– А что ты сказал? – продолжала играть я в дурочку.
– Чтобы ты бросила пистолет! Ясно?
– Ясно.
– Ну?!
– Не могу, – серьезно ответила я, – мы с ним теперь одно целое. Видишь, – я сняла его с предохранителя, щелкнув им, – расстаться не в силах.
Кому-то может показаться, что рисковала почем зря, играла с огнем. Но здесь я опиралась на опыт и интуицию. Если человек действительно хотел меня убить, он бы уже это сделал. Значит, ему что-то от меня нужно. Значит, я могу тянуть время и придуриваться, сколько влезет. Конечно, последнее в большей степени зависит также и от придурковатости типа, который находится по ту сторону пистолета. Не поймет юмора и шмякнет еще меня по голове чем-нибудь вроде ботинка. Дополнив его для тяжести ногой. Не умру, конечно, но приятного мало.
Значит, издевки должны быть максимально скрытыми, чтобы тип, даже если он имбецил, не рассердился. А если и рассердился, то несильно.
Этот тип, судя по всему, имбецилом все же не был.
– Умная, да? – протянул он. – Смешно тебе.
И попытался врезать мне «стечкиным» по голове. Я предвидела этот удар, поэтому постаралсь уйти от него. Совсем ускользнуть не получилось, страшная боль пронзила мое правое плечо, когда на него обрушилась рукоятка «стечкина». Однако голова осталась цела.
Вслед за хрустом моего плеча за спиной раздался абсолютно идентичный звук. Я оглянулась. Это хрустнула голова типа, который не был имбецилом. И в этом не было ничего удивительного – соприкосновение швабры и головы обычно ведет к перелому того, что слабее. В данном случае спасовала голова.
Тип упал. Поскольку в результате удара по плечу рука временно потеряла способность двигаться, пистолет в моей ладони большей частью управлялся левой рукой. А она ходила ходуном из-за того, что я вертелась, глядя то на Вадима, держащего швабру, то на первого типа, который валялся в пыли в явной растерянности. С одной стороны, он бы и рад был помочь товарищу, но как? Дуло пистолета, который держала я, блуждало над его телом, заставляя типа жмуриться от страха. Он даже вспотел от волнения – вдруг пальнет дурная баба? Вадим прижимал узкий конец швабры к животу и выглядел в лучах тусклых фар «Форда» и на фоне темного леса словно легендарный святой Георгий, повергающий дракона. Если бы сам «Георгий» еще от страха не трясся и сидел бы на коне, сходство было бы полным. Но Вадим, боясь, что тип вот-вот очнется и, возможно, окажет сопротивление, вдавливал рукоять швабры все сильнее и сильнее. Я заволновалась за типа. Насаженный на швабру, словно шашлык на шампур, он мне много не расскажет. А что и скажет, все матом.
– Вадим, аккуратнее! – крикнула я. – Он мне еще в качестве подозреваемого пригодится. Я его допрашивать буду.
Вадим перевел на меня безумные глаза и неожиданно грохнулся в обморок, продолжая крепко сжимать швабру, словно копье.
Я тяжело вздохнула.
Ну что за мужики пошли?
Ночь застала меня в трудах и заботах. Два связанных типа оказались довольно трудно транспортируемыми, когда я тащила их к машине и усаживала напротив фар. В кромешной темноте, знаете ли, как-то неинтересно допрашивать. А занимать руки зажигалкой, чтобы видеть их бессовестные глаза, я не хотела.
Вадим, честно сказать, меня озадачил. Почему он ударил вдруг того типа? Я-то думала, что они связаны между собой, а что оказалось? Вадим помог мне.
Хотя, конечно, он мог сделать это, сымпровизировав по ходу действия. За ту минуту, что я стояла, не помогая ему, он почувствовал, что я о чем-то догадалась, и решил менять тактику, чтобы вновь вернуть мое доверие. Однако как же быть с собачкой? Кого держала Юля – пуделя-девочку, пуделя-мальчика или же болонку, как говорит ее тетя? А может, у нее вообще не было собаки? Господи, ну почему же телефон не работает? Все как назло!
Я слегка приглушила дальний свет фар «Форда» и присела на корточки возле одного из типов. Он уже начал приходить в себя и вспоминать чью-то мать.
– Черт… – разобрала я к тому же. – Черт возьми… Зараза…
Второй пока молчал. Я рассмотрела его более внимательно и чуть не охнула. Передо мной сидел Миша! Тот самый пентюх, только теперь уже приодетый, побритый, даже в глазах появился какой-то опасный незнакомый блеск. В таком виде он выглядел куда умнее.
Пока Миша и его коллега заново знакомились с окружающей их реальностью и осознавали себя в ней как двух связанных субъектов, которые не только не в силах пошевелиться, но еще и полностью беззащитны, – я обыскивала их.
Итак, передо мной предстали Михаил Жариков, москвич, и Степан Рогачев, приехавший покорять столицу из Саратовской области, тоже отчего-то показавшийся мне странно знакомым. Удивительно, но, кроме паспортов, в их бумажниках больше ничего не оказалось. Надо бы в бардачке пошарить, но это позже.
– Эх, Миша, Миша… Семьдесят восьмой год рождения… Большой мальчик, а вести себя с дамой так и не научился! – попеняла я ему.
Миша скорбно посмотрел на меня.
– Поговорим?
