— Фотоаппарат! — не оборачиваясь, приказал замкомбата стоявшему у него за плечом Кузнецову. Тот кивнул и, скинув рюкзак, вытащил оттуда завёрнутый в полиэтиленовую пленку небольшой цифровой фотоаппаратик.
— Снимай. Три-четыре фотографии сделаешь и достаточно. Только проверь, что бы всё было чётко.
Группник снова кивнул и принялся за фотографирование «объекта».
— Кошкин! — позвал он, когда, убедившись в качестве сделанных снимков, начал убирать фотоаппарат обратно в рюкзак. — Связь!
— Погоди! — уже в который раз остановил его Борисов. — Сейчас старшие троек доложат, тогда и в эфир выйдем. Впрочем, можешь пока радиограмму сочинить. Что-нибудь вроде того: «При ведении поиска по координатам… обнаружил… имел встречный бой. В результате… и так делее…
— Пиши. — Олег на пару минут задумался. — В процессе выдвижения имел встречный бой. В результате нанесённого огневого поражения противник отступил. Организовал преследование. Противнику удалось скрыться… Дальнейшую диктовку прервало появление Краснова. В руках он тащил два больших туристических рюкзака и видавший виды АКМС.
— Вот, Маркитанов нашёл. Там крови море… в трех местах.
Только сейчас Кузнецов заметил, что оба рюкзака были уляпаны бурыми пятнами засохшей крови.
— И следы волочения. Наверное, труп оттаскивали, — рюкзаки тяжело плюхнулись на землю.
«И как он их тащил?» — подумал старший лейтенант и, взяв брошенный ствол, потянулся рукой к предохранителю.
— Димарик его уже разрядил, — предугадав действия командира, сообщил боец. — Он говорит, сфотографировать надо, — боец кивнул в сторону, откуда пришёл.
— Я пойду сфотографирую? — Кузнецов кивнул в сторону ожидающего бойца.
— Сходи, — безразлично бросил Борисов. Он сидел неподалеку от трупа и, казалось, о чём-то напряжённо думал.
— Рюкзаки обыскали? — на всякий случай уточнил он, хотя нисколько не сомневался, что свою возможность порыться в чужих шмотках Димарик не упустил.
— Ну, — неопределенно протянул боец. — Мы тут, ну вот…
— Ясно, — прервал его мучения замкомбата. — Фото и видеоносители были?
— Никак нет! — отрицательно помотал головой Краснов. — Телевизор на батарейках, а так по мелочам…
Что именно было там по «мелочам» замкомбата уточнять не стал. Подумаешь, заныкал Димарик парочку маскхалатов, один-другой гортексик, ну и фик с ним. Кому они теперь нужны? Трупам? На хрен? А мораль? Какая к черту на крови мораль? Лицемеры. Оружие гуманное и негуманное, цивилизованное ведение войны, не цивилизованное… Есть смерть и есть трупы, которых могло бы и не быть, стоило только кому-нибудь, где-нибудь вовремя и в нужном месте поставить запятую или точку… К чёрту…
Крови действительно было много. Кровь была на земле, на молодой, только что начавшей прорастать траве, на стволах деревьев, на влажных листьях. В зыбких полосах поднимающегося тумана она казалось только что пролитой. Сделав несколько снимков, Кузнецов прошел дальше и впрямь увидел следы волочения. Чьи-то безвольные пятки вычерчивали на земле замысловатые кривые, стаскивали в кучи остатки прошлогодней листвы, цепляли лежавшие на земле ветки. Олег шёл по чужим кровоточащим следам до тех пор, пока его взор не уперся в брошенную разгрузку, обрывки бинтов, использованный тюбик промедола. Тут же лежала расколотая бутылка физиологического раствора.
Когда старший лейтенант, сделав достаточное количество снимков, вернулся к ожидающему его Борисову и, наконец-то выйдя на связь, передал результаты боестолкновения, появился Димарик с новым огромным рюкзаком за плечами. Кузнецов бросил взгляд в его сторону, но спрашивать, откуда у Маркитанова появился столь шикарный рюкзак, не имело смысла. И так всё было ясно. А вот не поинтересоваться об РРке он, как командир группы, не имел права, его (рюкзак) ещё представало сдавать на склад…
— А куда свой дел?
— Вовнутрь убрал, куда же ещё? — удивление на лице Димарика было таким искренним, что не будь вокруг столько крови, Кузнецов наверняка бы рассмеялся. А так… а так он лишь хмыкнул…
— Товарищ старший лейтенант! — послышался хриплый шепоток Кошкина.
— Да?!
— Центр приказал выносить труп…
— Не понял? — переспросил командир группы, хотя прекрасно разобрался, о чём идет речь. Скорее он хотел осмыслить сказанное.
— «Центр» приказал выносить труп противника в пункт запасного сбора.
— Они что там, охренели? — повернувшись к по-прежнему сидевшему рядом с трупом Борисову. — Зачем нам его переть?
— Возможно, для опознания.
— А что по фотографиям никак?
— По фотографиям никто не сознается, что это их родственник.
— А может тогда его обложить тротилом и взорвать к чёртовой матери? — представить, что кроме рюкзаков придется тащить ещё и вражеский труп, командиру группы становилось не по себе.
— Точно! — с сарказмом в голосе поддакнул майор. — Взрывай! А потом будешь лазить по кустам и собирать ошмётки разлетевшегося мяса. Скажи лучше вот что ещё: стволы нашли?
Кузнецов отрицательно покачал головой.
— Нет, я же в отряд передавал. Вы разве не слышали?
