— Открыть?
— Посмотри там в холодильнике, должна была со вчерашнего дня «Финляндия» остаться. Если охрана не употребила за ночь.
— Будет сделано.
— Да проходи, не стой! Присаживайся где удобно…
— Спасибо. Неплохо у вас.
Кабинет был обставлен в том же стиле, что и приемная, — только чуть поменьше оргтехники и побольше мужского беспорядка на бескрайнем хозяйском столе. И картина — не Глазунов, а что-то сюрреалистическое, среднее между поздним Дали и ранним Нечаевским.
— Денег стоило — ты не поверишь! Пока коммуналку расселили, пока в нежилой фонд перевели…
— Наверное, имело смысл?
— Посмотрим…
— Сергей! — Тихонин посмотрел на циферблат.
— Да, конечно… Извини, Владимир Александрович, у нас сегодня еще одна встреча, времени не много, а обсудить есть что. Так что к делу, если ты не против.
— Готов.
И Тихонин, и его заместитель вроде несколько поуспокоились после произошедшей пару минут назад баталии, поэтому Виноградов не удивился, когда Борис Михайлович нажал на кнопку селектора:
— Кофе принесите. Бутерброды тоже! Остального не надо.
— Хорошо, — отозвался динамик очаровательным голосом привыкшей ко всему Светочки.
— Владимир Александрович, вас рекомендовал господин Чайкин как человека, которому можно доверять… Вы давно знакомы? — Взгляд у Тихонина был умный, но без той настороженности, которая непременно поселяется в человеке после некоторой череды жизненных неурядиц и разочарований.
— Несколько лет.
— Давно не встречались?
— У нас есть определенный круг общих знакомых…
Виноградов снова прокрутил в памяти недавнюю встречу с бывшим коллегой за рюмкой коньяка, последовавший за этим звонок полузабытого «Сергея с Гавани», приглашение на беседу… И решил не вдаваться в подробности.
— Обычно я не доверяю бывшим милиционерам…
— Правильно, наверное, делаете, — пожал плечами Владимир Александрович. Ему захотелось поинтересоваться, а кому же в таком случае доверяет Тихонин, но это было бы расценено как дерзость.
— …но Сергей Юрьевич ручается!
— Благодарю за доверие.
— И лично вы производите достойное впечатление.
Хм… Неплохо бы узнать, что этот юноша с Уоллстрит имеет в виду: что у Виноградова ботинки почищены или что на протяжении всего разговора отставной капитан еще ни разу на ковер не сплюнул?
— Надеюсь, вы не собираетесь выдать за меня замуж свою старшую сестру?
— Простите, не понял?
Чайкин бросился спасать положение:
— Владимир Александрович хочет сказать, что если уж мы его пригласили…
— Верно! Это же вы меня пригласили, а не наоборот.
— Но ведь и вам нужна работа… Так?
— Мне нужна хорошо оплачиваемая работа. И то не всякая!
— Саныч, мы готовы заплатить!
— Тогда я слушаю. Или — до свидания. — Виноградов очень не любил подобных прелюдий, обычно за ними следовали угрозы, что «в случае утечки информации»… А потом все заканчивалось какой-нибудь ерундой, вроде просьбы проверить на судимость или сотрудничество с органами нового инкассатора. Или пожелания шефа установить, когда и с кем его супруга резвится под предлогом занятий шейпингом. — Сергей, ты же меня знаешь!
— Саныч, ты просто не понял. У шефа нет пока опыта общения с ребятами из твоей… сферы бизнеса.
— Все, Владимир Александрович! Простите. Я тоже предпочитаю не ходить вокруг да около. Вы вообще что-нибудь про нашу ситуацию слышали?
— Весьма отрывочно.
— От людей Василевича?
Фамилию Виноградов услышал впервые в этой же приемной, минут пятнадцать назад, но данный факт предпочел не афишировать:
— Разные бывают источники информации…
— Ладно, это ваша кухня. Но все-таки?
— Борис, давай расскажем все с начала. Чтобы он от нас узнал, как было на самом деле. Без всякой шелухи!
— Тогда лучше ты, Сергей. Это твой человек, раз уж решили.
История, видимо, и вправду была достаточно деликатная — ни шеф, ни его заместитель начинать не спешили. Владимир Александрович также с какими-либо инициативами не высовывался.
— Дело в том, что раньше мы работали в Невском банке недвижимости. Слышал? — Дольше тянуть паузу стало неприлично, и Чайкин принял ответственность на себя.
— Честно говоря, не припоминаю.
— Это неважно. Небольшой такой банк, карманный.
— Чей — карманный?
— В смысле?
— Ну, бандитский, воровской? Или покойной КПСС?
— Владимир Александрович, а вам обязательно это знать?
— Решайте сами.
От того, чьи деньги сформировали уставный капитал, зависело многое. В частности, с какими силовыми структурами придется иметь дело в случае возможного конфликта: с «отморозками» из организованных преступных сообществ нового образца или с беспощадными хранителями традиционного «общака». А может, это будут оберегающие покой «золота партии» бывшие и действующие кагэбэшники?
— Не знаю. Давайте пока не будем углубляться в эту проблему? Хорошо?
— Хорошо.
