— Я сделал фото гардероба твоих родителей, — продемонстрировал Декер свой телефон. — Не представляешь, что это означает?
— АК и РБ? — прочитал Марс с экрана. — Совершенно без понятия, что это значит. Это было у них в гардеробе?
— Ага.
— Не знаю. Ни разу не заглядывал к ним в гардероб.
— Ладно. Твой отец работал в ломбарде, а мама преподавала испанский и подрабатывала шитьем?
— Ага.
— Для кого она шила?
— Какой-то местной компании требовались штучные изделия. Платили немного, зато она могла работать на дому.
— А испанский? Она ходила в школу, чтобы преподавать?
— Нет, детей она не учила. Она учила взрослых. По большей части белых чуваков. Через границу приходила масса народу в поисках работы и все такое. И их наниматели учили испанский, чтобы говорить им, что делать. Вот мама их и учила.
— А где она сама выучила испанский? Это был ее родной язык?
— Нет. В смысле, мне так кажется. Она была не из латиносов, если ты это имел в виду. Она была черной. Намного темнее меня. Я практически уверен, что она была американкой.
— Исходя из чего?
— По манере говорить. И у нее не было ни малейшего иностранного акцента.
— Ты перенял у нее испанский?
— Отрывочно, но в основном мы говорили по-английски. В этом вопросе батя был кремень. Мы не испанцы, мы американцы, твердил он. И не любил, когда мы говорили дома по-испански.
— И у нее была еще одна работа?
— Ага. Шитье и уроки испанского плохо оплачивались. Она работала на компанию, оказывавшую услуги по уборке. И гладила белье. Утюгом она орудовала как профи, скажу я тебе. Дьявол, да она гладила джинсы, которые я надевал в школу.
— А ты никогда не расспрашивал их о прошлом?
— Помню, как-то раз я хотел узнать о своих дедушках и бабушках. В школе устроили день дедушек и бабушек, когда я учился в третьем классе. Почти у всех были прародители, и они их привели. Я спросил батю про это. Он сказал, что они умерли. И больше ничего.
— А он не сказал, как они умерли?
— Блин, да какая разница?! — Марс шлепнул по перилам ладонью свободной руки. — Думаешь, отец убил своих родителей? А я — своих?
— Нет, я не думаю, что ты убил своих родителей. И не знаю, убивал ли твой отец своих. Не исключено.
Марс хотел было что-то сказать, но осекся и посмотрел на Декера в упор:
— В каком это смысле, черт побери?
— Тебе неизвестно о своих родителях ровным счетом ничего, Мелвин. Ты не знаешь об их родственниках. В вашем доме не было ни одного портрета родителей. Они никогда тебе ничего не рассказывали о себе. Как, по-твоему, почему?
— Хочешь сказать, что они что-то скрывали? — медленно выговорил Марс.
— Во всяком случае, это заслуживает изучения. Потому что если они что-то скрывали, это могло дать кому-то еще очень веский повод для их убийства.
Глава 18
— Лады, что еще мы выяснили о Рое и Люсинде Марс? — вопросил Богарт. Вся команда собралась вокруг стола для переговоров в арендованном офисе.
— Ну, — бросив взгляд на Декера, начал Миллиган, — должен признаться, это даже забавно. На самом деле мы не смогли выяснить о них ровным счетом ничего. Им выдали номер социального страхования, но когда я копнул, то больше ничего не всплыло.
— Ничего? — переспросил Богарт. — Думаешь, они украли номера?
— Возможно. А еще двадцать лет назад у них были в системе водительские права, но больше ничего мне о них выяснить не удалось.
— У Роя Марса была работа, — подсказала Джеймисон. — Как и у Люсинды. У них должны были делать вычеты на соцстрах из зарплат, они должны были подавать налоговые декларации и тому подобное.
— Но найти нам ничего не удалось, — ответил Миллиган. — Ломбард, где он служил, давно прекратил свое существование, но они могли платить ему наличными или бартером. И, может быть, то же касалось и его жены. А многие не подают налоговые декларации, потому что зарабатывают не настолько много и ничего не должны.
— Но подавать-то все равно надо, — указала Джеймисон. — Утаивание сведений о доходах — федеральное преступление.
— А уйма людей это игнорируют, — парировал Миллиган. — Очевидно, Марсы были как раз из таких, потому что в налоговом управлении никаких записей о них нет. А в Техасе нет индивидуального подоходного налога.
— А как насчет дома? — осведомился Богарт. — На него не было закладной?
— Опять же, если и была, то найти ее я не смог, — доложил Миллиган. — Но в кадастре недвижимости Рой и Люсинда Марс указаны в качестве владельцев.
— Хорошо, — подытожил Богарт. — То есть опереться нам практически не на что.
— Я проделал ряд запросов, — Миллиган бросил взгляд на Декера. — Копы не могут сказать, кто позвонил в «девять-один-один» насчет пожара. Если они вообще это знали, то документы давно пропали. Я также спросил об интерьере дома. Пропавшие фото со стены и все прочее. Очевидно, они ничего не фотографировали на месте преступления, кроме трупов.
— Какая халатность, — высказался Богарт.
— Думаете, он невиновен? — поинтересовался Миллиган.
— Склоняюсь к этому, — ответил Декер.
