– Еще одна причина, по которой вам следует объяснить мне ваши сложные отношения с собаками.
Он попытался ответить улыбкой, но мышцы лица не подчинились. Ножной стартер и рука Иваны в колесном механизме встали перед глазами, почудилось, что пальцы маленькой хорватки катятся по мокрому булыжнику мостовой.
Челюсти разомкнулись сами собой.
У него началась неукротимая рвота.
35
Ньеман ненавидел схемы, таблицы и списки, но понимал, что на сей раз без этого не обойтись. Они собрались в зале заседаний Центрального комиссариата, унылого, как все подобные помещения: тусклые светильники, пластиковая мебель, старая кофеварка. Дом родной для любого легавого…
Главной деталью комнаты была старая маркерная доска со стертыми фломастерами.
Ньеман начал наносить на большой лист бумаги основные элементы дела. Слева написал: «СУМАСШЕДШИЙ УБИЙЦА» – это не несло особого смысла, зато выражало общую атмосферу и исключало из числа подозреваемых многих фигурантов, которые до сих пор числились в их списке. Отметались враги Гейерсбергов, псевдоблизкие к семье люди, гости охотничьего павильона, бизнес-конкуренты группы VG, короче, все, кто мог бы действовать по рациональным соображениям.
Справа Ньеман написал «ЧЕРНЫЕ ОХОТНИКИ».
На обратном пути Ивана рассказала Кляйнерту о нападении, случившемся в центре города.
В центре сыщик написал: «ЛАУРА», сделав имя графини элементом, объединяющим убийцу с Черными охотниками. Он считал, что убийца – или убийцы – после Юргена нацелился на нее. Довод за? Да ради бога! Прошлой ночью на хозяйку Стеклянного Дома покушался подражатель зондерфюрера. Значит, убийца – член банды? А вот на этот вопрос ответа пока нет.
В другом углу доски Ньеман вывел имя «ФРАНЦ». Он тоже – гипотетическим образом – являлся связующим звеном между убийствами и байкерами. С одной стороны, у Франца имелся мотив для мести Фердинанду, отцу Юргена и Лауры. С другой – старик знал Черных охотников, в этом Ньеман не сомневался.
Майор объяснял, рисуя стрелки между именами, и спиной чувствовал угрюмое недоверчивое молчание. Он обернулся и увидел смертельно усталые лица Иваны и Кляйнерта. В руках каждый держал стаканчик аювердического чая. Оба напоминали обкурившихся хиппи.
– Наши действия? – подала голос Ивана.
Майор положил фломастер и сказал, обращаясь к немецкому коллеге:
– Поставьте на убийство Макса одного-двух людей – пусть будет соблюден профсоюзный минимум.
– Я считал, что мы должны совершить рывок до приезда парней из центра.
– Не в этом случае. Вам не хуже моего известно, что мы не найдем ни свидетелей, ни видеозаписи, ни подозрительных звонков.
Ньеман коснулся ладонью левой части доски:
– Оставим на время в покое мотив убийцы и займемся его сноровкой, мастерством. Разберитесь со всеми охотниками, браконьерами, егерями, сотрудниками министерства юго-западной части Баден-Вюртемберга.
– Да это целая толпа.
– Плевать! Мобилизуйте все силы. Нам необходимо узнать подноготную каждого, досье криминалистического учета, связи с Гейерсбергами, охотничьи подвиги…
– Но…
Ньеман, не дав ему договорить, сдвинул руку вправо.
– В том, что касается Черных охотников, у нас есть козырь: вечернее нападение. Теперь мы можем найти что-то конкретное на этих психов. Во всяком случае, их мотоциклы.
– Я не понимаю, – сказала Ивана, рефлекторно сжав пальцы в кулак.
– Они ездят на «нортонах». Английские мотоциклы нечасто попадаются на дорогах. Те, что я видел этой ночью, были «кофейными гонщиками»[31].
Ньеман насладился недоуменным молчанием коллег и начал объяснять:
– Эту технику использовали британские рокеры в шестидесятые годы. Они переделывали свои машины, максимально уменьшая обтекатель и количество декора, что позволяло развивать бо́льшую скорость. Потом устраивалось состязание: байкеры стартовали от кафе, мчались к назначенному месту и возвращались. Побеждал тот, кто успевал прежде, чем заканчивалась композиция в музыкальном автомате…
Комиссар и лейтенант французской полиции смотрели на Ньемана во все глаза, онемев от изумления. Минута триумфа… Он и сам удивился, когда увидел мотоциклы их с Иваной обидчиков и сначала принял их за немецкие военные машины, но потом понял, что ошибся. Негодяи восседали на «англичанах» с очень низким рулем и малолитражным баком.
– Мы можем быть уверены, что «нортоны» переделывали профессионалы. Нужно копать здесь, в Германии, и обязательно в Великобритании.
– Но кто эти парни, черт бы их побрал?! – не сдержал крик души Кляйнерт.
– Браконьеры, наемники, бывшие солдаты. Возможно, налетчики. Здесь или в Штутгарте не было грабежей, в которых участвовали молодчики с таким арсеналом?
– Никогда!
– Значит, теперь они решили выйти из леса – в прямом смысле слова. Эти негодяи отлично организованы и не боятся полиции. По моему мнению, у них есть покровители.
