И все каким-то образом трансформировалось в решение Тэмми пожить в моем таунхаусе, пока я лежу в госпитале. Раз уж Тэмми возвращалась в Сидней, ей бы пришлось временно пожить у сестры, а та просто доводила ее до сумасшествия. Потому и предложение остановиться пока у меня выглядело совершенно естественным и очевидным. Подруга намеревалась забрать мою одежду и завтра привезти другую, чтобы мне было что надеть после операции на лодыжке.
Я пыталась угадать, что она подумает о моем доме. Никаких книг или картин, никаких фотографий на холодильнике. Если бы я знала, что она приедет, то постаралась бы создать некую видимость, а так… Наверняка на кухонном столе до сих пор стоит початая бутылка вина и лежат таблетки болеутоляющего. А кроме этого, она ничего не увидит, все горизонтальные поверхности пусты и чрезвычайно, пугающе чисты. Холодильник и кладовка набиты исключительно необходимыми продуктами: молоко, хлеб, масло. Никаких печений или пирожных, вообще никаких излишеств.
Тэмми наверняка поймет, как я изменилась, обратит на это внимание. Когда я жила с Патриком, она частенько забегала ко мне и поддразнивала из-за моей домовитости: в вазах обязательно стояли свежие цветы, в жестяной банке всегда лежали испеченные мной бисквиты. А теперь мой дом выглядит так, словно принадлежит какому-нибудь одержимому порядком холостяку или серийному убийце.
После ужина — на листке, лежавшем на подносе, сообщалось, что это «легкая» еда, но это был мой самый плотный ужин за много месяцев; вечером я обычно съедала только чашку кукурузных хлопьев — я откинулась на подушку и стала вслушиваться в звуки жизни госпиталя: в коридоре звучали быстрые шаги, позвякивали мензурки с лекарствами на тележках медсестер, отдаленные голоса то становились громче, то затихали.
Большинство людей почувствовали бы себя одинокими, внезапно очутившись в больничной палате, но только не я. Шум в коридоре казался мне странно успокоительным. Это место подходило мне идеально. Тихий приют для больных, грустных, надломленных людей вроде меня.
Боль накатила снова, и я, как хорошо тренированная крыса, автоматически нажала кнопку, чтобы получить еще одну порцию морфина.
И как обычно, принялась гадать, чем могут заниматься в этот момент Патрик, Элен и Джек, и сильно ли болит рука у Джека, и заявил ли Патрик на меня в полицию. Но от морфина я стала ленивой. И мысли расплывались. На самом деле мне совсем не хотелось оказаться там, наблюдать за ними.
А потом мысли и вовсе перенеслись от Патрика к Кейт, Лансу и Тэмми. Мне стало слегка любопытно, понравился ли им фильм, пошли ли они потом в тот корейский ресторан, о котором говорили, и я представила, как Ланс и Тэмми изображают из себя балтиморских торговцев наркотиками, а Кейт, глядя на них, делает большие глаза.
Мне кажется, я и в самом деле рассмеялась вслух перед тем, как заснуть.
— Я не расслышала ее имя, извини, — сказала Морин, протягивая Элен телефонную трубку. — Прости, что прервала вашу прогулку, но она, похоже, чуть ли не плачет.
— Конечно-конечно… — Элен нервно схватила трубку. И что теперь произойдет? Она поспешно откашлялась. — Алло?
В трубке зазвучал слегка гнусавый женский голос:
— Элен, послушайте, мне ужасно неловко беспокоить вас в такое позднее время, но я только что узнала и должна была сразу позвонить, чтобы рассказать вам и извиниться за свое безобразное поведение вчера. Это было совершенно непростительно.
Голос был безусловно знаком Элен, но она никак не могла определить его владелицу. Женщина явно была сильно простужена. А Элен совсем недавно разговаривала с кем-то, страдающим насморком. Но кто это?
— Простите, я не уверена…
— Элен, я беременна!
— Луиза!..
Элен вспомнила взбешенное бледное лицо Луизы в тот момент, когда та требовала обратно свои деньги.
Ну конечно, она беременна. У нее был тот же самый рассеянный взгляд, какой Элен заметила у себя в зеркале ванной комнаты. И только потому, что Луиза бесилась из-за того, что она не беременеет, Элен этого не заметила.
— Врач пыталась дозвониться до меня. Мы предполагали начать следующий этап и прибегнуть к искусственному зачатию, но она позвонила и сказала: «Тебе незачем начинать эту процедуру», а я спросила: «В чем дело?», а она в ответ: «Проблема в твоей беременности». Настоящая беременность, естественная! После стольких лет! И все это благодаря тебе! Это ты добилась того, что я забеременела!
— Ну, я думаю, твой муж тоже принял в этом какое-то участие.
— Поверить не могу, что потребовала вернуть деньги! Я в ужасе от собственного поведения! Я просто свихнулась от зависти и не знаю… Нет, я просто свихнулась! — Луиза слегка понизила голос. — И еще, в «Дейли ньюс» готовят статью о тебе.
— Да, — сказала Элен. — Я знаю.
