— Стас, а правду говорят, что ты нарвался на взыскание от самого командующего?
Стас повел носом, будто собираясь чихнуть, поправил закрывавшую половину лица панаму и нехотя ответил:
— Правда.
— За что?
— За нецензурные выражения.
Воротин зевнул и блаженно потянулся в стрелково-пулеметном сооружении из массивных булыжников, а коротко и по-простому — в СПСе. Ротный лежал, плотно прижавшись к одной стене, а его друг — старший лейтенант Еремин, бывший командиром первого взвода и фактически являвшийся его заместителем, — к другой. Солнце не по-осеннему нещадно палило, и даже натянутый сверху полог из плащ-палатки не спасал. Скоро наступит настоящая суровая зима, и в горы придут ужасные холода, а пока — жара и душно, ни дуновения ветерка. Бойцы группы тоже отдыхали, сосредоточившись в тени построенных душманами СПСов. Повезло: самим ячейки для обороны оборудовать не пришлось, саперы проверили позицию на наличие мин, после чего все сразу устроились на отдых.
Трое дозорных, расположившись на некотором удалении от лагеря, внимательно глазели по сторонам.
— Тебя? За нецензурные выражения? — не веря в услышанное, переспросил старлей.
— Ну, меня. А что в этом странного? Кто у нас в десантуре и вообще в армии не ругается матом?
— Все ругаются. Только в твоем исполнении я слышал это крайне редко.
— Я и в самом деле раньше не ругался, — почему-то улыбнулся Воротин, — пока не довелось познакомиться с одной интересной барышней.
— Барышней? А при чем тут барышня? Расскажи, Стас!
Командир роты сунул под спину свернутую куртку и снова улегся на прежнее место.
— Ладно, слушай.
Воротин и впрямь не шибко походил на выпускника Рязанского десантного училища. Нет, внешность у него была самой подходящей: высокий, широкоплечий, мускулистый; кожа смуглая, нос с горбинкой, на лице либо недельная щетина, либо вообще борода. Если на нем была военная форма, то сомнений в его принадлежности к десантуре ни у кого не оставалось; в гражданской одежде он больше походил на спортсмена-борца с Кавказа. Борьбой он увлекался с детства, в училище стал отличным рукопашником, прекрасно плавал, стрелял, «двадцатку» с оружием и тройным боекомплектом пробегал на одном дыхании.
На здоровье Станислав никогда не жаловался, ветрянкой и свинкой в юности не болел. Большинство женщин считали его наружность вполне привлекательной, в особенности на летнем пляже, когда из одежды на нем оставались одни плавки. Скорее всего, так и было. Более всего Воротин не любил зависимость, поэтому, однажды поняв, что основательно подсел на сигареты, заставил себя бросить это дело и с тех пор курил только в крайних случаях. По тем же причинам ровно относился и к алкоголю, однако мог запросто накатить стакан водки после тяжелой и затяжной операции или рюмку-другую за столом с лучшими друзьями.
Тем не менее яркая внешность Воротина была не единственным его достоинством. Если кому-то доводилось познакомиться с ним поближе, то мускулы, да и весь внешний вид понемногу отходили на второй план, уступая место богатому внутреннему миру. В полку Стас слыл интеллектуалом. Любил классику художественной литературы, с удовольствием читал статьи в научных журналах, изучал языки и свободно говорил на английском и испанском; мог дать исчерпывающий ответ по любой технике, состоявшей на вооружении в Советской армии.
Хорошая память, начитанность, широкий круг интересов, приличные манеры и ровный характер неизменно притягивали к Воротину сослуживцев. Общаясь с ним, друзья и товарищи словно прикасались к чему-то возвышенному, прекрасному, недосягаемому. Стас мог запросто процитировать стихи любого известного поэта или высказывание мэтра литературы.
Кстати, о женщинах. Не женат командир разведроты был тоже благодаря неприязни к зависимости. После короткого и незадавшегося супружества он наотрез отказывался повторять ошибку молодости и даже представить себе не мог, что кто-то ежедневно и ежечасно будет контролировать каждый его шаг, каждый поступок и каждую минуту свободного времени.
— До недавнего времени я действительно не пользовался ненормативной лексикой, — вернувшись с проверки дозоров, начал рассказ Станислав. — А год назад, перед самым Афганом, отправило меня командование на Высшие офицерские курсы «Выстрел» для повышения командирской выучки. Хорошее было времечко! С девяти до восемнадцати часов — плотный график занятий, ну а вечер в твоем распоряжении. Хочешь — учи пройденный материал, хочешь — отдыхай. Во время одного из походов по культурным очагам столицы я и познакомился с интересной барышней по имени Александра. Представляешь, оказалась моей землячкой. Красивая, стройная, эффектная, умная, сексуальная…
— Ох ты!.. — не удержался Еремин. — А мне не везет с этим делом. Никак не удается познакомиться с настоящей красавицей. Боюсь я их, что ли?
Воротин негромко засмеялся.
— Не знаю, кому в данном случае больше повезло: мне или тебе.
— А что с ней было не так?
