– Ладно, учту, если у меня когда-нибудь появится бойфренд.
Тереза посмеялась, потом спросила:
– Есть хочешь?
Не дожидаясь моего ответа, она исчезла на кухне и, вернувшись через пару минут, поставила передо мной тарелку:
– Кальцоне, домашняя пицца. За счет заведения. И не критиковать, потому что я ее сама готовила.
Попробовав, я сказал, что вкус изумительный. Так оно и было. Тереза поблагодарила и спросила, что привело меня во Флоренцию. Я солгал, что пишу научную работу, и взглянул на часы.
– Торопишься?
– Нет, – на самом деле мне очень хотелось поскорее вернуться к чтению дневника, но до открытия библиотеки было еще полчаса.
– Что тут исследовать, в этом районе? – спросила она.
– Я искал книжный магазин, – ответил я, и она покивала.
– А какой?
Когда я произнес название магазина, Тереза сразу перестала улыбаться.
– Но ты же не коп, надеюсь?
– Я? Нет… а в чем дело?
– Да их тут много крутилось, когда это произошло.
– Что произошло?
– Владелец этой «Либрериа Антиквариа», такой милый мужичок, Карло Бьянки… частенько сюда заглядывал… его убили прямо в магазине.
– Боже мой. Когда?
– Месяца два назад.
– Ограбление?
– Вряд ли. Это маленький магазинчик со старыми пыльными книжками. Кому это нужно – убивать старика из-за пригоршни евро? Так до сих пор никто и не понял, кому и зачем это понадобилось.
43
Я должен был раньше догадаться, что все это плохо кончится. Что эти два негодяя меня обманут.
Спрятавшись за домом, где жил Шодрон, я видел, как к нему приходили курьеры. Проследив за некоторыми из них, я записал, куда они направлялись. Но я понятия не имел, что делать с этим знанием.
Денег у меня все так же не было, и негде было их взять. Неделя шла за неделей, и меня охватило отчаяние. Что делать, как выжить?
Тогда я придумал план. Я отдам «Мону Лизу» за вознаграждение! Мне вспомнилась та мысль, которая пришла мне в голову, когда я стоял перед картиной с изображением коронации Наполеона. Я предложу украденную Джоконду итальянскому правительству! Скажу, что возвращаю ее на историческую родину. За вознаграждение.
Я решил уехать из Парижа и увезти картину в Италию. Я не говорил Вальфьерно и Шодрону об этом плане. И о том, что собираюсь уехать. Но потом выяснилось, что и они от меня кое-что скрывали. Я понял это только в гостинице «Триполи», когда показывал картину тем двоим, с которыми связался, чтобы продать ее. Это были антиквар Альфредо Джерри и директор галереи Уффици Джованни Поджи. Понял в тот момент, когда снял с картины покрывало, и они стояли перед ней в ошеломлении.
Именно тогда проявился первый явный признак. Едва заметный запах масла, на который я до этого не обращал внимания. Я думал, что этот запах – следствие того, что картина несколько месяцев провела в мастерской Шодрона. Но он был слишком стойким. Я был уверен, что те двое тоже почувствуют его. Но они ничего не заметили.
Они стояли, остолбенев, а я вглядывался в картину в поисках свидетельства, что это работа руки Шодрона, а не Леонардо. Мне следовало поискать этот знак, когда мне отдавали картину. Шодрон же показывал мне его несколькими месяцами ранее. Но я совсем забыл об этом.
Напрягая зрение, я внимательно обследовал картину. И нашел этот знак! Шодрон и Вальфьерно разыграли меня, как последнего дурака. Они всучили мне подделку!
В тот момент я не выдал себя. Я знал, что доставшаяся мне «Мона Лиза» ничем не отличается от оригинала, как ни смотри. Даже закрашенные изображения на нижних слоях совпадут, если картину будут проверять рентгеновскими лучами. Но я точно знал, что передо мной одна из шодроновских подделок.
Запах был лишь первым свидетельством.
Настоящее доказательство я увидел потом.
Что стало с оригиналом – я не представлял. Только я знал, что картина, которую я предлагаю Джерри и Поджи, – не та, что я украл! И именно эта «Мона Лиза» в конечном итоге «вернулась» в музей. Если кто-то сомневается в этом, он может пойти в Лувр, захватив с собой увеличительное стекло. Медленно проводя стеклом по картине, вы…
Вот оно, то, что я искал, предмет столетнего спора многих исследователей! Была ли «Мона Лиза», которую вернул Винченцо, подделкой или украденным оригиналом, и есть ли способ это выяснить? Я перевернул страницу.
Джерри и Поджи обратились в полицию, и меня арестовали…
Я перевернул лист обратно.
Медленно проводя стеклом по картине, вы…
Я вернулся на следующую страницу.
Бессмыслица какая-то.
Но потом я увидел оборванный край бумаги, застрявший в переплете.
Черт возьми! Только не это! Проводя пальцем по рваным клочкам, я лихорадочно пытался осознать происшедшее. Потом откинулся на спинку стула. Ощущение было такое, словно мне с размаху ударили в живот. То, ради чего я приехал в Италию, чтобы выяснить для себя…
Оно исчезло.
