Теперь он вернулся. Кома вытянула из него всю грубость, как черная дыра свет. От былого Ньемана остался старый, вернувшийся из страны мертвых человек, которому предстояло доказать, что его рано сдавать в утиль.
Сыщик допил пиво и теперь смотрел на пустую кружку с явным удовлетворением, потом вдруг встал, бросил на стол банкноту и сказал:
– Накопай, что сумеешь, на Черных охотников, я хочу все о них знать.
Ивана изумилась:
– Но… А вы куда?
– Спать.
– Сейчас только шесть часов!
– Разбуди меня к ужину.
Он исчез за деревьями.
32
Шуллер хотел впечатлить французов рассказом о Черных охотниках.
Он слегка отдернул занавес, за которым скрывался ужас.
Ивана хорошо знала историю нацизма, считала, что любой полицейский, то есть любой человек, ненавидящий преступников, обязан досконально, во всех подробностях, изучить явление, бывшее самой страшной лабораторией человеческой жестокости.
Одной из «вершин» этой отвратительной хронологии была Катастрофа, Шоа, Холокост. За четыре года Айнзатцгруппы полиции безопасности и СД [29]уничтожили больше полутора миллионов человек.
Ивана вышла в Сеть и легко выяснила, что банда Дирлевангера была отдельным пароксизмом внутри пароксизма войны. Одна из статей называлась «Черные охотники: крайняя степень нацистского бесчестья». Лучше не сформулируешь.
Ивана устроилась с компьютером за маленьким столиком, куда постояльцы обычно кладут ключи и бумажник, и продолжила поиск, ошарашенная, почти завороженная, как обезьяна удавом.
Вдохновитель кошмара Оскар Дирлевангер – его фотографию они видели в лаборатории Шуллера – был идеальным, совершенным воплощением «нового немца». Первая мировая война сделала его инвалидом на сорок процентов (парализованная рука), но он сразу проявил себя как настоящий «пес войны», преступник и одновременно храбрец.
Возвращение к гражданской жизни давалось непросто: машина убийств работала на холостых оборотах. Офицер вермахта в тридцатые, Дирлевангер притягивал к себе проблемы. Его осудили за связь с несовершеннолетней (девочке было всего тринадцать), лихоимство и вымогательство, и он оказался в концлагере Вальдхайм.
Дирлевангера выпустили и реабилитировали, как только началась Вторая мировая война. У мерзавца сохранились надежные армейские связи, но главным козырем был его опыт. Гиммлер поставил его во главе бригады нового типа, спецчасти, набранной из преступников с охотничьим опытом, в том числе браконьеров, убийц с самым тонким нюхом.
В Польше и Белоруссии они воевали на свой, особый манер. Эти люди умели оставаться невидимыми в лесу, они проникали в окружение противника, достигая совершенства в искусстве травли и охоты…
Черные охотники были творцами геноцида. Они уничтожали еврейские гетто, терроризировали местное население, жгли деревни по четко отработанной схеме: загнать жителей в сарай или церковь и уничтожить всех разом, огнеметами. За один заход удавалось лишить жизни 10 000 гражданских, включая женщин и детей.
Черных охотников посылали на оккупированные территории якобы для поддержания порядка, но они становились фактором хаоса, насиловали и грабили. Этих вооруженных до зубов мерзавцев и убийц в военной форме защищал закон.
В какой-то момент их варварство обеспокоило даже нацистскую верхушку. Ходили жуткие слухи, что Дирлевангер якобы убивает еврейских женщин, а потом расчленяет тела на куски и варит вместе с кониной. Зачем? Делает мыло!
Но нацисты считали жителей Восточной Европы недочеловеками, дичью, а Дирлевангера – охотником и присылали под его начало пополнение – психопатов и даже политзаключенных, и этот искалеченный наркоман и алкоголик ухитрялся держать своих головорезов в узде.
Война шла к концу, и уже в 1944-м охотники стали пушечным мясом, теряя в самоубийственных операциях до семидесяти пяти процентов личного состава. Изуродованные физически и морально, они использовали свои навыки в городской среде, уничтожали людей старательно и методично, пуская по следу своих свирепых псов и находя все тайники и укрытия.
Ивана читала, рассматривала фотографии и делала заметки. Один кадр был как удар под дых: Варшава, больница, у Черных охотников кончились патроны, и они добивают раненых, больных и медсестер штыками и ударами прикладов, потом решают развлечься, и Дирлевангер выгоняет голых девушек во двор, у них по ногам течет кровь, он загоняет одну из несчастных на кирпичи. Заставляет поднять руки и с размаху бьет по ним ногой… Следующий кадр: крепкий парень в форме с хохотом бросает мальчишку лет десяти в костер. И еще один: солдат мочится на распятие, предварительно разбив им лицо священнику…
Ивана выдохнула и посмотрела на часы: час ночи. Ужас завораживает… Разбудить Ньемана? Ну уж нет. Она даже есть не хотела… Какая уж тут еда…
Лейтенант собралась и заставила себя смотреть дальше на горы трупов. Она почему-то была уверена, что нынешний враг вдохновляется вчерашними ужасами, возможно, сатанинская душа Дирлевангера вселилась в мозг одного или всех убийц Юргена. Трупы в гротескных, противоречащих физиологии человека позах. Подростки с вывернутыми из суставов руками, дети с разверстыми ртами, откуда вылетают мухи, женщины с задранными юбками: оскорбление жизни, достоинства, законов Божьих и человеческих. А вокруг – собаки, тоже опьяненные смертью.
