— А что это были за бисквиты? — спросила Маделайн.
— Приправленные дерьмом! — сердито бросила Джулия и тут же захихикала так, что накренилась вбок.
Маделайн отодвинулась от нее подальше и напряженно улыбнулась.
— Да почему ты решила, что их именно она принесла? — спросила она у Элен.
Джулия, не успевшая выпрямиться, поинтересовалась:
— Они были с шоколадом?
— Сухие новозеландские бисквиты, и я знаю, что их оставила она, потому что там была записка, — пояснила Элен. — В ней было сказано: «Я испекла это сама, сегодня, и подумала, тебе они могут понравиться. С любовью, Саския».
— Ох, это уж слишком, просто в дрожь бросает! — Маделайн содрогнулась от отвращения, как бы показывая, что уж в ее-то вполне обычной жизни ничего такого произойти не может.
— Вообще-то, дело обстоит еще хуже.
— Как это? — Джулия наконец села прямо.
Элен успела рассказать ей лишь половину истории до того, как пришла Маделайн.
— Я думаю, она их пекла на моей кухне.
— Что?!! О. Боже. Мой, — медленно и с расстановкой выговорила Джулия.
— С чего ты так решила? — спокойно спросила Маделайн, потому что драматическую роль уже взяла на себя Джулия.
— На кухне пахло свежей выпечкой.
Она тогда стояла на кухне после всего этого странного и ужасного дня в горах, вдыхая отчетливые ароматы золотистого сиропа и коричневого сахара, и ее сердце бешено колотилось, потому что она слишком ярко вспомнила, как приходила сюда, когда еще была жива ее бабушка. Та постоянно пекла сухие новозеландские бисквиты. Саския приготовила их почти так же хорошо, как бабуля. А может, и лучше. Они получились более хрустящими.
— Тебе могло просто показаться, — сказала Джулия.
— А может, и нет, — возразила Маделайн. — Во время беременности обоняние очень обостряется. Когда я вынашивала Изабеллу, то однажды почуяла…
— Но там не было никаких крошек, беспорядка? — перебила ее Джулия. — Каких-то еще признаков? Ну, вещи не на своих местах в шкафу?
— Как раз наоборот, — ответила Элен. — Моя плита была даже слишком чистой. Думаю, она ее помыла после того, как закончила готовить.
— Да зачем ей было забираться в твою кухню и кулинарить там? — задумчиво произнесла Джулия. — Что хотела этим сказать сумасшедшая? Какое она пыталась передать тебе послание?
— Ненавижу готовить в чужих кухнях, — заявила Маделайн. — Я никогда не могу там найти то, что мне нужно.
Джулия медленно моргнула, уставившись на Маделайн, а потом снова повернулась к Элен:
— А как отреагировал Патрик?
— Я ничего ему не рассказала, — призналась Элен. — Когда мы вернулись с гор, он отправился прямиком к себе на работу — едва забросил домой нас с Джеком. Да и нет смысла ему сообщать. Он только еще сильнее расстроится.
Она не стала делиться с подругами тем, что они с Патриком не разговаривали к тому времени, когда вернулись из поездки.
— А Джеку ты что сказала? — спросила Джулия.
— Что печенье оставила одна моя подруга. Да ему это и не было интересно.
— Ты ведь не позволила Джеку их есть? — спросила Маделайн.
— Разумеется, нет. Я подумала, что лучше не надо. Я отвлекла его шоколадными бисквитами. Мы их ели, пока он делал домашнее задание.
— Бисквиты перед ужином! — пробормотала Маделайн.
— Сама-то ты их ела! Да тебе вообще не нужно было до них дотрагиваться! — воскликнула Джулия. — Они же могли быть отравлены!
— Не говоря уж об опасности для твоего ребенка, — добавила Маделайн.
Теперь подруги явно пришли к полному согласию, и у обеих возникло на лицах серьезное и обеспокоенное выражение.
— Да, верно, — кивнула Элен. — Но я даже не подумала об этом. К тому же бисквиты так аппетитно пахли.
Вот ведь ирония. Да, Элен была расстроена и смущена, увидев эти бисквиты, но потом, когда вытащила один из пакета, ей вдруг показалось, что это именно то, что ей нужно для улучшения настроения. И бисквит оказался просто замечательным, и Элен съела еще один.
Поедание бисквитов заглушило потрясение. И только когда Элен съела уже три подряд, ей наконец пришло в голову, что они могут быть отравлены. Потому остаток вечера она глубоко дышала, стараясь, чтобы это было незаметно, и искала в «Гугле» ответ на вопросы вроде: «Когда может проявиться действие яда?»
— Ты с самого начала уж чересчур легкомысленно относилась ко всей этой истории, — заговорила Джулия, одновременно стараясь привлечь внимание официанта, находившегося в другом конце зала. — Эта женщина пришла в твой дом. Она нарушила твое частное пространство. Почему ты не испугалась? И почему этот официант делает вид, что не замечает меня? О нет, ты меня заметишь, ты заметишь!
— Не знаю, — ответила Элен. — Вообще-то, я немножко испугалась.
После происшествия с бисквитами она как будто слегка задыхалась, словно слишком поздно наткнулась на нечто очень важное. В предыдущую ночь она проснулась перед самым рассветом с отчетливой мыслью: «Должно случиться что-то очень плохое». Саския просто не остановится, пока что-нибудь не случится. Но что именно? Что должно произойти?
