– Я держу ее в другом месте. Эту я никогда не видела. Зачем вы пристрелили несчастное животное?
– Она собиралась напасть на вас.
Графиня молча встала на одно колено, чтобы осмотреть мертвое чудовище. Ньеман угадал в Лауре сочувствие и пришел в ярость. Он не понимал этой нежности к зверю, который хочет одного – перегрызть человеку глотку.
– Что вы делаете здесь в такой час? – спросил он неприятным тоном легавого, требующего у прохожего документы.
Графиня выпрямилась, к ней вернулась привычная высокомерная манера держаться.
– Давайте успокоимся, Ньеман. Я все еще у себя дома.
– Конечно. Вы правы, но…
Он снова вытер лицо, надеясь избавиться от пропитавшего кожу запаха крови и мяса.
– … скажите, куда вы направлялись среди ночи?
– В часовню. Она в глубине парка. Там похоронили Юргена. Я хотела собраться с мыслями. – Графиня понизила голос. – Поговорить с Юргеном.
Ньеман достал телефон и дрожащей рукой набрал номер Кляйнерта, понимая, что Ивана наверняка слышала выстрел и сейчас мчится сюда.
Лаура наблюдала за ним краем глаза: полицейский напугал ее сильнее адского пса.
17
– Вы серьезно?
Ньеман только что описал силуэт, который заметил между деревьями.
– Похоже, что я шучу? – агрессивно поинтересовался он. – На нем был капюшон. С выступом для защиты носа…
Кляйнерт покачал головой, явно не веря ни единому слову французского коллеги. Его лысая голова блестела, как шар для боулинга, отражая голубые всполохи фар полицейских автомобилей, заполонивших лужайки перед Стеклянным Домом.
В черном кожаном плаще с поднятым воротником, с бородкой и стрижкой «коротко спереди – длинно сзади», Кляйнерт напоминал заговорщика семнадцатого века.
– Кстати, где сейчас госпожа графиня? – ворчливым тоном спросил он.
– Вернулась к себе. Вся эта история ее по-настоящему потрясла.
Немец усмехнулся:
– Она не привыкла к методам французской полиции.
Его идеальная дикция – он не съедал ни «н» в отрицаниях, ни отдельные слоги – только усиливала раздражение Ньемана, но он не поддался на провокацию.
– Графине угрожает опасность, я в этом уверен! Нужно немедленно поставить охрану вокруг виллы.
Приказной тон возмутил Кляйнерта.
– Давайте сразу договоримся, господин майор: здесь командую я.
– Конечно, господин комиссар. Но вы согласны с моим мнением? Юрген мертв, Лаура – следующая в списке.
Кляйнерт решительно возразил:
– Вокруг парка не обнаружено ни следов протекторов, ни следов чьих бы то ни было ног, охранники графини тоже ничего не видели и не слышали.
Ньеман посмотрел на шепчущихся громил:
– Эти парни что-то знают.
– Нет! – рявкнул Кляйнерт.
– Мне кажется, у них есть… комментарии.
– Они местные и до сих пор верят в древние легенды.
– Ну и?..
– Мужчина в капюшоне с черной собакой? Вы уже достаточно наговорили, старина. В половине местных легенд присутствует подобный персонаж… Оригинальность в том, что здесь даже взрослые верят в подобный вздор.
Ньеман хотел бы научиться вести себя по-кляйнертовски высокомерно, отодвигать плечом наивные верования «простонародья», но лес и живущие там тени взяли его в плен. Да еще эта маска среди сосновых лап…
Он бросил последний взгляд на труп собаки. Похожа на гранитную скульптуру, тяжелую, хоть и малогабаритную. Смерть обнажила десны с клыками доисторического чудища.
– Нужно показать его Шуллеру, – предложила Ивана, успевшая прийти в себя.
Присутствие лейтенанта спасло Ньемана: рядом с ней он не мерз и чувствовал себя сильным и живым. С маленькой хорваткой жизнь казалась терпимой.
– Врачу Гейерсбергов? – удивился Кляйнерт. – Зачем?
– Он похвалялся, что разбирается в охотничьих породах, а может быть, она знакома вам, комиссар?
– Нет, – нехотя признался Кляйнерт. – Я ни черта не смыслю в собаках.
– Мы тоже, – улыбнулась Ивана.
Неожиданная солидарность лейтенанта с «бошем» привела Ньемана в бешенство, но он сдержался: не время изображать ревнивого мачо.
– Поверхностный осмотр не выявил ни татуировки, ни чипа, ни ошейника. Придется плясать от породы.
– Я прикажу моим людям отвезти тело в Институт Макса Планка, – согласился Кляйнерт.
Он коротко поклонился Иване, развернулся и пошел прочь, остановился, бросил через плечо Ньеману:
– Жду вас обоих завтра во Фрайбурге, в участке.
– Хотите записать мои показания?
– Нет. Будем допрашивать Крауса.
«Черт, о нем-то я и забыл!» Покушение на графиню перевешивало все остальное, но Кляйнерт прав: нельзя разбрасываться, придется отрабатывать версию об экотеррористе до конца.
– Что думаете? – поинтересовалась Ивана, когда они остались одни.
– Юрген участвовал в охоте с подхода и был убит в соответствии с ее правилами. Лаура любит облавы – и на нее спустили собаку.
– И что?
– Убийца решил уничтожить Гейерсбергов и выбирает для каждого особый способ, самый подходящий для жертвы.
– Почему он действует именно так?
