— Жаль, я не могу сшить вас вместе, — бросила она Доминику и потом объяснила, где и как сделала бы это. — Если вы еще хоть раз подеретесь, я брошу вас обоих. Я понятно выразилась? Если вы обещаете больше никогда не поднимать руку друг на друга… вы вообще должны жить как заботливые братья, тогда я не брошу никого из вас, пока жива. Слышите? Итак, либо вы научитесь каждый довольствоваться половиной меня, либо вы потеряете меня целиком. Тогда я заберу Дэнни, и больше вы меня не увидите. Вам все понятно?
Оба почувствовали: Рози не шутит и в случае чего действительно их бросит.
Кармелла лежала тихо, вслушиваясь в каждое слово Доминика.
— Думаю, твоя мама была слишком гордой, чтобы после выкидыша вернуться в Бостон. И еще она думала, что я слишком молод и после смерти твоей бабушки меня нельзя оставлять одного. Рози считала себя обязанной позаботиться обо мне. И потом, она знала о моей любви к ней. Уверен, она меня тоже любила. Но для нее я был милым мальчиком. А потом она встретила Кетчума, своего ровесника. Кетчум был мужчиной. Пойми, Дэниел, нам с ним не оставалось иного, как согласиться на ее условия. Мы оба просто обожали Рози. И я уверен, она каждого из нас по-своему любила.
— А что об этом думала Джейн? — спросил Дэнни.
Кетчум ему рассказал, что индианка знала обо всем.
— Ты же помнишь, что думала Джейн по разным поводам. Естественно, назвала нас придурками. По ее мнению, мы здорово рисковали. Джейн сказала, что это вроде азартной игры, где потом за все придется платить. Я тоже так думал, но твоя мама не оставила нам выбора. И потом, Кетчум всегда был более азартным игроком, чем я.
— Ты должен был рассказать мне об этом раньше, — услышала Кармелла голос Дэнни.
— Знаю, что должен. Прости меня, Дэниел.
Потом Доминик пересказал Кармелле слова Дэнни.
— Я не особенно сержусь за ваше вранье с медведем. Хорошая была история. Но есть еще кое-что, в чем ты ошибался. Ты говорил мне, что подозреваешь Кетчума в убийстве Пинетта Счастливчика. И не только ты. Джейн так думала и половина школьной шантрапы из Западного Даммера.
— Я не утверждал наверняка. Я говорил: Кетчум мог убить Пинетта Счастливчика.
— Ты ошибаешься. Пинетта Счастливчика убили в его постели, в заведении «Бум-Хаус» на Андроскоггине. Его голова была пробита штамповочным молотом. Так ты мне рассказывал? — допытывался у отца писатель Дэниел Бачагалупо.
— Да, так. Лоб Счастливчика был покрыт вмятинами в виде буквы «Н».
— Хладнокровное убийство. Так, отец?
— Нам так казалось, Дэниел.
— Тогда это был не Кетчум. Смотри, если бы Кетчум с такой легкостью убил Пинетта Счастливчика в постели, что ему мешало бы убить Карла? У него было много возможностей прикончить Ковбоя, если бы Кетчум действительно был убийцей.
Дэнни был прав. («Возможно, парень действительно писатель!» — заключил повар, пересказывая их разговор Кармелле.) Будь Кетчум убийцей, Ковбой не коптил бы сейчас небо. Кетчум обещал Рози заботиться о Доминике. Они оба обещали ей заботиться друг о друге. Учитывая сложившиеся обстоятельства, разве это не было бы заботой? Прибить Карла у него дома, когда он спал, напившись до бесчувствия. Или подкараулить в каком-нибудь укромном местечке. Лучшей заботы о поваре и не придумаешь.
— Теперь понимаешь? — спросил отца Дэнни. — Если Пам выложит Карлу все и Ковбою будет не найти нас с тобой, почему бы ему тогда не сесть на хвост Кетчуму? Норма Шесть обязательно скажет Карлу, что Кетчум все эти годы был в курсе наших дел и сейчас знает, где мы.
Вопрос можно было и не задавать. Отец и сын оба знали ответ на него. Если Карл сядет Кетчуму на хвост — вот тогда Кетчум точно его прибьет. И сплавщик, и помощник шерифа тоже это знали. Как большинство мужчин, поднимающих руку на женщин, Карл был трусом. Ковбой не решится расправиться с Кетчумом, даже если вооружится винтовкой с телескопическим прицелом. Сплавщик — не хромой повар, и убить его непросто.
— Отец, так когда ты собираешься уносить ноги из Бостона? — спросил Дэнни.
По ерзанью Доминика в постели и по его виноватому взгляду Кармелла догадалась, что их разговор перешел на новую тему. Они теперь обсуждали отъезд из Бостона, но повар не мог или не хотел говорить Кармелле, когда он уедет.
Тринадцать лет назад, впервые рассказывая ей свою историю, Доминик четко оговорил один момент: если Карл нападет на его след и ему придется бежать из Бостона, Кармелла с ним не поедет. Она и так потеряла мужа и единственного сына. Судьба пощадила ее, не показав их мертвые тела. Если Кармелла отправится с Домиником, Ковбой, возможно, и не убьет ее. Но у нее на глазах он убьет повара.
— Я не хочу втравливать тебя в это дело, — еще тогда сказал ей Доминик. — Если этот поганец нападет на мой след, я уеду один.
— А почему вы с Дэнни не заявите в полицию? — недоумевала Кармелла. — Убийство Джейн было несчастным случаем. Неужели вы не объясните полицейским, что Карл сумасшедший и что он опасен?
