Ретт деланно изумился.
– Вот как?..
Скарлетт кивнула.
– Ну да…
– Из Тары?..
Наверняка, в этот момент Ретт был настолько далек от повседневности, даже от связанной с Тарой, что это сообщение не заинтересовало его совершенно.
– От нашего разлюбезного фермера?..
Так Ретт иногда то ли в шутку, то ли всерьез называл первого сына Скарлетт.
– Да…
– И что же он пишет?..
К Скарлетт окончательно вернулось ее самообладание. Она сказала:
– Он строит новый дом… Но наш старый он решил не разбирать, а оставить, как добрую память о предках, что работали на этой земле…
Передернув плечами, Ретт Батлер только сухо и холодно заметил:
– Что ж – это весьма благородно с его стороны… Очень благородный юноша…
Благородному «юноше» в этот момент шел уже пятый десяток.
Вздохнув, Ретт, поглаживая окончательно присмиревшего горностая, спросил:
– А что там еще?..
– Где?..
– Ну, в Таре…
Ретт задавал вопросы как-то очень небрежно, только для того, чтобы поговорить хоть о чем-то, что не относилось бы к их недавнему скандалу – словно ему было совершенно неинтересно то, что сообщила только что его жена.
Скарлетт, взяв со стола письмо, протянула его своему мужу.
– Хочешь почитать?.. Тот нехотя взял письмо.
– Да, пожалуй…
Однако, взяв послание из Джорджии, он, повертев его в руках, вновь положил на стол.
– Знаешь… Как-то нет настроения… Может быть, в другой раз…
Скарлетт посмотрела на Ретта с каким-то испугом – за всю их совместную жизнь это был первый случай, когда тот отказывался читать письмо кого-нибудь из близких им обоим людей…
– Ретт…
Тот, все поглаживая зверька, даже не поднимая головы, спросил:
– Ну что еще?.. Ты получила еще какое-нибудь письмо, которое хочешь предложить мне?..
Она пожала плечами.
– Нет, Ретт…
– Что же тогда?.. – спросил он, не поднимая головы на Скарлетт.
– Да так…
Скарлетт была обескуражена настолько, что просто не могла найти слов.
– Ретт…
– Что еще такое?..
– Ты действительно не хочешь почитать, что пишет наш сын?..
Ретт поморщился.
– Знаешь – не хочу…
Скарлетт округлила глаза от удивления.
– То есть…
– Я же сказал – нет настроения… А потом ты сама только что пересказала мне главное – ну, строит новый дом, ну, решил не разбирать старый… Боюсь, что в своей жизни мне больше никогда не придется побывать там, в Таре… Тогда для чего же мне обо всем этом знать?..
– Значит, не будешь читать?..
Ретт поморщился.
– Отложи… Может быть, как-нибудь в другой раз… Не сегодня и не завтра… Я же говорю тебе – у меня нет настроения.
«Возиться с этим облезлым хомяком у него есть настроение, – подумала Скарлетт, с раздражением глядя на горностая, – а вот почитать письмо из Тары у него нет желания…»
В Скарлетт вновь начал медленно расти маленький пузырек раздражения.
Но почему, почему он порой бывает так груб, так невнимателен?..
Может быть, он просто не любит ее?..
Нет…
Скарлетт не то что знала, она чувствовала это – он по-прежнему любит ее.
Да, это тот самый Ретт… Любящий и любимый…
Ведь вчера ночью, когда ей было так невыносимо плохо, когда ее мучал этот ужасный кошмар, он был с ней нежен и ласков…
Тогда почему же теперь он всем своим видом так старательно демонстрирует, что ему совершенно наплевать на все?..
Почему он все это время стремится омрачить их любовь – такую бесконечную, неотвязную и ненавистную, как солитер?..
«Да, – подумала Скарлетт, – наверняка такова грустная участь каждой любящей женщины – платить за мгновенное наслаждение огромными потерями и постоянным унижением… Увы.»
Да, он всячески стремится ей показать, что ему на все наплевать.
На все, кроме этого зверька.
Стараясь вложить в свои интонации как можно больше сдержанности, Скарлетт произнесла:
– Ты знаешь… Мне кажется, ты сильно изменился, Ретт…
Тот поднял голову.
– Я…
– Ну да…
– Это тебе только кажется, дорогая. Я нисколько не изменился.
– Кажется?..
Ретт утвердительно кивнул.
– Ну да…
– Ты… Ты иногда бываешь каким-то…
С интересом посмотрев на жену, Ретт поинтересовался очень серьезно:
– Ну, каким же?.. Скарлетт не находила слов…
– Даже не знаю… Не могу сказать тебе…
– Каким же я бываю?..
Она произнесла медленно, почти нараспев, будто бы обращалась не к Ретту, не к самой себе, а к кому-то третьему, невидимому:
– Каким-то те таким, совсем не тем человеком, которого я когда-то так сильно любила…
Ретт улыбнулся – видимо, он был готов к подобному высказыванию.
– А теперь?..
– Что теперь?..
– Теперь ты не любишь меня?..
– Люблю, – произнесла Скарлетт, но, как показалось, не слишком уверенно. – Нет, нет, конечно же, я люблю тебя… А ты?..
На протяжении всего этого разговора Ретт не переставал играться с горностаем.
Скарлетт повторила свой вопрос:
– А ты?..