Дальше пошли фотографии пар, ничего не говорившие хорватке. Браконьеры Дирлевангера уничтожили больше ста двадцати тысяч человек. Бойня обретала масштаб природной катастрофы: за цифрами невозможно вообразить весь ужас случившегося. Сколько людей исчезло с лица земли? Толпа, деревня, целый народ?
Ивана предпочла погрузиться в детали, наделенные силой конкретики. У людей из зондеркоманд был собственный почерк. Пример? Они бросали изнасилованных женщин на дороге с гранатой в промежности…
Она моргнула, вспомнив о скрещенных гранатах на клейме, поставленном на ляжку убитой Ньеманом собаки. В какой кошмар они вляпались?
Дождь яростно колошматил по стеклам, и Иване чудилось, что кто-то бросает на мраморный пол бусины. Она встала, чтобы посмотреть в окно, и в этот момент в комнате погас свет.
Ивана сдержала крик и инстинктивно потянулась за пистолетом. Черт, куда она его пристроила?
Глаза привыкли к темноте, и Ивана увидела у стены высокий силуэт.
– Это ищешь?
На ладони мужчины лежал ее «зиг-зауэр».
– Вы меня до смерти напугали.
Ньеман не шевельнулся, только сказал:
– Они на улице.
33
Мощенная булыжником улица сверкала под дождем, как крокодиловая кожа. Ивана подошла к окну, пригляделась и заметила на углу прилегающей улицы группу мужчин. Некоторые сидели на мотоциклах, другие стояли, держа у ноги псов из легенды.
Черные охотники возродились в образе зловещих байкеров. На одних были широкие кожаные плащи, по которым струйками стекал дождь, другие – в кожаных куртках с высоким воротником или в меховых парках. Разглядеть лиц Ивана не смогла. Наряд мотоциклистов дополняли глубокие черные каски и очки старинного образца. Пешие скрывали лица за полотняными капюшонами со специальным гребнем для защиты носа в стиле «Мести Железной Маски».
Ивана часто смотрела старые фильмы. Изображение на экране дергалось, сейчас тот же эффект производил ливень. Могло показаться, что на улице материализовалась сцена из архивной кинохроники.
– Как поступим? – шепотом спросила Ивана.
– Выйдем.
– Нужно предупредить Кляйнерта.
Ньеман открыл дверь.
– Ты достала меня своим Кляйнертом!
Ивана последовала за шефом с оружием в руках.
Ливень стоял стеной, бил по голове и плечам. Ньеман побежал к перекрестку, где обосновались Черные охотники, но никого не увидел и остановился.
Похожая на язык черного пламени собака сбила его с ног и помчалась дальше.
Подбежавшая Ивана убрала «зиг-зауэр» и попыталась помочь шефу подняться, но Ньеман весил целую тонну, а намокшее в луже пальто делало его еще неповоротливей. Вода нападала, проникала внутрь, будто небо вознамерилось утопить их.
– Я в порядке, – бормотал он, – черт, я…
Ивана наклонилась ближе и услышала странный скрипучий голос, без конца твердивший одно и то же слово: реглисс… реглисс… Во всяком случае, так ей показалось.
Когда сыщику удалось-таки встать одним коленом на асфальт, Ивана огляделась, ожидая возвращения собаки и появления байкеров, «глок» Ньемана отлетел на несколько метров в сторону. Она рванулась было, чтобы подобрать оружие, но уличный шум дополнился угрожающим ревом моторов.
Стоя двумя ногами в луже, Ивана прицелилась в одного из мотоциклистов и тут услышала крик. Она обернулась и увидела, что Ньеман скрючился, прикрыл голову руками и рыдает в воротник, а вокруг него медленно кружит вернувшийся пес. Хищник наслаждался поражением врага. Иване показалось, что она заметила, как лихорадочно сверкают глаза монстра. Его приземистое тело, покрытое короткой шерстью, блестело, как намазанное маслом, совершенная мускулатура завораживала. Это животное само было орудием убийства.
Ивана снова обернулась, чтобы взять на прицел байкеров, но один из них опередил ее, ударил кулаком в подбородок, свалив на мостовую. Четверо на мотоциклах окружили ее, но она не смогла разобрать, какой марки их машины.
Ивана прищурилась, чтобы разглядеть мучителей, но снизу их лица были замотаны шарфами, а глаза прикрывали очки. К ним подтянулись пешие подельники с собаками.
Лейтенант не верила своим глазам: сцена из «Безумного Макса»[30] разворачивалась на сказочной улочке, где стояли дома с геранями на окнах и флюгерами из кованого железа. Ни одного прохожего, ни следа патрульной машины – дождь прогнал всех и вся.
Ивана тоже лишилась оружия, и это ее добило. Она рухнула в воду, ожидая смерти. Сейчас ее пристрелят… пустят пулю в голову… или переедут мотоциклом…