Кармелла никогда не жила в округе Коос и потому некоторых вещей просто не понимала. Прежде всего, Ковбой и был полицией или тем, что у них в глуши считалось таковой. Во-вторых, быть сумасшедшим и опасным — не преступление, особенно на севере Нью-Гэмпшира. Не слишком серьезным преступлением было и то, что Ковбой втихомолку где-то закопал тело индианки. Главное — он Джейн не убивал, а Дэнни убил. Допустим, мальчишка перетрусил. Но повар был вполне взрослым человеком и мог бы сообразить: бегство — не решение проблемы. Если бы он остался и кому-нибудь рассказал правду (ведь над Карлом были начальники), возможно, случившееся и сочли бы несчастным случаем. Тогда у повара был и другой вариант: вернуться с Дэнни в Извилистый и блефовать, как советовал ему Кетчум. Помнится, Дэнни тоже хотел вернуться обратно.
Теперь, когда прошло тринадцать лет, слишком поздно было что-либо менять. Но в самом начале их отношений Кармелла согласилась на такие условия. Она не знала, как сложится ее жизнь с поваром. За эти годы она привыкла к Доминику, да что там говорить — полюбила его. Сейчас Кармелла жалела о своем опрометчивом согласии. Если Доминику и впрямь придется уехать, ей будет тяжело расстаться с ним. Да и сам Доминик знал: он будет тосковать по Кармелле сильнее, чем по Джейн. Конечно, не совсем так, как они с Кетчумом тосковали по Рози. Но Кармелла занимала особое место в его жизни, и чем больше он любил эту женщину, тем сильнее противился, чтобы она ехала вместе с ним.
Кармелла лежала и думала о тех местах Норт-Энда, по которым она уже не сможет ходить. Сначала это были места, связанные с ее погибшим мужем. Потом к ним добавились места, имевшие отношение к ее дорогому Анджелу (это было еще мучительнее). Сколько же мест добавится к списку запретных, когда уедет Доминик (ее дорогой Гамба)? — мысленно спрашивала себя вдова дель Пополо.
После гибели Анджелу Кармелла больше не ходила по Парментер-стрит — особенно по той ее части, где неподалеку стояла начальная школа Кашмэна. Самой школы, где Анджелу учился в младших классах, уже не было. Здание сломали (в пятьдесят пятом или пятьдесят шестом — Кармелла не помнила). На том месте собирались построить библиотеку, однако Кармелла знала, что никогда туда даже не заглянет.
Всю свою жизнь она работала официанткой в «Vicino di Napoli». Первая работа оказалась единственной. Утренние часы у Кармеллы бывали свободными. Когда малыши отправлялись в школу, она всегда вызывалась помогать учителям. Тот маршрут стал запретным. Кармелла больше не ходила мимо Старой Северной церкви, куда класс Анджелу водили на экскурсию, посмотреть на колокольню, восстановленную в 1912 году потомками Пола Ревира. Церковь была епископальной (а значит, для католиков чужой), но являлась достопримечательностью Норт-Энда. Внутри, в особой витрине, лежали кирпичи из английской тюремной камеры, где в давние времена томились отцы-пилигримы[80].
Мимо Дома моряков на Норт-сквер Кармелла не могла ходить сразу по двум причинам (что, кстати, было очень неудобно, поскольку площадь располагалась в двух шагах от «Vicino di Napoli»). Однако Дом моряков считался достопримечательностью Бостонской гавани, там находилось Морское общество, «посвященное служению морякам». Анджелу с классом бывал там на экскурсиях, но Кармелла их не сопровождала. Как-никак море забрало у нее мужа.
Существовали и другие, вполне невинные «запретные зоны», избегать которых было глупо. Тем не менее и они напоминали Кармелле о муже и сыне, и потому она туда не ходила. Ей нравилось «Caffè Vittoria», имевшее несколько залов. Кармелла никогда не усаживалась за столик в зале с фотографиями Рокки Марчиано[81], поскольку утонувший рыбак и Анджелу восхищались этим супертяжеловесом. Когда-то она с мужем и сыном была в ресторане «Grotta Azzurra», который однажды осчастливил своим посещением Энрико Карузо[82]. Понятно, что и этот ресторан числился в списке Кармеллы.
Муж говорил Кармелле, что Ганновер-стрит — самое безопасное для моряков место. Ни одного из моряков здесь еще не ограбили, каким бы пьяным он ни был. Моряки могут в любое время суток пройти из гавани к «Олд Хауэрду» и обратно, не опасаясь за кошелек и жизнь. Помимо заведений со стриптизом вокруг Сколлэй-сквер было полно дешевых баров и таких же дешевых магазинчиков, куда тоже любили забредать моряки. Тот мир исчез вместе с прежней Сколлэй-сквер. Но в воспоминаниях Кармеллы он продолжал жить со всеми установленными ею запретами. Таким образом, вся Ганновер-стрит была для нее чем-то вроде минного поля!
Даже хищные чайки, кружившие над районом Хеймаркет, напоминали ей о субботних днях, когда она гуляла там с Анджелу и малыш крепко держался за ее руку. Кармелла теперь с опаской поглядывала и в сторону Флит-стрит, где находился ресторан «У Стеллы». Сюда они с Домиником ходили в те дни, когда их ресторан был закрыт. Повар заказывал жареных кальмаров, но ни в коем случае не нью-йоркский вариант их приготовлени