Сказав это, я тут же ощутила себя героем дешевого американского боевика. Причем именно героем, а не героиней. Ведь только положительный герой в подобной сцене может устало нахмурить брови (девушке это не очень-то пойдет), тяжело вздохнуть вздохом человека, который хочет лишь выращивать цветочки, а не колбасить грубых мужиков на большой дороге, и, засучив рукава, начать прополку злодеев.
– Кто вас на меня натравил? – в лоб спросила я.
Степан промычал нечто невразумительное. Миша вдруг выпалил:
– Да тебя вообще, мразь, повесить надо. На электрическом стуле! – ляпнул он невпопад.
– Да? И за что же?
Если ответа на первый вопрос я не услышала, то на второй мне дали настолько подробный ответ, что даже оторопь некоторая взяла. Но все-таки желание вырвать мне ноздри и закопать их в яме, вырытой моими же ногтями, я объяснила неудовольствием мужика тем, что он оказался не в лучшей своей позе посреди ночи на пустынном шоссе. Да и к тому же снова начал накрапывать дождь. В общем, и мне, и им сидеть под мелкой моросью не доставляло никакого удовольствия.
Я проникновенно сказала:
– Миша, будем говорить откровенно. Отчего-то, когда ты возникаешь на моем пути, ты все время мне очень мешаешь. Сначала из-за тебя я упустила того постреленка, и почему-то мне кажется, что это не было случайностью. Затем ты вваливаешься к нам в офис и начинаешь разыгрывать из себя придурка, лупишь меня по голове под идиотским предлогом «смахнуть паучка». Затем отвлекаешь Ариадну Никифоровну от пристального разглядывания тебя, роняешь ей на ногу пресс-папье. И смываешься. Итак: по-че-му?
– Заплатили нам, – с опаской поглядывая на меня, ответил мне простой московский парень. – Кто, не знаю, не видел. Да правда не видел! – Он дернулся в сторону, когда моя рука с пистолетом чуть дрогнула. – По телефону…
Ага, так я и поверила!
– Я в тот день дома был. Около девяти вечера позвонили. Голос сказал мне, что есть задание, и приказал спуститься к машине…
– Мужчина, женщина?
– А фиг его знает. – Парень на секунду отвел глаза, как будто смаргивая падающие капли, но мне показалось, что он просто врет. – Хрипловатый такой, будто прокуренный. Может, мужик, а может, и баба.
– Дальше что? Спустился ты, и?
– За правым передним колесом моей «аудюхи» лежал пакет. Я-то его взял, дурак, а потом уже подумал, что там бомба могла быть.
– И что же там было?
– Фотка твоя, – ответил Миша, – деньги. Затем снова раздался звонок, на сотовый, и голос сказал, чтобы мы нашли тебя и обезвредили. Сказал, чтобы не убивали, просто лишили свободы передвижения на некоторое время. Тебя надо было на дачку одну отвезти и там подержать… Да ты не это… не думай. Мы бы с мокрухой связываться не стали. У нас все прилично.
– У кого – у вас? Что же это за контора такая? – удивилась я. – Вам звонят посреди ночи, просят напасть на беззащитную девушку, – парень при этих словах болезненно скривился и выразительно скосил глаза на монтировку, находящуюся в опасной близости от его лица, – а вы и рады стараться.
– Во-первых, мы… – начал второй парень, Степан из города Саратова, но тут же замолчал, подбирая слова, – мы проверили.
– Что вы проверили?
Степан молчал, зажмурившись. Было видно, что он слова больше не скажет. И пусть беззащитная девушка размахивает пистолетом, сколько ей угодно. Подобная стойкость, несомненно, заслуживает похвалы, но я же, в конце концов, не гестаповец!
Я взялась за москвича, но и от него много не узнала. Обыскав их машину, я обнаружила еще одну любопытную вещь – их служебные удостоверения. Надо же, оба типа оказались моими коллегами.
– Частное детективное агентство «Пинкертон-2»? Ну что же, коллеги, приятно познакомиться.
– Коллеги? – обалдело посмотрел на меня Степан. В его широко раскрытых глазах было столько удивления, что я невольно ему поверила. – То есть как – коллеги?
– «Частный сыск», – представилась я.
– В натуре, что ли? – не поверил Степан. Миша молчал, но было видно, что он напряженно размышляет.
Парни переглянулись.
– Черт! – сказал Степан. – А нам сказали, что ты сумасшедшая баба, которая все никак не отстанет от одного мужика. Его это достало, и он решил тебя проучить.
– И нанял вас?
– Да.
– Значит, звонил все-таки мужчина?
– Нет, – помотал головой Миша и каким-то обиженным детским голосом сказал: – Насчет звонка я правду сказал. Может, он через секретаршу или любовницу действовал?
– Как зовут мужика-то? – спросила я, чувствуя безнадежную усталость. Мутное дело, вряд ли я узнаю, кто за всем этим стоит. После ответа Михаила эту усталость как рукой сняло.
– Аничкин, кажется.
– Нет, Аникеев, – поправил его коллега. – Аникеев Виктор Валентинович. Я же еще карточку заполнял. Мы ведем документацию наших заказов, – зачем-то доверительно сообщил он мне. – Врач, по-моему.
Обратно мы ехали на машине, принадлежащей детективному агентству с загадочным названием «Пинкертон-2». Ну почему «Пинкертон» – это еще можно понять, но для чего нужна нумерация? У нас что, в Москве, куда ни плюнь, везде агентства с подобным названием?