Мы возвращаемся, в заключение, чтобы понять Марка, против всей субботней теологии, которая существовала извне его евангельской версии. Мы слышим три разных, но равных способа сделать одно и то же заявление
1. Царство Божье уже началось.
2. Сын Человеческий уже пришел.
3. Телесное воскресение уже началось.
В самом начале евангельского повествования, Марк уже изложил это в своем воззвании Иисуса: «Настал час! Царство Бога близко! Покайтесь и верьте Радостной Вести!» (1:15). Эта фраза "близко" почти наверняка означает "уже присутствует", но у Марка есть еще одна тема, которая подтверждает и гарантирует это толкование. Это его видение Иисуса как Сына Человеческого. Ибо у Марка Царство Божие уже здесь, потому что Сын Человеческий тоже уже здесь!
Вспомните, все, что мы говорили об Иисусе как Сыне Человеческом у Марка при обсуждении суда над Иисусом в четверг в нашей главе 5. Как мы там видели, Марк настаивает на том, что Иисус-Сын Человеческий как у Даниила 7: 13-14:
«13 И видел я в моем ночном видении: С облаками небесными приближается некто — словно бы человек. Он приблизился — и подвели его к Древнему Днями. 14 И даны ему были власть, честь и царство, и все народы, племена и народности ему покорились. Власть его — власть вечная, непреходящая, и царство его нерушимо».
Но ангельское истолкование этого видения в Данииле 7: 27 объясняет, что царство Божье дано Сыну Человеческому для всего Божьего народа, а не, как это было, только для личной привилегии:
«27 А народу святых Всевышнего будут отданы царственность, власть и величие всех царств под небесами. Царство его — царство вечное, всякая власть подчинится и покорится ему».
На самом деле, конечно, мы бы уже ожидали этого смысла и результата. Бестии из хаотичного моря были не только олицетворением, но и императорами и империями, воплощенными ими. Они были всеобщими символами для Вавилонской, Медийской, Персидской, Македонской и Сирийской империй. Так и наоборот, человек, или Сын Человеческий - был не просто олицетворением, но лидером и представителем всего Божьего народа—не Он без них, не они без Него.
Ибо у Марка, таким образом, Иисусу как Сыну Человеческому дано антиимперское Царство Божье, чтобы установить его на земле для Божьего народа, для всех желающих войти в него или взять его на себя. Марк настаивает на этом в эпизодах с 2: 10 по 14: 62, что Иисус, как Сын Человеческий, уже находится здесь, внизу, с нами, с полной властью, что он должен пройти через смерть к воскресению и что он (скоро) вернется с полной небесной силой и славой. Потому, что Иисус как человек (Сын Человеческий) из Даниила 7 уже присутствует на земле, что Царство Божие уже здесь и все готовы пройти через смерть к воскресению Иисуса.
Вышеупомянутые три утверждения о Царстве Божьем, что это уже началось через Иисуса, Сына Человеческого, как это уже произошло в Иисусе, и общее телесное воскресение, как это уже началось с Иисуса, переплетается друг с другом, служит истолкованию друг друга и, вместе взятые, открывает сердце богословия Марка. Он также настаивает, конечно, на том, что во-первых, будет будущее завершение Великой Божьей Уборки, которая уже началась (13: 26-27); во-вторых, что завершение должно было произойти, как верили некоторые христианские евреи, при разрушении Иерусалима (13: 5-6, 21-23); и в-третьих, завершение будет при жизни его поколения (например, 9:1).
Для Иисуса, для самого раннего христианства и для Марка было ещё одно, столь же ошеломляющее и обязательно сопутствующее утверждение, для уже существующего Царства Божьего, Сына Человеческом, и общеого Воскресении. Если Божья Великая Очистка, Божья Весенняя Уборка мира, началась, то всё это было как совместные усилия. Это была не мгновенная вспышка божественного света, как можно было себе представить, а интерактивный процесс между божественностью и человечеством, совместная операция Бога и нас самих. Это не мы без Бога или Бог без нас. Это не то, что мы ждем от Бога, а то, что Бог ждет от нас. Вот почему, от одного конца повествования Марка к другому, Иисус не путешествует в одиночку, но всегда, всегда с теми спутниками, которые представляют всех нас, по имени те, кто терпит неудачу, и безымянные те, кто этого не делает.
Глава восемь. ПАСХАЛЬНОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ
«Когда минула суббота, Мария Магдалина, Мария, мать Иакова, и Саломея купили душистых мазей, чтобы пойти умастить Его. 2 В первый день недели, рано утром, с восходом солнца, пришли они к гробнице. 3«Кто нам отвалит камень от входа в гробницу?» — говорили они друг другу. 4 Смотрят — камень отвален, а он был очень большой. 5 Войдя в гробницу, они увидели, что справа сидит юноша в белом одеянии, и перепугались. 6 «Не пугайтесь! — сказал он им. — Вы ищете Иисуса Назарянина, распятого. Он воскрес, Его здесь нет. Вот место, куда Его положили. 7 А вы ступайте, скажите Его ученикам и Петру, что Он встретит вас в Галилее. Там вы Его увидите, как Он сам вам сказал». 8 Выйдя из гробницы, они побежали прочь, вне себя от страха. И ничего никому не сказали, потому что боялись». (16: 1 -8)
Без Пасхи, мы не узнали бы об Иисусе. Если бы его история закончилась его распятием, он, скорее всего, был бы забыт - еще один еврей, распятый Римской Империей в том кровавом веке, который видел тысячи таких казней. Возможно, какое то упоминание о нем появились бы в Иосифа или в еврейских раввинских источниках, и это было бы все. Действительно, без Пасхи у нас даже не было бы “Страстной Пятницы”, потому что не было бы сообщества, чтобы помнить и придавать смысл его смерти.
Таким образом, Пасха является центральным событием. Но что это было? О чем эти Пасхальные истории? На одном уровне ответ очевиден: Бог воскресил Иисуса. Утвердительный ответ. И что это значит? Это о самом захватывающем чуде, которое когда-либо было? Это насчет обещания загробной жизни? Это о Боге, доказывающем, что Иисус действительно был его сыном? Или что?
Когда мы думаем о Пасхе, мы должны рассмотреть несколько основополагающих вопросов. Эти рассказы есть Пасхальные рассказы? На каком языке они говорят, и как этот язык используется? Предназначены ли они как исторические рассказы и, каким образом, их понимали как историю, запомнившуюся (правильно или неправильно)? Или они используют язык притчи и метафоры, чтобы выразить истины, которые гораздо больше, чем фактические? Или какое-то сочетание этих двух?
У тех из нас, кто вырос христианином, есть ”предвзятость" понимания Пасхи, точно так же, как и со Страстной Пятницей и Рождеством, которая формирует наше видение этих историй. Так поступают большинство людей, которые не христиане, но которые что-то слышали о христианстве. Обычно, сформированный в детстве, образы и «представления», совмещают рассказы Пасхи из всех Евангелий в смесь, к которой добавлены христианские проповеди и учения, гимны и литургии. Мы приносим это предвосхищения в то, о чем Пасха, в евангельских историях.
Это широко распространенная установка подчеркивает историческую фактичность истории, в жёстких или более мягких рамках. Жесткие рамки - это утвержденные христианами, приверженцами библейского буквализма, видит каждую деталь как фактически, буквальную и безошибочно истинную.[14] Многие другие христиане утверждают более мягкую форму понимания. Осознавая различия в Евангельских историях, они не настаивают на фактической точности каждой детали повествования. Они знают, что свидетели события могут различаться в деталях (подумайте о расходящихся свидетельствах об автокатастрофе), но по-прежнему являются надежными свидетелями основной фактичности события (авария действительно произошла).
Так в рамках более мягкой формы, не беспокоятся о том, что на могиле был один ангел (Матфей и Марк) или два (от Луки), или о том, как совместить рассказы о том, что последователи Иисуса ожидали его в Иерусалиме и его окрестностях, где они пробыли до Пятидесятницы (Лк), с рассказом, что они возвратились в Галилею, где они впервые встретили воскресшего Иисуса (Матфей и Марк). Но, и более мягкая форма подтверждает историческую фактичность "основ": гробница действительно была пуста; это было потому, что Бог преобразовал труп Иисуса (а не, например, потому, что кто-то украл тело или потому, что они перепутали гробницу); и Иисус действительно явился своим последователям после свой смерти в форме, которую можно было увидеть, услышать и коснуться.[15]
Таким образом, для многих христиан центральное место занимает историческая фактичность пасхальных историй, так что, если бы они не произошли, таким образом, фундамент и истина христианства исчезли бы. Чтобы подчеркнуть это утверждение, часто цитируется стих Павла: «если Христос не воскрес, то наше воззвание было напрасным, и ваша вера была напрасной» (1 Кор. 15:14). Мы согласны с этим утверждением, даже если не считаем, что оно по своей сути указывает на историческую фактичность пустой гробницы.[16]
Но мы убеждены, что акцент на историческую фактичность пасхальных историй, как если бы они сообщали о событиях, которые могли быть сфотографированы, встает на пути их понимания. С одной стороны, это камень преткновения для людей, которым трудно поверить, что эти истории являются достоверными. И они думают, чтобы быть христианами эти истории должны быть реальными фактами.[17] Вопрос не прост, могли ли “такое” случиться?! Скорее, этот вопрос порожден самими историями: их различия трудно примирить, и их язык часто кажется иным, чем язык исторического повествования.[18]
Кроме того, фокусировка на фактичность этих историй часто не учитывает их более чем фактические значения. Когда мы относимся к ним - как к совершенно уникальному зрелищному событию? Мы часто не выходим за рамки вопроса: "произошло это или нет?”, но важно, всё таки, “что они означают?”.