— Почему? — вступил Богарт.
— Кровь в машине. Я подкинул Марсу два правдоподобных оправдательных объяснения появления ее крови у него в машине. Ни то ни другое копы не смогли бы опровергнуть. Кровотечение из носа или порез. Он отверг оба. Сказал, что она ни разу не садилась в его машину. Виновный ухватился бы за любое объяснение из двух. Но не Мелвин.
Остальные обменялись взглядами. Строгая достоверность сказанного Декером начала доходить до них.
— Так это была проверка для Марса? — спросила Дэвенпорт.
— И он ее выдержал, — подтвердил Амос. — Во всяком случае, в моих глазах. — Он приподнял стопку сколотых бумаг. — Это остатки протокола вскрытия Марсов. Прямиком из офиса коронера. Его не туда сунули.
— Как вы об этом узнали? — заинтересовался Богарт.
— На обложке протокола было указано, что он из тридцати шести страниц. А вложено было только тридцать четыре. Я позвонил.
— И что, на новых страницах есть что-нибудь существенное? — полюбопытствовала Джеймисон.
— Одна вещь. У Люсинды Марс была глиобластома четвертой стадии.
Все ошеломленно уставились на него.
— Рак мозга? — уточнила Дэвенпорт.
— Согласно протоколу, последняя стадия рака.
— Мелвин ни разу об этом не упоминал, — заметила Джеймисон.
— Может, не знал, — предположил Декер.
— Но как это влияет на дело? — не понял Миллиган.
— Не знаю, влияет ли вообще. Она уже умирала, но кто-то ее убил. — Декер поглядел на Дэвенпорт: — Давайте на минутку отложим это и сосредоточимся на сыне. Каково твое заключение о его психотипе?
Та пододвинула к себе пометки.
— Интеллект порядком выше среднего, сочетает начитанность с уличной сметкой. Окончил колледж экстерном со специализацией в бизнесе. Отнюдь не дурак. Демонстрирует любопытную комбинацию скрытности со способностью полностью раскрываться и тогда весьма решительно заявляет о своей невиновности и несправедливом осуждении.
— Не так уж и диковинно для человека, просидевшего в тюрьме два десятка лет, — заметил Богарт. — Научился манипулировать системой.
— Возможно, — согласилась Дэвенпорт. — Это я тоже, конечно, разглядела, но Марс какой-то не такой. Не могу точно сказать, в чем именно. Он отчаянно хочет знать об этом Чарльзе Монтгомери побольше. Хочет знать подробности, которые якобы знает Монтгомери, привязывающие его к убийствам. И остерегается, что власти попытаются связать его с Монтгомери каким-нибудь сценарием убийства по найму. Он убежден, что не выйдет из тюрьмы, несмотря на невиновность. Фактически говоря, его убежденность в этом граничит с паранойей.
— Что ж, учитывая, как его едва не убили в тюрьме, вряд ли можно назвать его паранойю неоправданной, — заявил Декер, и Дэвенпорт бросила на него резкий взгляд.
— Если Марс нанял Монтгомери убить своих родителей двадцать лет назад, с какой стати ему распространяться об этом теперь? — задалась вопросом Джеймисон. — Как раз перед тем, как Марса должны были казнить?
— Момент подгадан чуточку… — начала Дэвенпорт.
— Чересчур кстати, — досказал за нее Декер.
— Так вы думаете, все это было запланировано? — уточнил Богарт. — Самим Монтгомери?
— Он в камере смертников алабамской тюрьмы, — покачал головой Декер. — Откуда он вообще узнал, что Марса казнят?
Остальные воззрились на него с непонимающим видом.
— Значит, надо услышать об этом от самого Монтгомери, — заключил Амос.
— Думаешь, он скажет правду? — пристально взглянула на него Дэвенпорт. — Последние слова обреченного?
— Как бы не так, — отрезал Декер.
Исправительное заведение Холмана было открыто в 1969 году — и набито под завязку, вмещая куда больше заключенных, чем было рассчитано. В заведении, расположенном в Южной Алабаме, где летом температура может зашкаливать за сотню градусов[22], нет ни единого кондиционера, и вся надежда на промышленные вентиляторы, гоняющие горячий воздух туда-сюда. Заведение Холмана, прозванное «Убойным загоном Юга» за царящее в его стенах насилие, а также «Дырой» за географическое местоположение в самом низу Алабамы, стало пристанищем местного отделения смертников.
Декер с остальной командой совершил перелет коммерческим рейсом. На всех были фэбээровские ветровки с приколотыми на груди значками ФБР. Портфель хлопал Богарта по бедру, пока они шагали к главному входу в тюрьму.
Тюремная охрана пропустила их, прежде изъяв у Богарта, Декера и Миллигана оружие, и один из тюремщиков сопроводил их в комнату для посещений.
— Расскажите нам о Монтгомери, — попросил по пути надзирателя Декер.
— Одиночка. Хлопот не доставляет. Никого не трогает, и его никто не трогает. Хотя оно и странно.
— Что? — не понял Богарт.
— Ну, в Алабаме можно выбрать, как тебя казнят. И Монтгомери — единственный из мне известных, кто предпочел смертельной инъекции электрический стул. С чего это желать поджариться наместо того, чтобы уснуть?