– Пока не знаю. Но думаю, речь идет о мести.
– Несчастный случай на охоте?
– Или что-то еще. В любом случае, если цель убийцы – отмщение, он намерен вершить его под знаком охоты.
Они шли к дому, который снова сверкал всеми огнями и как будто парил над голубой лужайкой.
– Нужно поискать сведения о происшествиях, так или иначе связанных с Гейерсбергами. Убийца не случайно нанес удар накануне псовой охоты – хотел, чтобы собравшиеся увидели труп в разгар действа…
Холод ночи творил чудеса. Чувства успокоились, мозг снова мыслил ясно, он жадно хотел жить. «Я едва не сдох, но теперь все в порядке, я больше не дам слабины…»
– Вернись в Сеть, – приказал он. – Прошерсти местные газеты, специализированные сайты… Завтра пороемся в полицейских архивах, может, найдем факт, изобличающий Гейерсбергов в чем-нибудь другом. И вот еще что: проверь, не живет ли поблизости чокнутый охотник.
До виллы оставалось несколько метров, когда движимый предчувствием Ньеман поднял глаза и заметил в окне второго этажа графиню. Она стояла, закутавшись в шаль, обнимала себя за плечи (Совсем как в лесу, – подумал он) и наблюдала за ними.
Полицейский сдержал дрожь возбуждения:
– Ты продвинулась в изучении экономического положения группы?
– Ничего интересного, расскажу завтра. А вы с охотой с подхода?
– Аналогично.
Они поднялись по ступеням, но Ньеман трясся, как непохмеленный алкоголик, и не смог открыть дверь.
– Шеф… – прошептала Ивана.
Он оставил тщетные попытки, и лейтенант легко отодвинула задвижку.
– Расскажете, что у вас за проблема с собаками?
Майор проглотил ругательство – его гипертрофированный страх ни для кого не остался тайной.
– Когда-нибудь… Потерпи.
Ивана кивнула и вошла в дом, не сказав больше ни слова, и начала подниматься по лестнице на второй этаж, чувствуя спиной взгляд Ньемана.
Он остался один и вдруг замерз еще сильнее. Ему казалось, что он чувствует на лице засохшую кровь собаки, корка стянула кожу, как морская вода, сделав ее соленой. Он прошел в гостиную, запер за собой балконную дверь и перенесся из дома Лауры фон Гейерсберг в свою маленькую спальню на втором этаже домишки бабушки с дедушкой.
Ему двенадцать лет, безумный старший брат угрожает ему, пугает, нарочно присвистывая на «с».
«Реглиссссс… Реглиссссс… Слышишь? Он идет! Реглиссссс… Реглиссссс… Он убьет тебя!»
18
7:30 утра.
Накануне вечером, пока Ньеман «ворковал» с графиней, Ивана прокралась в комнату шефа, чтобы позаимствовать ключи от его «вольво». Теперь она направлялась в Бад-Кроцинген, сидя за рулем неприкосновенной святыни. Если ее расчет верен, на допрос женщины, чье имя удалось узнать только вчера, есть два часа. Она побывала на кухне и поговорила с поваром: тот был так стар, что выглядел отлитым в той же форме, что и его медные кастрюли.
«Кто на самом деле растил Юргена и Лауру?» Этот вопрос она задала древнему кулинару на своем более чем «приблизительном» немецком. Ответ последовал незамедлительно: Лоретта Кауфман, гувернантка баварского происхождения, бывшая спортсменка, знающая несколько языков, с безупречной репутацией. Гибкая, как дуло пушки, дружелюбная, как компостная машина. Она отвечала за обучение брата и сестры с ясель до поступления в университет.
Вот с такой женщиной собиралась этим утром побеседовать Ивана. Повар, как сумел, объяснил ей на своем диалекте, что нянька далеко не уехала и управляет теперь крупнейшим термальным центром Бад-Кроцингена, в двадцати километрах от королевства Гейерсбергов.
Ивана ехала по серой асфальтовой ленте дороги и любовалась окрестностями. Она никогда не видела такого густого леса. И такого… коричневого – какой-то ортоскопический биотоп[23] из миллионов хвойных деревьев, стоящих по стойке смирно. Себя она чувствовала ножом, взрезающим огромное, истекающее соком тело чащи…
Час назад она проснулась с «растревоженными» мозгами и решила не варить себе кофе в этом огромном, похожем на аквариум жилище. Бесшумно прошла через гостиную, держа кроссовки в руках, и удрала, угнав «вольво» шефа.
Ивана грызла семечки – у нее всегда был при себе пакетик – и пыталась привести мысли в порядок. Лейтенант не думала ни о нападении собаки на Ньемана, ни об уродливо-комичном ужине с двумя придурковатыми кузенами графини. Перед глазами стоял снимок двух детей в серых пальто с огромными ружьями – они прижимались друг к другу, как створки устрицы.
Классовое сознание мгновенно внушило хорватке отвращение к папенькиным сынкам. Этим гадам настолько нечего делать, что по субботам и воскресеньям они убивают зверей. Ребятишки на фотографии не выглядели чрезмерно счастливыми. И она должна выяснить почему.
На подъезде к Бад-Кроцингену стоял указатель к термам «Ювентас». Нужно взять правее и объехать город. Ну и хорошо, курорты всегда навевали на нее тоску. Какой-то «мир наизнанку»: жизнь под землей, смерть – на поверхности, а вокруг уйма людей, пытающихся вылечиться… водами.