решил действовать.
Мне было нужно вытащить преследователя из машины. Для допроса достаточно нескольких минут, не больше – или я узнаю все сразу, или начнется жизнь, где под каждым кустом будет мерещиться агент какой-нибудь спецслужбы. Сбросив скорость, включил систему отрыва, не позволяющую следить за машиной, самолетом или другим средством передвижения, и на первом же повороте резко свернул направо. Увидеть меня с включенной системой «хвост» не мог. Я видел на экране аппарата, что он притормозил, но продолжал медленно двигаться вперед. Не расслабляясь и не сбавляя скорости, на первой же улице я снова свернул направо, осмотрелся: ни впереди, ни сзади никого не было. Нажал чуть заметную кнопку у руля и услышал характерный хлопок: номера моей машины тут же поменялись, как и передние фары.
Теперь только опытный взгляд мог узнать в моей машине ту, в которой я ехал всего несколько минут назад. Еще один поворот направо – и я увидел преследователя. Его автомобиль продолжал медленно продвигаться вперед, но за несколько метров до поворота остановился на обочине, а сам он внимательно вглядывался вперед, видимо решая, что делать дальше. И пульс, и давление на экране моего аппарата чуть повысились; видимо, потеряв объект, он занервничал. Никаких электромагнитных волн, доказывающих наличие рации или телефона, вокруг него по-прежнему не обнаруживалось. Я выехал на улицу, поставил машину на стоянке метрах в двадцати от него и вышел через правую дверь. В этот поздний час людей на улице практически не было. Перед выходом из машины я намазал руки специальным кремом, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Быстро приблизившись к машине, приставил к замочной скважине дверцы специальный аппарат. Замок тут же поддался, и я резким движением открыл дверь, сел рядом с ним, приставив дуло пистолета с глушителем к его правому боку, прямо к печени, а левой рукой включил сканер. Теперь нашу беседу слышать не могли.
– Ну и откуда ты такой взялся?
Я говорил абсолютно спокойно, слегка кивнув своему преследователю.
Он искоса смотрел на меня. В его глазах читалась паника, вены на шее надулись. Очень хорошо, значит, не такой уж и сильный у него покровитель. Не давая ему опомниться, я резко воткнул ему в шею заранее приготовленный шприц с пентоталом, не ослабляя нажима руки с пистолетом. «Хвост» слегка охнул.
– Ну! – повысил я голос.
– Я частный детектив Дов Мильшон, – чуть не плача, ответил он. – Мое удостоверение в левом кармане.
Я вытащил удостоверение. Да, действительно, частный детектив.
– Кто тебя нанял?
Он аккуратно достал визитку из кармана рубашки.
– Арье Вайс, директор цветочного магазина с улицы Дизенгоф. Он думает, что ты встречаешься с его женой. Велел мне сфотографировать вас вместе, хочет развестись. – Он медленно достал из кармана рубашки фотографию.
От неожиданности я чуть не вздрогнул – с фотографии мне улыбалась Марина. Это уже хуже. Похоже, меня предупреждали, и тот, кто делал это, видимо, знал обо мне все. Я вколол «хвосту» еще одну порцию лекарства. Он проснется только часа через четыре, а мне за это время нужно будет поразмыслить.
Я вышел из машины, осмотрелся. Вокруг вроде бы чисто. Подошел к своей «Мазде», сел за руль и поехал куда глаза глядят. Самое неприятное в моей ситуации то, что я не знаю, откуда ждать удара. Я перестал понимать, кто с кем и против кого действует, не улавливал связи между Рафи и Альвенслебеном. Взаимоотношения Рафи с Кеем тоже стали непонятными, словно кто-то одним движением рассыпал пазл, собранный из моих размышлений и представлений о жизни, и теперь мне осталось только созерцать пеструю и бессмысленную картинку, составленную из обломков моей судьбы.
Так проездив по городу больше часа, не обнаружив никаких признаков дополнительной слежки и убедившись наконец, что никто за мной не увязался, я поехал к себе. Настроение паршивое – хуже некуда: за себя я не боялся, а вот Марина… На наше недолгое счастье опять посягали. Да еще неизвестно кто, хотя кое-какие догадки и были. В любом случае, друзья это или враги, она должна исчезнуть, уехать, раствориться… В нашей профессии дружба или вражда – лишь вопрос времени.
Конечно, я был готов к такому повороту событий. Несмотря на странную историю с Хранителями, я все равно остаюсь нелегалом, то есть веду ненормальную жизнь. Моя самая большая ошибка состоит в том, что я пытаюсь наладить ее – эту жизнь – как человек, а мне нужно оставаться автоматом, бессердечным, безжалостным и одиноким роботом. Но этого я точно не хочу. Если прошедшие годы, полные постоянной опасности и приключений, не выдавили из меня элементарных человеческих чувств, то теперь, будучи посвященным в тайну Хранителей, я больше всего хотел ощущать себя именно человеком.
Бедная Марина! Рядом со мной ей постоянно будет грозить смертельная опасность. Как мне укрыть ее? Пожалуй, ей имеет смысл изменить внешность. Как она это воспримет? Я, мужчина, и то пережил пластическую операцию очень тяжело, несколько месяцев прожил в депрессии, даже таблетки принимал. А она – женщина… Что станется с нашими отношениями? Я люблю именно это милое лицо, эти серо-зеленые глаза, чуть курносый нос, родные губы… И больше не увижу ее! Передо мной окажется другая, незнакомая, скорее всего красивая, но чужая женщина… Смогу ли я любить ее так же, как люблю сегодня? Но выхода-то нет! Если нас нашли сейчас, найдут и потом. Рисковать Мариной я не имею права. Моя любимая, как я скажу тебе, что из-за меня твоя жизнь в опасности, и чтобы ее избежать, тебе придется спасаться, менять внешность?.. Я должен что-то придумать… Должен…
Через день мы снова встретились с Рафи. Он выглядел вполне спокойным, но чувствовалось, что спокойствие это мнимое. Похоже, ему было непросто начать разговор.