— Хреново! — Борисов провёл по лицу рукой, как бы сгоняя с него остатки сна. — Ладно, хорошо хоть ещё один отыскался. Не будь этих двух автоматов, кто знает, не пришлось бы нам доказывать, что ты не Ульман, — замкомбата усмехнулся, вот только ухмылка оказалась какой-то грустной.
— Круто! — Олег возмущенно качнул головой. — Маркитанов, вызывай Гудина, пусть подтягивается сюда. А ты бери свою тройку, и начинайте готовить носилки… Вражие шмотки, — Кузнецов кивнул в сторону рюкзаков, принесённых Красновым, — передашь в тыловой дозор.
— Ну, я пошёл, — по лицу Димарика было видно, что он предпочёл бы тащить чеховское имущество, а не возиться с трупом, но спорить не стал, а отправился выполнять приказание. Командир группы посмотрел ему вслед и, поняв, что часть информации прошла мимо ушей Маркитанова, потянулся к своему «Акведуку».
— «Четвертый» — «Старшему». Приём.
— На приёме, — Кузнецов различил голос сержанта Гудина.
— Выдвигайтесь к нам. Как понял? Приём.
— Понял вас, понял. Приём.
— Ждём. До связи.
Через некоторое время тыловая тройка уже занимала свои позиции в составе группы. Холод вновь начал давать о себе знать. Пока Димарик и иже с ним готовили носилки: срезали подходящие по толщине и длине ореховые палки; пока искали в шмотках боевиков что-нибудь способное заменить плащ-палатку, (свою использовать под это дело не хотелось); почти все бойцы группы под тем или иным предлогом приходили смотреть на мёртвого бандита.
— А уши можно отрезать? — воровато оглядевшись по сторонам, спросил у Кузнецова подошедший одним из последних снайпер Баринов. Стоявший в этот момент чуть в стороне от убитого боевика Борисов зло зыркнул в его сторону.
— Ты бы хотел, что бы с тобой поступили так же?
Боец отрицательно покачал головой.
— Тогда иди отсюда на хрен! — прошипел замкомбата. И, бросив злой взгляд в спину метнувшегося прочь бойца, едва слышно добавил: — Наслушались идиотов…
Единственный, кто не проявил никакого интереса к убитому, был Димарик, возможно потому, что уже достаточно нагляделся на вражеские труппы, а возможно, потому, что чтил покой мёртвых…
Убитого чеха в заданный район они вытащили к вечеру. И как оказалось, со всеми минусами был в его доставке один неоспоримый плюс: комбат дал добро на эвакуацию.
Несмотря на то, что глаза Олега слипались от усталости, спать он лег поздно. Сперва сдавал оружие и неизрасходованные боеприпасы, затем занимался бумажной работой: отчитывался о выполнении боевого задания, потом долго сидел в бане. А когда уж совсем вознамерился завалиться спатеньки, пришли офицеры из соседней роты. Долго пытали, что и как, пока Олег не раскололся и не рассказал всё, как было, без прикрас и преувеличений, не выпячивая своей роли, но и не слишком афишируя участие в боестолкновении майора Борисова. Затем перешли на всякие приколы и воспоминания из училищной жизни. А тут ещё как назло появился древний как мамонт начальник штаба батальона майор Федин, ну и тоже свою байку рассказать захотел.
…Вот у нас зам начальника училища был полковник Мошкарёв, вот это мужик! Как-то раз повязала милиция курсанта третьекурсника. Курсант этот Михнёв Сеня, из моего учебного взвода, в законном увольнении был. Сто грамм для храбрости принял и на центральную площадь города потопал. За каким чёртом лысым он туда попёрся — бог его знает. Но, одним словом, напоролся на патруль. Те его вязать, а он малый здоровый, отмудохал тот патруль за моё-моё. Только настроился ноги сделать, как к ним на помощь четверо ментов прибыло, он и их отутюжил. Если бы те заранее подмогу не вызвали, то Семён так бы и ушёл. Короче, его повязали и на губу. Мошкарёв его оттуда сразу забрал, мол, сами разберёмся и примерно накажем.
В общем, утром построили нас. Стоим. Михнёва перед строем вывели, сам заместитель начальника училища рядом стоит и о его «заслугах» рассказывает. Ну, думаем, всё, отчислят Семёна, а тут еще полковник Мошкарёв как рявкнет:
— Равняйсь! Смирно! За пребывание в нетрезвом виде, за оказание сопротивления гарнизонному патрулю… — У нас в мыслях только одно: ну всё, теперь точно отчислят… — За избиение четырёх сотрудников милиции при исполнении…
— Шести… — брякнул Михнёв, видимо обидевшись, что не все его подвиги увековечены.
— Шести, — не стал спорить зам начальника, — объявляю курсанту Михнёву десять суток ареста.
Сеня, кажется, даже побледнел.
— Есть… — не сразу отреагировал он.
А полковник ободряюще шлёпнул его по плечу и ещё громче выкрикнул:
— Встать в строй! — Пауза. И не слишком громко, но чтобы все слышали: — Такие офицеры нам нужны…
Вот такой был у нас зам начальника.
— А Михнёв, где он сейчас? — спросил Олег. Он хотел добавить «наверное, полковник», но сообразив, что тот однокурсник Федина, передумал.
— Сенька погиб ещё в девяносто втором. Автокатастрофа. Глупая, случайная. А… — майор расстроено махнул рукой. — Хороший офицер был… — Тут же, без всякого перехода: — Так, ладно, хватит лясы точить! Кузнецову спать пора, да и вам всем тоже.