— Я действительно думаю, она уже дошла до предела… — начала Элен.
— Ох, милая бедняжка! — перебил ее Патрик.
Элен замолчала. Он имел право на сарказм.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, потом Патрик отвел взгляд и покачал головой. И тяжело вздохнул:
— Предполагается, что ты должна быть на моей стороне.
— Так и есть! — мгновенно откликнулась Элен.
— Но у меня такое чувство, будто ты защищаешь ее.
— Это… это глупо!
— Если бы какой-нибудь твой бывший приятель начал гоняться за тобой так же, как Саския гоняется за мной, я бы не стал колебаться. Я бы тут же расшиб ему башку.
— Ты хочешь сказать, что я должна поколотить Саскию? — спросила Элен, понимая, что говорит ерунду, но чувствуя необходимость расставить все по своим местам.
— Конечно нет! — устало произнес Патрик.
Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
В глубине головы Элен что-то начало мерно постукивать. И вдруг ужасно зачесалось запястье.
Чувство вины. Вот что она ощущала, потому что отчасти Патрик был прав. Элен гораздо сильнее старалась понять, каково это — оказаться на месте Саскии, и ни разу не попыталась понять, каково быть на месте Патрика. И наиболее мудрым в данной ситуации было бы просто промолчать, а не делать попыток оправдаться и, уж конечно, прекратить равнять себя с Саскией.
— Ты именно о ней сейчас думаешь? — однако спросила Элен.
— Что? — Патрик открыл глаза.
— Ты думаешь о Колин?
— Да о чем ты говоришь? Почему я должен думать о Колин? Какое она имеет отношение ко всему этому?
Патрик явно был сбит с толку.
Это было уж слишком. Элен напрочь забыла о своем добродетельном решении, принятом в машине. Да, отчасти ей хотелось повернуть время вспять и не задавать этот вопрос. Но с другой стороны, ее основное глубинное, инстинктивное «я» желало, чтобы все, все до последней точки, было раскрыто.
— Прошлой ночью ты сказал, что иногда смотришь на меня, вспоминаешь Колин и думаешь, что это не то же самое и что ты никогда не полюбишь никого так, как любил Колин.
— Я это сказал? — удивился Патрик. Потом помолчал немного. — Я никогда такого не говорил!
— Ты был в гипнотическом трансе, — вынуждена была признать Элен.
А ведь он не сказал, что это не так.
— То есть я вроде как говорил во сне, — медленно произнес Патрик.
— Вроде того, — кивнула Элен. — Ты находился в промежуточном состоянии между сном и бодрствованием.
— Значит, когда мы устраиваем эти сеансы расслабления, ты меня расспрашиваешь о всяком-разном? — спросил Патрик. — Ты расспрашиваешь меня о Колин? Ты для этого устраиваешь сеансы? Чтобы можно было забраться в мою голову?
— Конечно нет! — возразила Элен.
Зазвонил телефон. Элен подумала, не воспользоваться ли этим для того, чтобы избежать разговора, который явно пошел в неправильную сторону.
Она посмотрела вниз и увидела, что так сильно расчесала запястье, что на коже выступили крохотные капельки крови.
— Пусть оставят сообщение, — сказал Патрик.
И они просто сидели и смотрели друг на друга, а телефон все звонил и звонил.
Из-за морфина все как будто перепуталось. Потолок стал текучим и принялся кружиться, белое одеяло подернулось рябью, как вода.
Когда я закрыла глаза, чтобы не видеть расплывающуюся комнату, передо мной помчались картины моей жизни, как игральные карты, которые кто-то стремительно выкладывал одну на другую.
Патрик ждет меня перед кинотеатром, он глубоко задумался и выглядит таким печальным. И вдруг его лицо меняется, светится, потому что он видит меня. Моя мать, когда у нее были еще светлые волосы, везет меня домой из школы, смотрит на дорогу перед собой и смеется над тем, что я сказала. Дети, которые переехали в соседнюю квартиру, смотрят на меня снизу вверх доверчивыми, чистыми глазами. Ланс, с которым я работаю, стоит в моем кабинете и пылко навязывает мне диск со своим любимым сериалом «Предупреждение».
Вдруг я вспомнила, что у меня ведь есть работа и что мне, наверное, следует сообщить, что какое-то время я там не появлюсь.
Я позвонила туда с телефона, стоявшего возле моей кровати. Ответила Нина, и когда зазвучал ее знакомый бодрый голос, меня охватило ужасом, будто мне снился кошмар и я входила в контору голышом. Игра закончилась. Теперь они узнают всю правду.
— Нина, это Саския, — услышала я собственный голос.
— Привет, Саския! Я и не знала, что тебя сегодня нет. Слушай, я хотела тебя спросить насчет…
— Нина, — перебила ее я.
Я чувствовала себя так, словно шла под водой. И крепче сжала телефонную трубку.
Должно быть, я слишком долго молчала, потому что Нина проговорила:
— Эй, Саския?..
— Я дошла до предела, — произнесла я.
— Прости, не поняла?
— Не знаю, что и сказать, — начал Патрик. Глаза у него стали тусклыми, безжизненными. — Моя голова слишком забита тем, что случилось ночью. Я совершенно не помню, чтобы такое говорил, ну, насчет Колин.