Я рассказал про слежку. Похоже, Рафи ничего о ней не знал. Те м лучше – значит, не Моссад, хотя мне вообще-то и не важно, кто затеял со мной игры. Они посягнули на Марину, а этого я терпеть не стану. От размышлений о слежке меня отвлек голос Рафи:
– Леонид, ты знаешь меня много лет…
– Да.
– И понимаешь, что если бы не мое к тебе отношение, как профессиональное, так и человеческое, наша беседа не состоялась бы.
– Да, – я не очень-то понимал, к чему он клонит, но слушал внимательно.
– Мне нужна твоя помощь, но это не обычное задание. – продолжил Рафи тихим, монотонным голосом.
– Всегда готов! – я ответил заученной фразой, понимая, что на сей раз мне предстоит нечто особенно неприятное.
– И это касается тебя лично.
Чуть приподняв голову, я посмотрел Рафи в глаза.
– Вернее, Марины.
«Нет, к этому я не готов. Марина со мной: нужно умереть – умру, но ее не отдам».
– Точнее, ее отца.
«Это уже легче, но ненамного».
– Дело в том, что Давид Зусман, из-за которого тебя послали в Израиль, и отец Марины – один и тот же человек…
И тут страшная догадка прострелила мозг – конечно же я все сразу понял. Готовя меня к поездке, мои начальники выдали мне только часть информации, семейные связи Кузнецова разрабатывал другой следователь. Значит, московские начальники, зная о моей связи с Мариной, специально мне ничего не говорили?
Видимо, у меня отвисла челюсть, так как Рафи замолчал. Отец Марины – уголовник? Вор в законе, уничтоживший десятки человек во время побега из лагеря? Что-то не так. Этот седеющий, элегантный, симпатичный мужчина, с которым мы ужинали в Париже, – вор в законе? Нет, не похож, таких обаятельных аристократичных рецидивистов не бывает…
Рафи продолжал:
– Чтобы у тебя не оставалось сомнений, вот документы. Можешь сам убедиться, что я не лгу. Я бы не стал тебе ничего говорить и портить семейные отношения, но у нас с ним серьезные проблемы. С тех пор как он взял на себя «заботу» по переводу денег для Хезболлы в Ливан из Южной Америки, финансирование этого рассадника террора увеличилось в несколько раз. Наш «друг» Насралла больше не испытывает проблем с финансами. Закупки оружия резко возросли. Потихоньку Хезболла становится регулярной армией, не подчиняющейся правительству Ливана, закупает ракеты среднего и дальнего радиуса действия. И это – на нашей северной границе. Она становится стратегической угрозой.
Ты – единственный, кто может близко подойти к Зусману. Вот тебе отчеты бельгийской разведки о деятельности Хезболлы в Западной и Центральной Африке и Латинской Америке. Почитай. Такие вещи знать полезно. В Западной Африке еще с конца ХIХ века живут выходцы из Ливана, сейчас их там около сотни тысяч. Среди них было немало успешных торговцев алмазами, есть такие и по сей день. Почти все они продолжают поддерживать связи с родственниками с Ближнего Востока.
Один из самых знаменитых торговцев – ливанский шиит Имад Бакри. Это только одно из его имен. Он также известен, как Имад Кабир и Имад Бакир. Как видишь, имя свое он не меняет, только фамилию. В основном он за четверть цены покупал контрабандные алмазы в Анголе у движения «Унита», а на деньги, которые повстанцы выручали за продажу камушков, он же поставлял им оружие.
По мнению бельгийцев, если бы не эти поставки, гражданская война в Анголе давно бы закончилась. У Бакри своя фирма «Афростарс», сотрудничающая с зарубежными, в том числе русскими агентами по торговле бриллиантами. И вот какое совпадение: в кругу его российских знакомых объявился человек по имени Алексей Гонзалес, он же Зусман, он же Кузнецов. В 2000 году, после того как во время покушения в Конго убили президента, неизвестные расстреляли сразу одиннадцать арабов-шиитов, известных торговцев алмазами. Их обвинили в организации покушения. Одним из них был родной брат Бакри, Юсеф. Хезболла потребовала вернуть тела убитых, и их с почестями отправили в Ливан на захоронение. Тогда, почувствовав опасность, Бакри исчез. Через год он появился. И с кем? Молодец, догадался – с твоим новым родственником. Гонзалес в то время уже занимался латиноамериканскими делами Хезболлы.
Если ты думаешь, что все члены ливанской общины добровольно жертвуют деньги для Хезболлы, ты ошибаешься. Просто их навещают посланники с исторической родины и называют сумму, которую они обязаны заплатить. Если же кто-нибудь пытается отказаться, ему обещают навестить близких в Ливане, как ты сам понимаешь, не с благородными намерениями. Поскольку многие арабы-шииты занимаются контрабандной различных товаров, в том числе алмазов (а это и есть их главный бизнес), они не спешат обращаться в полицию. ЦРУ считает, что объем денежных средств, переводимых Хезболле из Африки, составляет сотни миллионов долларов в год.