– Тоже люблю…
– Так же, как и прежде?..
Ретт покачал головой и совершенно серьезно ответил Скарлетт:
– Так же, как и прежде… А почему ты об этом спрашиваешь – у тебя что, есть какие-то сомнения на этот счет?..
Скарлетт на какое-то мгновение замешкалась с ответом – этого было достаточно, чтобы Ретт подумал, что такие сомнения есть.
Внимательно, но в то же время как-то строго посмотрев на нее, он спросил:
– Послушай… Мне тоже подчас начинает казаться, что в последнее время мы как-то очень отдаляемся друг от друга… Тебе так никогда не казалось?..
Скарлетт скорбно кивнула – она не хотела смотреть на Ретта в этот момент, потому что на глаза ее невольно наворачивались слезы.
– Да…
Ретт все так же, очень внимательно, испытывающе посмотрел на нее и медленно спросил:
– Вот как?..
Тяжело вздохнув, та ответила:
– Боюсь, что да… – И, спохватившись, поспешно добавила: – Мне кажется это… но только иногда. Когда мы с тобой разговариваем… Вот так, как несколько минут назад…
Скарлетт сознательно сделала ударение на этом слове, – «иногда» – словно пытаясь таким образом дать понять, что если между ней и Реттом и бывают какие-то размолвки, то это – дело временное…
Но Ретт задавал свои вопросы совершенно безжалостно, как на допросе, он был в этот момент совершенно невыносим…
– Вот и хорошо… Вот и договорились на старости лет…
Скарлетт встревоженно спросила:
– До чего договорились?..
– До того, что наконец-то выяснили, что мы не нужны друг другу…
Скарлетт очень испугали даже не эти страшные слова Ретта, а его взгляд, тот самый, который страшил ее в последние месяцы – он был каким-то чужим, незнакомым, непроницаемо-каменным…
И, непонятно почему, именно в этот страшный момент она почувствовала в себе прилив какой-то острой любви к этому человеку…
Она и сама не могла дать себе отчета – почему же, откуда взялись именно в этот момент любовь и нежность к Ретту.
– Ретт… Послушай, – Скарлетт, придвинувшись, подсела к мужу на кушетку и приобняла его за плечи. – Послушай… Для чего мы это делаем?.. Ответь мне…
Ответь мне пожалуйста… Зачем мы разрушаем нашу любовь друг к другу?..
– Что?.. – спросил Ретт и отвернулся к окну. – Что ты такое говоришь?..
Скарлетт продолжала – тихо, но, тем не менее, все более горячо и трепетно:
– Для чего мы все время терзаем друг друга… Мы ведь любим друг друга, мы ведь не проживем друг без друга ни единого дня… Боже, не надо слов!.. Для чего я тебе все это говорю – ты ведь и сам прекрасно знаешь это!.. Я – твоя опора, ты – моя… Неужели это непонятно?.. Мы ведь уже немолоды, Ретт!.. Да, мы старые, одинокие люди – наши дети живут отдельно, они взрослые люди, у них свои интересы, своя жизнь… Мы никому больше не нужны – только друг другу!.. Неужели два пожилых человека не могут понять, не могут уразуметь такие элементарные вещи?.. Почему мы должны портить друг другу нервы, почему мы не можем жить и радоваться жизни, как все нормальные люди?.. Ретт, я ведь люблю тебя, люблю также, как и прежде… Да и ты меня любишь… Я знаю это точно, чтобы ты ни говорил мне… Подумай, зачем нам надо измываться друг над другом – нам самым любимым…
Ретт слушал этот монолог молча и серьезно, склонив голову набок.
– Ретт, – продолжала Скарлетт все более и более страстно, – Ретт, давай… Давай не будем больше задавать друг другу вопросов, на которые сами давно уже знаем ответы… Давай не будем больше терзать друг друга своей ревностью… К кому нам ревновать друг друга?!. Кому она нужна теперь, эта ревность?..
Ретт, ни слова не говоря, наконец-то отложил горностая – тот, почувствовав свободу, сразу же проворно шмыгнул под кушетку. Нежно погладив жену, Ретт обнял ее и положил уже седеющую голову Скарлетт себе на плечо…
Так молча они и просидели – может быть, полчаса, может быть, и больше.
Не было слов, не было взаимных признаний – к чему они теперь?..
Ведь все прекрасно понятно и без слов…
Ретт со всей нежностью, на которую только был способен, поглаживал жену по плечам, по голове… После этого пламенного монолога Скарлетт, каждый размышлял о своем, наверняка – об одном и том же, пока полуденная июньская жара не сморила Скарлетт и она не заснула на плече своего мужа…
Скарлетт проснулась и обнаружила, что лежит на кушетке, а Ретта уже нет.
«Наверное, это он осторожно уложил меня, когда я заснула, – подумала Скарлетт с благодарностью, – о, мой любимый…»
Она уже не обижалась на Ретта.
А действительно – к чему?..
Он ведь любит ее – да, любит, она чувствует это, чтобы он там ни говорил…
Да, Ретт был по-своему прав, когда как-то раз сказал Скарлетт, что она – «заплутавшая сороконожка»…
И зачем так много внимания уделять словам?..
Главное – поступки, а любовь и есть самый главный поступок.
И она улыбнулась своим нечаянным мыслям…