Ей казалось, дело уже совсем не в Саскии и Патрике. Дело в Саскии и в ней, Элен. Это была схватка двух женщин. И если только ей удастся понять, что именно нужно сделать или что именно необходимо сказать, возможно, она сумеет со всем этим покончить.
Но что сказать? Что сделать? Что? Это напоминало то бесконечно долгое мгновение, когда вы сшибаете что-то со стола и вместо того, чтобы поймать это в воздухе, застываете с протянутой рукой, а когда оно разбивается, вы думаете: «Я же могла остановить это в самом начале!»
— Но ты должна была ужасно перепугаться, — строго произнесла Маделайн. — Ты должна постоянно бояться!
— Большое спасибо, — откликнулась Элен. — Это чрезвычайно утешает.
— Вот чего я совершенно не понимаю, так это того, почему ты не хочешь привлечь полицию, — сказала Джулия. — Ты должна получить запретительный ордер, а потом, как только она нарушит предписание, звонить копам, и — опа! — она уже в наручниках. Проблема решена.
— Патрик однажды обращался в полицию, — ответила Элен. — И постоянно твердит, что нужно снова это сделать, а потом как будто забывает. И еще, не думаю, что это так просто, как ты описываешь.
— Я слыхала, что запретительные ордера совершенно бесполезны, — согласилась Маделайн.
— Значит, сама иди в полицию! — приказала Джулия, тыча пальцем в Элен и не обращая внимания на Маделайн.
Был один момент, когда Элен держала бабушкины кухонные рукавицы, думая о том, что Саския, скорее всего, пользовалась ими, совала свои руки в их мягкое нутро, чтобы защититься от жара. Тогда Элен вдруг наполнилась настоящей яростью из-за бесконечной наглости этой женщины. Она решительно направилась к телефону, чтобы позвонить в полицию, но потом остановилась, не успев даже снять трубку. А как она все это докажет? Запах в воздухе, офицер, вы разве не чувствуете, что здесь что-то пекли? И вы только посмотрите, какой чистой стала моя плита! Я никогда не доводила ее до такого состояния! Да, Элен выглядела бы полной дурой.
И, кроме того, это дело Патрика, а он по каким-то причинам до сих пор не был готов к тому, чтобы впутывать в дело полицию.
— Она никогда не выказывает никакой склонности к насилию, — неуверенно пробормотала Элен.
— Это лишь пока, — возразила Маделайн.
— Ты ведь осознаешь, что она наверняка явится на вашу свадьбу? — сказала Джулия. — Когда священник скажет: «Если кому-то из присутствующих известна причина, по которой эти двое не могут быть соединены брачными узами…», она выскочит и закричит: «Я, я знаю!»
— Не думаю, что они и теперь произносят эту часть ритуала, — сказала Элен.
Но Джулия почти закричала:
— Она помчится по проходу к алтарю и будет кричать: «Я, я причина!»
— Она и пистолет может прихватить, — добавила Маделайн.
— Тебе придется надеть бронежилет под свадебное платье, — решила Джулия.
— Пожалуй, я не стану брать с собой детей, — задумчиво пробормотала Маделайн.
— Ммм… — промычала Элен.
Именно поэтому они с Патриком недалеко ушли в обсуждении свадебных планов. Каждый раз, когда об этом заходила речь, разговор неизбежно возвращался к Саскии.
— Даже если мы отправимся куда-нибудь за море, она, скорее всего, нас выследит, — обычно говорил Патрик.
И он явно испытал облегчение, когда Элен предположила, что, возможно, им лучше просто подождать, пока не родится ребенок, даже если его мать очень обеспокоится из-за того, что дитя может родиться вне брака.
Да и в любом случае тошнота не позволяла Элен по-настоящему ощутить себя невестой.
— Ты должна ее ненавидеть, — сказала Маделайн. — Я уже ее ненавижу из-за тебя. Ты не можешь даже подготовить собственную свадьбу!
— У меня нет к ней ненависти, — ответила Элен. — Если по правде, то нет. Мне даже хотелось бы с ней поговорить.
— О да, прекрасная идея, ты еще пригласи свою преследовательницу на кофе! — буквально заржала Джулия.
— Ты ей позвони прямо сейчас и позови с нами в кино, — фыркнула Маделайн, неловко усмехнувшись Джулии.
Та же снова захохотала — сильнее, чем то было необходимо. Их явно сблизила глупость Элен.
— Я могла бы ей как-нибудь позвонить, — задумчиво сказала Элен. Она болтала соломинкой в бокале с минеральной водой и смотрела на пузырьки. — Просто могла бы.
С того самого воскресенья я непрерывно думала о мужчине, приходившем к Элен.
— Элен О’Фаррел? — спросил он, когда я открыла дверь, и вроде как решил броситься на меня.
Я отступила назад, оставив закрытой решетчатую дверь.
— Нет, — ответила я. — Ее нет дома.
— Ладно, а вы кто?
Мужчина говорил тоном человека, который требует самого лучшего обслуживания — и получает его. Он напомнил мне застройщиков, с которыми мне приходилось иметь дело по работе. Эти мужчины весьма уверены в том месте, которое они занимают в мире.
— Ладно, а вы кто? — довольно высокомерно бросила я, что, конечно, забавно, если учесть, что у меня не было никаких прав находиться в этом доме.