– Кто?
Ньеману не понадобилось отвечать – само собой разумелось, что это система а-ля Дирлевангер, освобождающая браконьеров, чтобы использовать их в качестве солдат, охранников или личной гвардии устрашения.
Ивана подняла руку, как школьница:
– Я не понимаю. Вы считаете, что убийца – один из Черных охотников?
– Я уверен в одном – все наверняка связано, и нападение на Лауру это доказывает.
Все замолчали, обдумывая ситуацию: использование собаки в качестве оружия выглядело никак не связанным с убийствами Юргена и Макса.
– По словам патологоанатома, Макс был убит между 20:00 и 00:00, – рискнула высказаться хорватка.
– Что из этого следует?
– Черные охотники принесли в жертву кузена, после чего отправились во Фрайбург-им-Брайсгау?
Ньеман не ответил – Ивана точно подметила нестыковку. Он начал ходить вдоль пробковой доски, которая – по непонятной причине – вносила успокоение в его душу. Он не знал, что еще сказать, и посмотрел на часы: было пять утра.
– Вот что я предлагаю: поспим часа два-три и встретимся здесь в девять. – Он повернулся к Кляйнерту. – Ваши ребята будут работать сегодня ночью?
– Конечно.
– Тогда проинструктируйте их насчет наших выкладок.
– Но… На что именно я должен нацелить людей?
– Во-первых, на всех браконьеров и охотников, у которых были неприятности с законом или имеются психические отклонения, – раздраженно буркнул Ньеман. – Во-вторых, пусть проверят «начинку» ассоциаций старого Франца, а потом займутся службой безопасности группы VG: кто нанимает охрану, кого нанимают и по каким параметрам. И наконец, треклятые мотоциклы. Необходимо во что бы то ни стало найти их след.
Кляйнерт, по примеру Иваны, достал блокнот и начал записывать, решив довериться французскому коллеге.
– Нам нужны записи со всех камер, работавших этой ночью, и пусть сделают поквартирный обход домов в центре Фрайбурга. Я помню, как сильно лило, но вдруг кто-то разглядел номерной знак или другую полезную деталь. Людей у вас достаточно?
Немец кивнул, не поднимая глаз.
– Что насчет цыган?
– Я как раз собирался доложить. Они вышли на след маленькой девочки, которую в марте двухтысячного года доставили в больницу во Фрайбурге. Она была сильно искалечена. Ее имя Джулия Вадоче. В карточку записали имя отца – Жозеф. Парень с толстенным полицейским досье и… «кочевник». Это именно та семья, вне всяких сомнений.
– Где они сейчас?
– Эти люди не сидят на одном месте, но пока они все еще в наших краях.
– Отлично! Тогда это приоритетная цель на данный момент.
Кляйнерт не сумел скрыть удивления.
– Обидчики этой семьи напали этим вечером на нас, – объяснил Ньеман. – Или их последователи. Иногда остывший след оказывается самым горячим.
Краем глаза сыщик заметил, что Ивана медленно качает головой, продолжая писать. Это простое движение означало: «Вы больше не мой преподаватель, так что засуньте эти фразочки… сами знаете куда!»
36
Он не спал всю ночь, слишком много адреналина выбросилось в кровь из-за пережитого после очередной встречи с собакой страха.
В девять утра позвонил Кляйнерт. У него было две новости, одна хорошая, другая плохая. Как обычно. Плохая заключалась в том, что все камеры на улочках Фрайбурга оказались «заколдованными».
– У нас нет ни одного изображения байкеров и никаких свидетелей – спасибо дождю. Зато мы выяснили, где обретается семья Вадоче. Цыгане живут к северу от Фрайбурга, в окрестностях Оффенбурга, у французской границы.
Ньеман сидел за рулем «вольво», Кляйнерт и Ивана расположились на заднем сиденье. Работа предстояла адская, но они решили не разделяться. Пассажиры с помятыми от недосыпа лицами молча пили чай с пряностями. Ньеман тоже помалкивал, пребывая в мрачном состоянии духа. Мимо мелькали кресты, статуи Христа на холмах, прибитые к дверям распятия…
Два дня назад он пересек границу страны и с тех пор испытывал глухое беспокойство. Ощущение было такое, как будто на организм действовало низкочастотное излучение, пробирая до потрохов. Расследование и Гейерсберги не имели к этому отношения, дело было в детстве.
Ньемана растили в ненависти к Германии.
Эльзасская бабушка внушила ему это жгучее чувство к «немецкому отродью»: к бошам и фрицам. В половине тогдашних фильмов обязательно присутствовал персонаж в кителе с молниями-рунами на воротни- ке-стойке, говорящий на «оловянном» французском. Странно, но бабушка ненавидела не нацистскую державу, оккупировавшую пол-Европы, устроившую холокост и убившую миллионы людей. Она питала жгучее, испепеляющее душу чувство к… ворам, которые захватили Эльзас и навязали его жителям свою позорную культуру.
Бабушкино воспитание «пометило» Пьера Ньемана навсегда. Потом были Фассбендер, «Берлинская трилогия» Боуи[32], падение Стены, но Германия навечно осталась для него страной негодяев, которые говорят с лающим акцентом и носят форму с галунами… Чужой, враждебной землей.