Они обменялись рукопожатиями, и Вадид подозвал официанта и сказал ему несколько слов по-арабски. Тот бросился выполнять заказ.
Вадид скинул куртку, под которой оказалась джинсовая рубашка, и, хлопнув Бартона по колену, сказал весело:
— Я испытываю такое чувство, как будто в моей жизни происходит очень важное событие. Я имею честь сотрудничать с мистером Кристофером Бартоном! С самим Бартоном из Скотленд-Ярда, леди и джентльмены! Никогда не мог даже подумать, что это может случиться.
Бартон смутился:
— Не такая уж я и знаменитость. Старый полицейский, скоро на пенсию. Но вот глядя на вас, я завидую новому поколению копов. Молодые, спортивные, великолепно знающие компьютерные премудрости! Это я должен восхищаться, радоваться, что работаю с вами!
Вадид покачал головой:
— Вы не только замечательный детектив, но и настоящий английский джентльмен, мистер Бартон… Разрешите, я закурю?
— Курите, конечно, — кивнул Бартон.
По сигналу Вадида официант раздвинул стеклянную дверь за его спиной, и он с удовольствием затянулся ливанской сигаретой «Сидарз».
— Первая сигарета за день, — сказал Вадид. — Знаете, я курю всего четыре сигареты в день.
— Это не имеет значения, — покривился Бартон. — Что одна, что тридцать. Если даже вы курите мало, то портите здоровье все равно.
— Вы никогда не курили?
— Я и сейчас иногда курю. Трубку. Но если куда-то еду, не беру ее с собой. Такая превентивная мера. Кстати, где вы изучали английский язык с американским произношением?
— Я учился в Америке. Целых пять лет.
Им принесли ливанский кофе в микроскопических чашечках и две плиточки ливанского шоколада с мятой.
— Теперь мы можем начинать беседовать как настоящие ливанцы, — засмеялся Вадид. — Вы, наверное, знаете, что у нас разговор без чашки кофе не складывается.
— Тогда начнем. Закончено ли дело об убийстве?
— Теоретически да. Практически оно будет тянуться еще месяца три. Будут собираться справки, документы, будет постановление суда, официальный отчет, соответствующие письма в ваше посольство, в МИД, в МВД, семье погибшей. Но все, что нужно было знать детективам, они, судя по всему, знают.
— Если знают они, то, насколько я понимаю, знаете и вы.
— Полагаю, что да.
— Первый вопрос: знал ли убийца женщину?
— Он утверждал, что знал. И раз десять ее отвозил из посольства домой, почти всегда поздно вечером. Она даже просила диспетчеров компании «Такси Томми», чтобы они присылали ей Малика. Видимо, у них сложились приятельские отношения.
— Он относился к ней по-дружески, а потом попытался изнасиловать и убил.
— Он не признался, что убил ее.
— Что? — встрепенулся Бартон. — А в наших газетах писали, что он сознался в содеянном.
— Ничего подобного. Он вообще был обвинен в преступлении на основании съемок камер видеонаблюдения. Никаких свидетелей преступления нет, и это, видимо, дало ему право все отрицать.
— То есть ни его самого, ни его машину никто не опознавал?
— Был опознан номер его машины.
— Номер могли заменить.
— Да, верно. Но тогда кто и как?
— Это уже другой вопрос… Были ли найдены на трупе следы его ДНК? Сперма? Пот? Волосы?
— Нет, ничего этого не было найдено. Он не смог ее изнасиловать, она сопротивлялась.
— Но тогда под ее ногтями должны были остаться мельчайшие следы его кожи, ткани, его волосы, наконец?
— Нет, он все замыл спиртом.
— Спиртом? А он мусульманин?
— Нет, он из семьи ливанских христиан. Но в церковь не ходил.
— И что, все христиане таскают с собой в машине спирт?
— Кое-кто возит, я думаю. Для технических целей.
— Пусть так. Ну, и как же он ее убил?
— Накинул на шею шнурок и задушил. Он — здоровый парень.
— Но вся картина преступления осталась для вас неясной, правда? Ведь этот Малик был убит на следующий же день? Не было ни следственного эксперимента, ни тщательного изучения мотивов.
— Верно. Но Малик так яростно все отрицал, что это внушило следователям уверенность в том, что это сделал он.
— Странная логика!
— Нет, совсем не странная, — возразил Вадид. — Нужно очень многое иметь в виду. Темперамент, взрыв страстей, мужчина, у которого никогда не было женщины, преступление в состоянии аффекта… Все это вместе у нас случается, поверьте.
— Как часто в последние пять лет у вас имели место преступления аналогичного характера?
— У меня нет статистики таких преступлений, — признался Вадид.
— И напрасно: она могла бы сейчас кое-что нам подсказать. Честно говоря, у меня есть подозрение, что ваш Малик не был виновен в убийстве Мэри Белл. Похоже, тут действовал опытный преступник, может быть даже профессионал.
— Но Малик уже был судим. Он пытался провезти в Ливан большую партию афганского героина.
— Когда? — тут же спросил Бартон.
— Четыре года назад, — ответил Вадид. — Он не был участником операции, его наркоторговцы задействовали уже в аэропорту прилета, и он получил всего год тюрьмы. Но в тюрьме люди проходят отличную школу и часто становятся хуже, чем были.