— Понимаешь… Мне очень жаль, но я ведь наткнулась на Яна Романа, когда уходила от тебя, и, наверное, он меня немного напугал, или я излишне благоговею перед знаменитостями. Нет, на самом деле я просто ищу оправданий тому, как себя вела. Он рассказал обо мне какой-то журналистке, а та взяла у меня интервью, и теперь я в ужасе от того, что ей наговорила. Я уже оставила ей штук тридцать сообщений с требованием исключить мои слова из статьи. Но если уже слишком поздно и эта статья все равно появится, ты должна подать на меня в суд. Я серьезно. И потребовать с меня каждый пенни, который я получила. Нельзя сказать, что это большая сумма, но ты должна предъявить мне иск. Я это заслужила. — Луиза немного помолчала, а когда заговорила снова, ее голос зазвучал приглушенно, потому что она обращалась к кому-то еще. — Но это правда! Я это заслужила!
Похоже было на то, что муж Луизы совсем не был так уж уверен в необходимости судебного преследования.
— Думаю, я сумею задержать выход этой статьи на несколько дней, — сказала Элен.
— Слава богу! Ну, когда эта журналистка мне перезвонит, я уж ей все выложу! Я собираюсь ей рассказать, что ты на самом деле творишь чудеса!
— Пожалуйста, не надо ей такого говорить. Я не шучу.
— Ладно, я просто расскажу ей всю правду. Потому что этот ребенок — чудо! Ох, прости, Элен, мне надо бежать, мои родители только что приехали, но я тебе благодарна, так благодарна! Еще раз приношу глубочайшие, глубочайшие извинения. — И тут же восторженно закричала: — Папа, мне нельзя пить шампанское!
До Элен донесся мужской голос:
— Тебе нельзя, а вот дедушке можно!
— Поздравляю, — сказала она. — Поздравляю всех вас.
Но Луиза уже отключилась.
Элен выдохнула. Вдохнула. Ей чуть ли не плакать захотелось при мысли о новоявленном дедушке, примчавшемся к Луизе с бутылкой шампанского. О боже, но ведь беременности Луизы всего несколько дней. И если она так благодарит Элен за событие, не станет ли она точно так же винить ее, если что-то пойдет не так? И тем не менее профессиональная репутация Элен, похоже, на некоторое время в безопасности.
Элен вернулась в столовую. Патрик стоял возле матери, слегка наклонившись, и наблюдал за ходом «Монополии», а его отец переставлял по доске фишку, печально покачивая головой.
— Плати! Плати! — кричал Джек. — Утраивай ренту!
— Думаю, ты его обанкротишь, милый, — с надеждой произнесла Морин.
— Все в порядке? — Патрик посмотрел на Элен.
— Все прекрасно. Я тебе позже расскажу.
— Отдавай наличные! — Джек протянул к деду ладонь.
— Поздно уже, надо бы заканчивать игру, — вставил Патрик.
— Но ты сказал, что мне завтра не нужно идти в школу! — запротестовал Джек.
— Да, но я имел в виду, что ты нуждаешься в отдыхе.
— Я же весь день спал!
Он выглядел абсолютно здоровым, глаза у него были ясными и чистыми.
— Да у него энергии на всех хватит, — сказала Морин. — А вот вы оба вроде очень устали. Почему бы ему не остаться с нами?
— Ну, не знаю, — возразил Патрик. — После вчерашней ночи я бы предпочел…
— Мы на завтрак отведем его в «Макдоналдс» для дополнительного лечения, — небрежно бросила Морин, сосредоточившись на костях, которые трясла в пригоршне.
— Да! — заорал Джек. — Котлета в булке!
— Мама… — начал было Патрик, но Элен видела, что у него уже просто нет сил для спора.
Ее собственная мать наверняка бы восстала против такого запретного блюда и победила бы в сражении бабушек.
Часом позже Элен и Патрик отправились на покой, но вместо того, чтобы спать, они жевали зефир, доставая его из огромного пакета, и играли на приставке Джека в «Хроники лезвия дракона». С того времени как Элен обзавелась приемным сыном, она очень много узнала о войнах ниндзя.
— Ты уже неплохо справляешься, — сообщил Патрик, в пятый раз победив Элен. — Для хиппи — любительницы чечевицы.
— Странно, однако это буквально затягивает, — ответила Элен. — И кстати, чечевица совсем не мое любимое бобовое.
— Бо… что?
— Ты лучше заткнись и лопай свой зефир.
Несколько секунд они молча жевали.
Наконец Патрик негромко откашлялся и осторожно сказал:
— Ладно… Но мы ведь так и не закончили главную тему нашего разговора.
— Да забудь ты об этом, — предложила Элен. — Честно. Давай лучше в другую игру поиграем.
Она взяла пульт. Но Патрик забрал его у нее из рук и снова положил на кофейный столик.
— Я впервые сказал нечто в этом роде под гипнозом? — спросил он, не глядя на Элен.
— Да.
— Ты ведь как-то говорила мне, что гипнотерапия может происходить только по согласованию… по согласию, — продолжил Патрик, — что ни один гипнотизер не может заставить тебя сказать или сделать то, чего ты на самом деле не хочешь, а я уж точно не желал говорить тебе такие слова.
«Может быть, это твое подсознание захотело все мне рассказать», — подумала Элен.
— Ну, тут могла возникнуть некоторая неточность, потому что я ведь не просто твой терапевт, я твой партнер, — сказала Элен профессиональным голосом. — А я обычно не ложусь в постель со своими клиентами! — Она ужасно фальшиво рассмеялась, но Патрик даже не улыбнулся. — Ты, возможно, наполовину спал, а наполовину пребывал в трансе. Ну, как бы то ни было, это на самом деле не имеет значения…