– Вызывали, – сказал Свиридов. – И в прокуратуру, и к Курганову в УБОП.
Фокин почесал в голове:
– Я сейчас вызову распределительный пост и скажу, чтобы тебя пропустили в дом. Если, конечно, тебя визировали. Да что я тебе объясняю, ты сам тут работал, знаешь не хуже меня. Тем более что у хозяина гости…
– Давай, – равнодушно сказал Свиридов. – Только знаешь что, Афоня…
Фокин повернулся к нему:
– Что?
– Не звони, а?
– Почему это? Нет, Влад, и не проси. Меня тут же уволят, если узнают. Ты что, правил не знаешь?
Влад понял, что больше не может медлить. Уговаривать своего друга, пусть даже лучшего и в конечном итоге все равно согласившегося бы на уступку, не представлялось возможным. Внутри все кипело, секунды шипели каплями расплавленного олова. И, быть может, пока он тут разглагольствует, его Наташа…
Фокин тем временем повернулся к нему спиной и поднес к уху мобильный. Влад, решительно выдохнув, поднял руку, будто собирался дружески хлопнуть друга по спине, но в последний момент его ладонь изменила направление движения и жестким ребром ударила Фокина в основание черепа.
Тот даже не охнул – просто снопом осел на землю, выронив так и не задействованный телефон.
– Извини, Афоня, – пробормотал Свиридов. – Но иначе нельзя.
Громадный пес-сторожевик оскалил мощные желтоватые клыки, но Влад осторожно опустился перед ним на корточки и положил руку на мощный загривок:
– Спокойно, Фердинанд, спокойно. Ты что, меня не узнал? А Фокин просто прилег отдохнуть. Он вообще любит поспать. Особенно когда плотно поужинает под водочку. Так что успокойся, лохматый. Видишь, какая хорошая ночь? Люди тоже хотят спать, как и вы, собаки.
Выговорив эту убалтывающую злобное животное чушь и добившись, чтобы Фердинанд, пес из конторы Липского, узнал своего, Влад оттащил в непроглядную тень под раскидистым деревом обмякшее громадное тело Афанасия, бормоча:
– Ничего… Через пятнадцать минут очухаешься и будешь как новенький.
В тот момент, когда он произносил эти слова, откуда-то сбоку до него донесся негромкий всхлип ужаса, и Свиридов, резко выбросив вперед руку в инстинктивном охранном движении, доведенном до автоматизма, угодил в лоб вышедшему из густого кустарника прямо на него долговязому парню в болтающейся на худой костистой фигуре толстовке. Парень на ходу застегивал ширинку и явно не относился к охране, потому что «залип» от одного касания Влада и повалился на аккуратно выстриженный газон.
Его губы посерели, затряслись, а потом вышлепали дрожащее:
– А… он как же?
Дрожащий палец анемично завис в направлении греющегося под луной Фокина.
– Ничего с Афоней не случилось, – холодно сказал Владимир и хлопнул парня по затылку ладонью. – Утомился он просто. Можешь провести меня в дом?
– М-могу… Но вы…
– Никого я не трону. Просто не хочу заранее беспокоить хозяев. Пусть будет сюрприз. Так поведешь?
Парень, казалось, был дико напуган. На его лбу выступил пот, он что-то неразборчиво забормотал, и Свиридову пришлось ткнуть его носком туфли в бок, чтобы выцедить из него мало-мальски дохожее:
– П-п… проведу? К Валентину Адамовичу? Но ведь… ведь вы киллер?
– Какой я тебе киллер, болван? – резко оборвал его Свиридов. – Я тут работаю! Смотри, вон Фердинанд сидит спокойно и ничего мне не делает. Потому что знает меня. А если бы я сюда с улицы вломился, он бы мне давно в глотку вцепился. Злобная скотина. Сечешь?
– Се-ку, – выдавил тот, и на Влада глянули два моргающих перепуганных глаза. – Только вы меня не трогайте. Хорошо?
– Не трону. Слово, – с легким презрением выговорил Свиридов и едва удержался от того, чтобы не пнуть этого размазню в бок. Его лихорадило от возбуждения, голову время от времени прихватывало туманом и головокружением.
– Тогда я вас проведу через другой выход. Я тут все хорошо знаю. Сам строил…
– Вот и чудно, – сказал Влад, а потом, припомнив персоналию из любимых словечек жены, добавил: – Растрелли ты наш.
Загородный особняк Горина изрядно походил на мрачный особняк девятнадцатого века с какой-нибудь глухой окраины Лондона, где жители уже после восьми запирались за крепкими дверями и непроницаемыми ставнями. Дом был обнесен высоченным металлическим забором с острыми бронзовыми навершиями, выполненными в виде наконечников стрел.
Свиридов вспомнил: гостеприимный и радушный владелец этой мини-крепости не удовольствовался абсолютно неприступным видом ограды и на ночь пропускал через нее ток высокого напряжения. Слабо освещенный неярким светом фонаря в нескольких метрах от передней стены, дом казался заброшенным, глухим и мрачным. Словно могильный курган.
Свиридова начала бить мелкая дрожь – от огромного мрачного строения исходила глухая угроза.
Высоченная стена с узкими, встроенными на манер бойниц окнами, из которых, казалось, вот-вот просунется дуло «калькулятора для окончательных расчетов», была увита плющом, а в живой занавеси просматривалась огромная, метра два с половиной, стальная дверь, окрашенная в красновато-бурый, керамзитового оттенка цвет.