— Мне не следовало об этом упоминать.
Элен была жутко разочарована в себе. Где-то в доме зазвонил ее мобильник.
— Можем мы поговорить об этом позже? — спросил Патрик. — Я хочу съездить в полицейский участок, пока Джек спит, и подать заявление.
— Конечно, — кивнула Элен. — Но давай лучше просто забудем, что я…
— Нет, мы не станем этого забывать, — сказал Патрик. — Мы все обсудим позже. — Он улыбнулся Элен, и неожиданность этой улыбки едва не заставила ее заплакать. — Обещаю, мы обсудим все до конца попозже и во всем разберемся.
— Хорошо.
Снова зазвонил телефон в кабинете Элен.
— Похоже, кому-то просто необходимо поговорить с тобой, — сказал Патрик.
— Да, — согласилась она, и тут ее словно холодным душем обдало. — О боже, я же забыла… Я совершенно забыла!
— О чем?
Элен посмотрела на настенные часы над головой Патрика, и ей захотелось, чтобы стрелки побежали в обратную сторону. Была половина третьего дня.
— О той журналистке! Я должна была встретиться с ней в кафе в одиннадцать утра!
Элен представила, как журналистка сидит в кафе, снова и снова поглядывая на наручные часы и нервно барабаня пальцами по столу. Она и без того уже была весьма дурно настроена в отношении Элен. А теперь будет думать, что та намеренно не явилась на встречу. И обязательно решит, что Элен есть что скрывать.
— Договорись заново. Объясни ей, что у нас произошел несчастный случай. Ты в этом не виновата.
— Конечно, — пробормотала Элен.
Безусловно, предложение Патрика было абсолютно логичным, но Элен уже знала, что все обернется настоящей катастрофой, и, когда прослушала сообщения, оставленные утром на ее рабочем и мобильном телефонах, убедилась в своей правоте.
— Я вас жду в кафе, которое вы сами выбрали, — сказала Лиза с легким ударением на слове «вы», а слово «кафе» она произнесла так, что Элен почувствовала себя еще более виноватой. — Я подаю свою статью сегодня днем, так что если ничего от вас не услышу в ближайшее время, то предположу, что у вас нет никаких комментариев и что вы совершенно не заинтересованы в том, чтобы как-то объяснить высказывания ваших бывших клиентов.
Как только Элен выключила автоответчик, телефон тут же снова зазвонил и она схватила трубку, отчаянно надеясь получить шанс на искупление. Но это была ее мать.
— Я тебе звоню все утро! — обвиняющим тоном сообщила Анна. — Мне просто необходимо поговорить с тобой!
— Я сейчас не могу разговаривать, — сказала Элен. — Позвоню тебе позже.
Телефон снова задребезжал. Теперь это была Джулия, и голос у нее был низким и хрипловатым.
— Угадай, кто только что выбрался из моей постели!
— Я не могу сейчас разговаривать, — повторила Элен. Это уже становилось похожим на какую-то дурную комедию. — Извини.
Она в очередной раз повесила трубку.
— Дыши, — сказал Патрик, стоявший в дверях ее кабинета.
— Заткнись!
Она набрала номер мобильника журналистки. Телефон сразу переключился на голосовую почту. Элен старалась скрыть панику, не дать ей прорваться наружу, пока она наговаривала сообщение.
— С моим приемным сыном произошло несчастье, — сказала она. — Все это время я была в госпитале.
И все-таки ее голос звучал не слишком естественно. Словно Элен говорила с натугой и пыталась кого-то обмануть. Да ей и самой чудилось, что она лжет, потому что до этого момента она ни разу не называла Джека приемным сыном и далеко не все это время провела в госпитале с ним. Она разговаривала с Саскией.
Патрик, глядя на нее, изобразил глубокое дыхание. Элен махнула рукой, предлагая ему убраться.
Чувство вины, охватившее Элен, было явно преувеличенным: она ведь никого не убивала. И она совсем ничего плохого не сделала, просто забыла о встрече.
Закончив сообщение — «Мне бы по-прежнему очень хотелось поговорить с вами!» — вот только «очень хотелось» прозвучало как в телерекламе, — Элен сразу услышала звонок у входной двери.
Патрик спустился вниз, чтобы открыть, и сердце Элен упало, когда она узнала голос пришедшей клиентки. Это была Мэри-Бет, как всегда опоздавшая на сеанс в половине третьего.
Мэри-Бет определенно заслуживала отдельного абзаца в статье про работу Элен. Та журналистка могла бы подсчитать, сколько денег потратила Мэри-Бет за последние месяцы, ни на шаг не продвинувшись вперед. И еще она могла бы упомянуть, сколько Элен потратила на те ботинки, которые надела лишь однажды.
«Я плохой человек, — подумала Элен. — Плохой, очень плохой человек».
Он никогда не полюбит меня так, как любил Колин.
И в конце концов уйдет от меня, и я стану матерью-одиночкой, как моя мама.
Да еще и безработной.
А через каких-нибудь пять лет мне исполнится сорок. Сорок!
— Мэри-Бет! — позвала Элен, преисполнившись решимости.
Она быстро спустилась вниз, как раз в тот момент, когда Патрик уже приглашал ее клиентку войти.