров.
Да никто и не мог возражать и требовать. Чудо, что вертолет вообще прилетел. Лето в Севастополе жаркое, но в то утро им несказанно повезло. Повезло всем двадцати четырем.
Двадцатилетний младший сержант морской пехоты сидел возле гусениц старой мемориальной самоходки и слушал, как стихает рокот вертолетного двигателя.
Хотелось кричать, бить себя по лицу. Но Гриф был упрямым. Очень упрямым. Он сидел еще десять минут. Потом встал, поднял с земли автомат и пошел к городу. Даже поехал, на велосипеде.
Велосипед в вертолет не забрали, оставили прислоненным к дереву.
Туман продержался еще четыре часа. Гриф успел.
Потом уже он неоднократно думал: зачем все это было нужно? Кому и что он тогда доказывал? И не мог найти ответ. И продолжал его искать. Упрямо, как это мог только Гриф.
А сейчас упрямства не хватало. Сейчас нужно было что-то решать, решать быстро. У него просто не было времени на ошибку. Не было.
Всем кажется, что времени полно. Что времени хоть отбавляй. Даже капитан, кажется, так думает. А времени, похоже, совсем нет.
Счет идет уже не на недели и месяцы. Все так спрессовалось, закрутилось в пружину! События следуют одно за другим, подталкивая друг друга, увлекая за собой.
Гриф лег на кровать не раздеваясь.
За ним следят. Сканер похож на противопожарную сигнализацию, но только похож. Сканеров на потолке три. Кто-то в этот момент может внимательно изучать кадр, следить за каждым вздохом, за каждым движением Грифа. На здоровье. Мыслей пока читать не научились.
Гриф поднял руку к изголовью, чтобы включить бра, но спохватился, встал с постели. Попытался отодвинуть кровать от стены. Не получилось.
Отлично. Молодцы.
В детстве Гриф читал о Шерлоке Холмсе. В «Пестрой ленте» тоже была кровать, привинченная к полу. Дырки в стене тут нет, и вряд ли змея выползет из соседней комнаты…
Змея не выползет.
Гриф снял с кровати постель вместе с матрацем, положил на пол, подальше от стены. Лег.
Подушка была низкая, а лежать на спине Гриф не любил. Повернулся на левый бок, положил руку под голову.
Кто-то очень хотел забрать зародыши с Территории. Гриф вообще не предполагал, что когда-нибудь сможет увидеть столько зародышей сразу. Можно было все сделать по-другому. Можно было снять «верблюдов» сразу возле Внешней границы, но, похоже, все должно было выглядеть как обычно.
Обыкновенный бросок через Границы и отрыв. Их встречал Гриф, задерживал и вызывал…
Черт!
Гриф сел на постели. Вызывал!
Тут начинаются проблемы. Что значит «вызывал»? Это значит, что прибывшие ребята из Вспомогательной службы приняли бы у него, свободного агента, два с лишним центнера зародышей, отстегнув прямо на месте его законные десять процентов?
Не смешно.
Откуда взялись бойцы Кота? Они ведь ждали… Кого? Не Грифа же они ждали, в конце концов. Гриф не собирался путешествовать пешком в сопровождении трех закованных «верблюдов».
Заказ вообще пришел очень быстро, как-то суетливо. Ринат вышел на Грифа вне графика связи, нужно было послать его подальше вместе с заказом, но… Не было Ничего стремного в заказе. Не было, хоть ты тресни.
Это уже задним числом мерещится злой умысел в каждой мелочи. Зловещие знаки.
А так… Что может быть рутинней и проще. Перехватить, задержать, изъять и поделить.
Ринат назвал заказчика. Ринат думал, что называет заказчика, но назвал… Блин. Вот тогда нужно было все бросать. Тогда. Но уже было нельзя. Груз, как волшебный гусь, прилип к рукам, и сбросить его было уже не в силах Грифа.
Выбросить? Кто поверит, что такое можно выбросить? Там, на поляне, если бы не «коты», срисовавшие Грифа… Если бы никто не появился на выстрелы, можно было бы еще все оставить и уйти.
Он бы смог, честное слово. Оставить тюки возле убитых – и уйти. Он бы не стал даже вызывать транспорт, просто исчез бы – и все. Заскочил бы к Ринату, предупредил, уничтожил бы его дом вместе с сенсорами, детекторами, записями и отпечатками пальцев, как сделал это потом, когда уже можно было бы особо и не скрываться.
Пока все выстраивается..
Кто-то нанимает «верблюдов». Ставит перед ними задачу. И отправляет на перехват Грифа. Один из «верблюдов» начинает пальбу, второй – подхватывает, им кажется, что они имеют шанс уработать дурака.
Если честно – имели шанс? Честно? Ты бы стрелял в ответ?
Стрелял бы. Быстров опередил его всего на секунду. Гриф не хотел зацепить тюки с грузом. В тюках могло быть что угодно. Гриф ждал, когда «верблюды» уйдут с линии.
У них не было шансов. Понял? Не было.
Нужно успокоиться. Лечь и попытаться уснуть. Ибо завтра небольшой спектакль в Клинике перейдет в свою следующую фазу. Либо главврач-таки появится, бумаги будут оформлены и изумленного Грифа просто отпустят на все четыре стороны, либо Грифу объяснят его дальнейшие перспективы. Либо так, либо эдак.