На всем фасаде горело только одно окно – на третьем этаже. Хотя от него до земли было добрых восемь-девять метров, оно было зарешечено, и решетка, судя по всему, была прочнейшая.
– Н-да… понастроил ты пропилей, – выговорил Влад, сжимая запястье молодого человека так, что тот пискнул и забился, как в эпилептическом припадке:
– Больна-а!
– Ну и что, всем больно, – пробормотал Свиридов. – Ну, веди, Сусанин.
– Сюда…
– И где? – тихо спросил Влад, когда перепуганный молодой человек наконец вывел его к пустынной лестнице, ведущей то ли на второй, то ли на третий этаж. Парень, по всей видимости, на самом деле знал огромный дом как свои пять пальцев и к тому же служил некой охранной грамотой (они пару раз натыкались на пристальный взгляд коридорных, то бишь отвечающих за определенную территорию дома охранников, неподвижно застывших у стен). Если бы не он, всех этих людей пришлось бы вырубать, а это могло повлечь за собой ненужный шум и непредвиденные последствия.
– Поднимитесь по этой лестнице и выйдете в обводную галерею. Такой большой балкон. Они там, в зале, внизу. С балкона видно.
Влад открыл рот, чтобы спросить еще что-то, но тут его рука задела торчащий за поясом пистолет, и пугливый проводник, заметив краем глаза движение смертоносного оружия, решил, что он уже мертв, закатил глаза к потолку и, коротко охнув, опустился на пол.
Словом, лишился чувств-с.
– Ну и ну, – пробормотал Свиридов. – Слабонервные ребята на вилле у вора в законе.
Он поднялся по роскошной лестнице, покрытой ковровой дорожкой, и приоткрыл массивную дубовую дверь, покрытую красноватым лаком.
В самом деле – большой балкон.
Судя по всему, Влад оказался в главном приемном зале виллы Горина, по своему великолепию и размерам существенно уступающем иным бальным залам прославленных исторических дворцовых комплексов, скажем, в Петербурге, но в контексте полуночного дачного местечка под Воронежем смотревшемся просто ошеломляюще. Да, вор в законе явно не блюл законов, предписывающих людям его положения жить в относительной скромности.
По краю балкона шла обведенная фигурным мраморным портиком балюстрада, вдоль которой на белоснежной стене красовалось несколько картин – довольно удачных копий мировых шедевров живописи. Огромный балкон подпирали псевдодорические колонны, сработанные довольно грубо.
Влад подошел к краю и с тяжело ухающим сердцем заглянул через перила в ласкающий глаз полумрак. Впрочем, полумрак этот был не везде: у дальней стены зала, между огромным камином и круглым фонтаном, увенчанным испускающей легкий свет скульптурой, вокруг белых кожаных кресел, было довольно светло.
Достаточно светло, чтобы увидеть, что там происходит групповая оргия.
В глазах Свиридова потемнело. Он направился по балюстраде, зависшей в пяти-шести метрах над фонтаном, к месту так жарко и любвеобильно разворачивающихся событий.
Влад чувствовал, что в одном из этих переплетенных тел узнает свою – то есть уже не свою – Наталью.
– Посмотрим, – с усилием пробормотал он, шагая по скрадывающей шаги ковровой дорожке и машинально ощупывая пистолет. – Герои-любовники… посмотрим.
А посмотреть было на что. Особенно в бассейне, где пухлый толстяк, пыхтя и надрываясь, самоотверженно наползал и тыкался меж раскинутых ног сидящей на бортике голой девушки, а позади самого толстяка, придерживая того за круглое плечо, работал бедрами атлетичный молодой человек, по всей видимости, не брезгующий анальным сексом с представителями своего же пола. За спиной молодого человека скользила и терлась грудью о его мускулистую спину еще одна девушка и представляла звуковое оформление сценки: она стонала так громко, что заглушала щенячье повизгивание кайфующего с двух сторон колобка и равномерное глубокое дыхание парня.
В двух метрах от них, на белом кожаном диване, трудилась еще одна парочка. Владимир видел только мясистые плечи и лысеющий могучий затылок мужика, блестящую влажную грудь и плечи девушки. Она двигалась по мужику вверх-вниз, и темные волосы метались по спине и плечам, как крылья конвульсирующей бабочки.
Свиридов изумленно приложил дрожащие ладони к вискам. Все это, оргиастическое, бесстыдное, было так чужеродно его Наташе, что он не мог поверить: не-е-ет, ее не может быть здесь! Он ошибся! Ну конечно же, он ошибся. Перепутал машины! Вероятно, похожая на проклятую черную «Ауди» тачка запутала ему след, и он приехал сюда не за Наташей, а неизвестно за кем.
Снизу выхлестнулись хриплые вопли: по всей видимости, кто-то из граждан развлекающихся подходил к пику. Вопли усилились, и Влад, смешавшись, уже хотел было оставить зал, отбросив все мучительные сомнения… Как вдруг застрекотал сотовый. Его, Свиридова, сотовый.
И надо же было так случиться, что как раз в этот момент крики смолкли. И Влад смог лишний раз убедиться в потрясающей акустике зала: негромкая трель прозвучала так, будто ударили в камертон.