— Пусть так. Но смотрите, он ведь работал, он не был членом банды и не был настолько опытен, чтобы заметать следы так, как это сделал он.
— Мистер Бартон, — мягко проговорил Вадид, — судя по тому, что я от вас сейчас услышал, британский МИД очень хочет, чтобы дело имело политическую окраску, хотя для нас это — чисто бытовое преступление. Поверьте, наши следователи — профессионалы, они раскрыли уже не одно преступление и хорошо знают местные условия.
Бартон улыбнулся:
— Дорогой Вадид, даже в самом безумном сне я бы не попытался учить ваших парней делать свою работу. Но ведь никто не может запретить мне в чем-то сомневаться. Я всегда сомневаюсь. Я сомневаюсь даже тогда, когда все, казалось бы, очевидно. Более того, я всегда начинаю с сомнений. Когда они развеяны, работать становится намного проще.
Вадид, улыбнувшись, кивнул:
— Интересный метод.
— Не метод, сэр: это черта моего характера… Вы поможете мне завтра? Я бы хотел восстановить по минутам тот злополучный день, когда Мэри погибла. И проехать по всем местам, связанным с этим делом.
— Это моя работа, мистер Бартон; я назначен вашим временным помощником. Когда вы хотели бы начать?
— Сразу после завтрака. Не позже десяти.
— У подъезда отеля в десять часов, — сказал Вадид. — Синий «датсун».
IX
Бартон обедал долго.
Он любил ливанскую кухню и часто ходил в Лондоне в ливанский ресторан «Маруш». В ресторане гостиницы, в которой он поселился, был шведский стол: можно было самому брать любые горячие блюда из десятков мармитов. Он не отказал себе в удовольствии попробовать почти все, хоть и понемногу.
После обеда он пошел в холл и расположился с чашкой кофе на диване, который назвал «пещерным мастодонтом»; диван был огромным и встроен в глубокую нишу, в которой горели цветные восточные фонари. А кофе был отличным. Он знал страшную особенность своего характера: если он работал над каким-то делом, он не мог ни читать, ни смотреть телевизор: все его нутро, все его мысли были посвящены этой работе. Единственное время, когда он отвлекался от этих мыслей, было время обеда: он был гурманом и наслаждался едой, как ребенок шоколадкой.
Так было не всегда. Когда была жива жена, он часто готовил сам — иногда даже сложные в приготовлении французские блюда. Он отдыхал, занимаясь кулинарными изысками. После работы, которая требовала от него максимального сосредоточения и напряжения сил, после трагических сцен, свидетелями которых ему приходилось порой бывать, суета на кухне, искрящиеся глаза жены, тепло домашнего очага и глоток белого вина воспринимались им как божий дар. Жена часто фотографировала его в кухонном переднике с цветочками, и теперь, просматривая фотографии прошлых лет, он часто ронял слезу. Как он был рад, что в этот момент никто не видит его, Кристофера Бартона, которого все считают сухарем!
Накинув теплую куртку, он взял такси и поехал в центр города. Остановив машину на неизвестной ему улице, которая привлекла его обилием огней и витрин, он вышел и побрел вдоль магазинов и кафе, впитывая в себя как губка типы прохожих, стиль их одежды, запахи города и живую речь.
Он вспомнил забавный… нет, скорее просто необычный эпизод своей ранней карьеры в Скотленд-Ярде. В Нью-Йорке был ограблен и избит британский дипломат, родственник министра торговли и промышленности. В сущности, это была его собственная вина: он после приема не поехал в гостиницу, в которой остановился, а предпочел провести пару часов в казино. Потратив там круглую сумму, он решил идти в гостиницу пешком и нарвался на пару наркоманов. Поскольку денег у него осталось мало, наркоманы были этим очень недовольны и решили выместить досаду на пижонистом иностранце.
Бартона отрядили в Нью-Йорк, чтобы он разобрался в ситуации. Это была его первая командировка в Америку. В аэропорту его должен был встретить сотрудник ФБР, ветеран, собиравшийся на пенсию. Его задачей было отвезти Бартона в гостиницу и договориться о встрече на следующий день. Дело было в пятницу, и рейс из Хитроу был последним. К несчастью для Бартона, у ветерана случился сердечный приступ, и его срочно отвезли в госпиталь. Он был в тяжелом состоянии и сообщить начальству о случившемся не смог. Как следствие всего этого, в аэропорту имени Кеннеди Бартона никто не встретил. Он прождал часа полтора, а потом взял такси и поехал в центр города.
Цен на отели в Нью-Йорке он не знал, и поэтому на всякий случай снял номер в скромной гостинице рядом с Бродвеем. Отель назывался «Карлтон» и принадлежал семье из Гонконга. И хозяйка гостиницы, и ее люди смотрели на Бартона очень подозрительно, долго изучали его паспорт и два раза проверили доллары, которыми он решил заплатить за одну ночь. Как позже выяснилось, он был вынужден провести здесь три ночи: в ФБР не сразу выяснили, что Бартон прилетел в пятницу и что его никто так и не встретил. Разочарованию Бартона не было предела…