44
В дневнике недоставало страниц.
Я пытался осмыслить этот факт и понять, что тут можно сделать, и можно ли.
Кто вырвал эти страницы и когда?
Неужели их вырвал Гульермо, до того, как дневник передали в библиотеку? Или это сделал Кватрокки? Может, поэтому он и скрылся? А может быть, это сделал кто-нибудь третий? Но кто и когда?
Мне нужно было это знать, нужно было выяснить. Я не мог просто так сдаться. Слишком многое было поставлено на карту. Должен же быть какой-то способ узнать, как именно Шодрон пометил свои копии. Сделав усилие над собой, я прочитал несколько страниц, которые следовали за недостающими: там Винченцо описывал свой арест. Интересное повествование, но ключа к выявлению подделок там не было.
Не пропустил ли я что-нибудь? Может быть, подсказок было достаточно, просто я невнимательно читал?
Я осторожно осмотрелся. Сегодня присутствовал только один ученый муж, он сидел в другом конце зала и просматривал какой-то журнал. Кьяра направлялась в подсобку. Беатрис сортировала каталожные карточки с таким усердием, словно от этого зависела ее жизнь. Рикардо нигде не было видно. У меня было всего несколько секунд на принятие решения.
Сделай это.
Взгляд мой невольно скользнул в сторону приемной. Все-таки, как я пронесу дневник мимо этой Гризельды?
Невозможно. Он слишком большой.
А если вырвать страничку?
Я пошуршал бумагами, чтобы заглушить звук вырываемой страницы. Та вышла легко, потому что плохо держалась в ослабшем переплете. Быстро сложив страничку, я сунул ее в рюкзачок, под ноутбук. Потом положил сверху свой дозволенный желтый блокнот и перевел дыхание. Подняв взгляд, я увидел, что Кьяра уже вернулась на свой боевой пост.
Заметила ли она, что я сделал?
Потом я оглянулся: под потолком в двух углах зала висели камеры наблюдения. Я совсем забыл о них. Я сидел к ним спиной, но вдруг они зафиксировали кражу?
С самым непринужденным видом я закрыл тетрадку, положил ее в коробку с материалами по Дуччо, завалил сверху папками и бумагами и понес сдавать обе коробки Кьяре. Одарив ее своей отработанной улыбкой, я повернулся и пошел к выходу, держа рюкзачок под мышкой и стараясь идти спокойно, хотя сердце у меня бешено колотилось.
Злая сводная сестра Золушки, как обычно, задержала меня на вахте. Я отдал ей свой рюкзак и пустился в рассуждения о погоде, недавних забастовках и обо всем подряд, что успело прийти на ум, в то время как она расстегивала рюкзак и запускала в него руку. Струйка холодного пота, стекавшая по моей спине, не могла тягаться с непрерывным потоком слов, которые я исторгал.
С момента, когда Гризельда начала рыться в моих вещах, казалось, прошла целая вечность.
На мое счастье, сзади подошел научный сотрудник со стопкой книг под мышкой и стал сопением и вздохами выражать свое нетерпение. Гризельда оставила в покое мой рюкзачок, мельком просмотрела его книги и махнула рукой, пропуская нас.
Я готов был расцеловать этого парня. Застегнув рюкзак почти совсем не дрожащей рукой, я прошел через рамку и направился к выходу.
Во дворе было несколько монахов, но я не остановился поболтать с ними. Закрепив рюкзак понадежней, я пошел через площадь Сан-Лоренцо, вновь чувствуя себя подростком, совершившим магазинную кражу или еще что-нибудь похуже. Не спеши, иди спокойно, сказал я себе, веди себя естественно.
Дойдя до восточной стороны площади, я свернул на тенистую немноголюдную улочку, которая вела в сторону от кафедрального собора. Через полквартала мне пришла в голову идея, я достал сотовый телефон и набрал номер.
– Музей Лувра, – ответили там по-французски.
Я попросил к телефону куратора[55] отдела эпохи Возрождения.
Когда куратор взял трубку, я назвал свою должность и ученую степень, перечислив также гранты, награды и научные труды. Правда, я изрядно преувеличил свои заслуги, но это сработало. Куратор согласился впустить меня в музей послезавтра, когда Лувр будет закрыт для туристов. Я тут же заказал билет на самолет в Париж.
Итак, я сделал это: украл страницу дневника, чтобы изучить ее самостоятельно. А через день буду осматривать саму картину. Может быть, я найду на ней что-нибудь такое, что смогу связать с прочитанным. Чувствуя, как возбуждение постепенно спадает, я прислонился спиной к стене дома, и тут меня охватило желание, которого я не чувствовал уже много лет. Мне захотелось выпить.
Пройдя еще полквартала, я остановился возле бара, заглянул в него, и быстрее зашагал дальше. Потом я задержался возле табачного магазина и, посмотрев на витрину, увидел зеленую жестяную банку табака «Ла-Пас», любимой марки моего прадеда. Кроме того, я увидел в стекле витрины отражение двух человеческих фигур – своей и еще одной, приближавшейся ко мне сзади.
45
– Вот ты и попался! – выпалила Александра, тяжело дыша, как после быстрого бега.