— Все было так, кроме одного: материлась как последний сапожник. С ней здорово было проводить время: сидеть в кафе, ходить на футбол и хоккей, целоваться и много что еще. Но стоило ей открыть рот, как на меня словно выплескивали ведро помоев. Сашка была из семьи шахтеров в третьем поколении и реально не могла сформулировать ни одного предложения без мата, который служил ей связкой для нормальных слов. А иногда ее выражения, помимо мата, предлогов и союзов вообще не содержали никаких других частей речи.
— Вот это баба! — мечтательно произнес старлей.
— Это точно, — кивнул Воротин. И вдруг хитро улыбнулся: — Ты еще не знаешь самого интересного. Попробуй угадать, какая у нее была профессия?
— Хм… — напряг извилины командир взвода. — Крановщица?
— Нет.
— Кондуктор трамвая?
— Холодно.
— Продавщица мясного отдела?
— Не поверишь. Журналистка! — рассмеялся Стас. — Да-да, она работала журналисткой в одной из газет нашего областного города. Видимо, поэтому она так талантливо и понятно заменяла все глаголы, существительные и прилагательные на обозначения женских и мужских половых органов.
— Как же она брала у людей интервью? — удивленно спросил Еремин. — Как общалась с начальством?
— Понятия не имею. Кроме того, у меня родился еще один вопрос: как она умудряется разговаривать со своими родителями?
— И как же?
— Ну, жениться на ней я не собирался, поэтому не было нужды ехать в родной город и знакомиться с ее предками. Просто при удобном случае поинтересовался. Оказалось, что в их семье потомственных горняков этакая манера общения идет едва ли не с прадедушек и прабабушек, — вздохнул Станислав и замолчал.
Выждав минуту, молодой командир взвода спросил:
— Что же в итоге? Вы расстались или продолжаете встречаться?
— Конечно, расстались, — пожал плечами командир роты, — я даже в страшных снах не представлял такую мамашу своих будущих детей. Да что там дети, если после двух месяцев плотного общения с ней я сам стал выражаться. Даже тогда, когда в этом не было никакой необходимости. Переделать, перевоспитать ее было невозможно — не трехлетняя девочка. В общем, ее длительная командировка в Москву закончилась, я привез ее на Павелецкий вокзал, посадил в купейный вагон, чмокнул на прощание в щечку, и наши отношения как-то сами собой умерли…
Воротин намеревался подробнее объяснить причину разрыва, но тут к нему подобрался связист.
— Товарищ командир! Срочный вызов по запасному каналу связи! — доложил он отрывистым шепотом.
Станислав быстро поднялся и, пригнувшись, направился к стоявшей в теньке радиостанции.
— Омега на связи, — приложив к левому уху наушник, сказал он в микрофон. — После вчерашнего доклада никаких новостей. Рано утром по противоположному склону прошли два пастуха с отарой. Пару часов назад по нижней дороге проехала повозка, груженная строительным камнем. И на этом все.
Абонент переключился на другую тему, и вскоре лицо Станислава помрачнело.
— Ясно, Два ноля второй. Понял вас, понял…
Наконец, все вопросы по новой задаче были разрешены. Разговор по радио закончился.
Вернув радисту гарнитуру, Воротин позвал заместителя.
— Слушаю, командир, — отозвался Еремин.
— Нарисовалась срочная вводная, — капитан развернул на коленке карту. Отыскав по координатам предполагаемую точку, очертил вокруг нее площадь: — Полтора часа назад вот в этом районе сбит штурмовик, пилотировал который высокий чин, кто именно, по связи не сказали — режим секретности! Нам приказано немедленно прекратить наблюдение за дорогой, выдвинуться в указанный район, найти летчика и эвакуировать его в предгорье.
— Понятно, — мотнул головой командир взвода.
— Все. Поднимай людей. Выход через десять минут.
Глава восьмая
ДРА; район в семи километрах к юго-западу от селения Руха
Занимаясь поисками подходящего укрытия, Воронов не хотел спускаться далеко вниз. Осторожно осматривая склон, он забирал все выше и выше.
Во-первых, на дне здешних ущелий — вблизи горных рек и ручьев — всегда проходила дорога. Проезжая для автомобилей или нет — дело второе. Главное, что там регулярно появлялись представители местного населения, встречаться с которыми Андрею не хотелось.
Во-вторых, будучи опытным вертолетчиком, он прекрасно знал, где экипажу винтокрылой машины проще подобрать площадку и примостить хотя бы на одно колесо шасси. Конечно же, кратковременную посадку удобнее выполнить на вершине любой возвышенности, чем лепиться в заросшей кустарником и кривыми деревцами низине. Дабы моджахеды не успели приблизиться и помешать эвакуации, ему следовало находиться как можно ближе к месту посадки.
Разумеется, командующий с начштабом могут остановить свой выбор на другом способе спасения. К примеру, прислать одну или несколько разведгрупп. Но это уже детали, а он должен был подготовиться к любым вариантам. Потому и рыскал по склону недалеко от вершины хребта в поисках удобного прист