— Извините за назойливость, но… Надеюсь, у вас не возникнет соблазна поделиться с кем-нибудь тем, что вы сейчас услышите? Даже за большие деньги?
Тихонин вызывал у Владимира Александровича все большую жалость, несмотря на его шикарный кабинет и рубашку за семьдесят долларов:
— Я не торгую секретами, которые мне кто-то доверил по доброй воле. Это очень вредит репутации. Другое дело, если информацию удалось добыть самому — подкупом, хитростью, силой… Тогда это — мое! Тогда это уже товар, который ждет своего покупателя. Ясно?
— Боря! Не отвлекайся. Прости, Саныч.
— Слушаю вас, Борис Михайлович.
— Так вот, в начале года у банка возникла проблема. Понадобилось срочно продлить валютную лицензию…
— Я не силен в терминологии.
— Это документ, дающий право на занятие валютными операциями. Работа с вкладами населения, обменные пункты и прочее.
— Сладко!
— Еще бы. Естественно, за бесплатно такой вопрос не решался. Если один обменник на Невском дает две — две с половиной тысячи долларов…
— В месяц?
— В день.
Виноградов присвистнул — что-что, а считать он умел:
— Да-а…
— Ну, шеф немножко преувеличил! Бывает, конечно, но с учетом конъюнктуры рынка и накладных расходов… — В отличие от Тихонина, его заместитель принадлежал к категории бизнесменов, сделавших себе имя и состояние еще до «угара нэпа» девяностых. В их кругу было не принято хвастаться реальными доходами даже перед любовницами — ничего не поделаешь, тяжкое наследие подполья.
— А кто вообще эти лицензии продлевает? И выдает?
— Центробанк России.
— Москва?
— Нет, этим ведают конкретные люди здесь, в Питере. На одного из них — я потом назову фамилию — были выходы.
— У Сергея?
— Нет, лично у меня. — Тихонин даже немного обиделся — конечно, в двадцать с небольшим хочется, чтобы окружающие принимали тебя всерьез. — Тот человек очень осторожен, у него репутация… Он назвал сумму. Сумму, которая Василевича вполне устроила! Тем более что все другие варианты, которые пробовались, никаких гарантий не обещали, даже наоборот.
— А при чем тут Василевич?
— Василевич, которого вы, кстати, только что видели, является президентом Невского банка недвижимости. Он там все решает, хотя лично ему принадлежит всего три процента уставного капитала.
— То есть он и президент, и один из учредителей?
— Да. Так часто делают. Я был его замом по работе на бирже, а Сергей Юрьевич возглавлял валютный отдел.
— Вы, как я понимаю, уволились?
— Правильно понимаете. Но об этом после!
Нервничая, Тихонин теребил молнию упрятанного в коричневую кожу делового блокнота:
— Василевич тогда согласился. И дал указание выдать нам под отчет.
— Кому конкретно? И сколько?
— Согласно указанию президента, деньги под отчет были выданы мне и Сергею. Василевич обещал, что к осени спишет их.
— Какая сумма?
— Сто двадцать. Миллионов… Рублей.
— Это было тогда примерно тридцать тысяч долларов, — кивнул Чайкин. — Восемьдесят миллионов написали на Борю, сорок на меня.
Виноградов, пребывая в некоторой прострации, невольно покачал головой: такие суммы не воспринимались им как нечто реальное, как некая совокупность платежных средств, на которые можно приобрести что-то ощутимо полезное. Пока это были всего лишь чужие цифры, такие же неосязаемые, как триллионы из загадочного республиканского бюджета.
— Мы их сразу же отконвертировали. Это легко проверить, сохранились копии, да и девочки вспомнят.
— Короче, Боря отнес бабки тому мужику. Мужик взял, пообещал, что все будет путем и можно не трепыхаться… И кинул!
— Как это?
— Элементарно. Срок по временному разрешению вышел — и все, привет! — Чайкин разговаривал с Виноградовым, но слюной брызгал все-таки на стушевавшегося Тихонина. — Расписки-то никакой взять не догадались…
— Сергей, пожалуйста, опять не надо…
— Я все-таки не понял, что именно произошло.
— Ничего тот Борин приятель не сделал. Выяснилось, что документы наши как лежали в общей папке, так там лежат. И результат соответственный: отзыв лицензии на ведение валютных операций! Плюс штрафные санкции, так как по старым документам можно было работать до первого сентября, а Василевич со спокойной душой, думая, что все в порядке, инкассировался на обменных пунктах аж до седьмого, пока уведомление не пришло. И попал Невский банк недвижимости на такие деньги, за которые теперь душу вместе с кишками вынут.
— Не у вас же!
— Получается, что у нас!
— Мы же крайние остались… В общем, когда в июле Тихонин от Василевича увольнялся — и меня с собой свалил! — тот сказал, что претензий нет, мол, заплатили в Центробанк, так заплатили, лишь бы без проблем. А теперь…
— Теперь появились проблемы? И соответственно, претензии?
— Да! Получается, что мы с Сергеем тридцать тысяч у банка взяли, присвоили их якобы под того мужика, потом уволились. И Василевич «попал»…
— Некрасивая история. Значит, никаких документов, что валюта передана, нет?