– Чем конкретно они занимаются?
– Охотятся.
– Вместо Гейерсбергов?
– Конечно нет, но сначала слуги наводят порядок. Рецидивисты производят «изъятие», так это называется. Убивают животных по определенной квоте. В частности, по возрасту, чтобы остальной дичи хватало и корма, и свободного пространства.
– И возможности быть убитыми…
Кляйнерт присел на стол Иваны и оказался совсем близко.
– Не будьте такой… воинственно-правильной, – с мягким упреком в голосе попросил он. – Без этих «чистильщиков» популяция страдала бы от голода и паразитов. Естественный отбор есть логика природы. Знаете присказку о сладких пряниках?
Слушая рассуждения немца, Ивана всякий раз поражалась правильности и богатству его речи. Он ей нравился – во-первых, физически, но и интеллектуально тоже. Он был совсем не похож ни на тех малограмотных мерзавцев, которые попадались ей на пути в юности, ни на разведенных полицейских, на короткое время становившихся ее любовниками теперь.
Кляйнерт подвинулся еще ближе, и ее рыжая шевелюра дважды отразилась огоньком в стеклах его очков.
– Поверьте, эти лесники знают, что делают, – сказал он. – Сильные, здоровые животные – лучшие соперники в схватке.
– О чем вы говорите? – вскинулась Ивана.
– Об охоте с подхода, конечно. «Черная кровь» идеально готовит лес под это развлечение для богатых.
Ивана еще раз проглядела записи: охота с подхода встречалась почти на каждой строчке.
– Вас что-то беспокоит? – спросил Кляйнерт.
– Юрген увлекался этим видом охоты, но Лаура утверждает, что у нее на это нет времени. Франц передвигается в инвалидном кресле и вряд ли забирается на нем в чащу. Так для кого готовят леса?
– Для Макса и Удо?
– Слишком много усилий для пары-тройки людей, даже если они – Гейерсберги.
– Гейерсберги – не обычные люди.
Она была уверена, что в этом направлении стоит копать: возможно, клан приглашает друзей и практикует другие виды охоты. «Игровая площадка» слишком велика, чтобы использовать ее от раза к разу.
– Есть еще кое-что странное… – Кляйнерт перелистнул несколько страниц, не забирая их из рук Иваны, и их пальцы встретились. – Гейерсберги заключили договор с правительством земли. Они имеют право самостоятельно выдавать разрешения на оружие. В том числе своим людям, многие из которых – бывшие уголовники.
Ивана поняла, о чем говорит комиссар: в Германии и во Франции граждане с криминальным прошлым никогда не получают права владеть огнестрельным оружием. А Гейерсберги вооружают подонков и делают это «по закону».
– Это еще не все. Они сдают своих охотников внаем другим землевладельцам. То есть ассоциация состоит из наемных убийц… животных.
На последней странице отчета имелся список фамилий «профессионалов» – браконьеров, экс-заключенных, военных наемников…
Кто-то из подонков и напал вчера на них с Ньеманом. Этим типам – как раньше Черным охотникам – платят за бойню в лесах, только люди Дирлевангера уничтожали не оленей, а целые деревни.
– Нужно их задержать, пропустить через «мясорубку» и проверить, не владеют ли они «нортонами».
– Спасибо за совет, – сказал Кляйнерт, вставая.
– У нас почти не осталось времени на то, чтобы найти решающий факт, – сухо продолжила Ивана. – Я возвращаюсь к моим собакам, буду рыть землю.
На самом деле у нее было другое неотложное дело – разрушить очарование, царившее в кабинете. Будь профессионалом, черт тебя дери!
– Может, выпьем чаю?
Решимость Иваны растаяла, она улыбнулась и покраснела.
Жить во Фрайбурге-им-Брайсгау становилось все опаснее…
40
Долго искать Ньеману не пришлось. Он был знаком с одним из самых маститых специалистов по генеалогии в Париже и позвонил ему с просьбой порекомендовать кого-нибудь из немецких коллег, не менее прославленных конечно. Ответ прозвучал мгновенно: Райнер Зукай, эксперт из числа избранных, знакомый даже с самыми тонкими семейными ветвями земли Баден-Вюртемберг.
Жил этот выдающийся специалист во Фрайбурге-им-Брайсгау, в квартале Вобан, всего в километре от Управления уголовной полиции. Ньеман сел в машину, но уехал недалеко: все улицы оказались пешеходными.
Знаменитый квартал был застроен синими, желтыми и красными домами, электричества не было – только солнечные батареи. Накануне вечером Ивана с горящими глазами рассказывала сыщику об этом городке будущего, возведенном молодыми добровольцами. Повсюду стояли компостные мусорки, на крышах росли сады, деревья готовились поглотить дома и тротуары. Ну и само собой разумеется, ни одной машины на горизонте.
Ньеман знал, что видит перед собой прообраз будущего, но оно его не только не веселило, но и вселяло ощущение давления; казалось, что за каждым «зеленым» начинанием стоит невидимый Большой Брат. Диктатура худшего сорта, ведь правда на ее стороне. «Слава богу, я покину этот бренный мир, прежде чем все станут травоядными и начнут вырабатывать энергию из собственных какашек!»
Сыщик шел, сунув руки в карманы, рассеянно слушал велосипедные звонки, далекий голос трамвая и размышлял над словами Жозефа. В лагере ениши, услышав слова о ведунье и проклятии Гейерсбергов, Ньеман почувствовал свой знаменитый «глубинный щелчок». Легенда была как-то связана с одним из нынешних убийств. Он пока не был уверен, с каким именно, но это не имело значения.
Деревянный трехэтажный дом Зукая был синим и напоминал ярмарочный балаган. Склонявшиеся над ступенями ветви липы отбрасывали на них тень, похожую на неглубокую лужу с прозрачной волнующейся водой.
Он позвонил и приготовился ждать, хотя заранее договорился о встрече по телефону. На его счастье, мастер генеалогических наук говорил по-французски. Повезло, что граница так близко: если бы все случилось на несколько километров восточнее, ему вряд ли позволили бы вести расследование…
Ньеман вспомнил слова парижского приятеля: Зукай совмещает два несовместимых занятия – генеалогию и целительство. Что еще любопытнее, специализировался этот человек на спортивных травмах и покалеченных любителях «экстремального» секса, лечил многих «рабов», чьи «господа» переусердствовали.
Дверь распахнулась, и Ньеман увидел Райнера Зукая, совершенно не похожего ни на ученого, ни на покровителя садомазохистов. Он скорее напоминал крестьянина былых времен: квадратный коротышка в черном свитере с воротником-стойкой и синих полотняных штанах, какие носят садовники. Широкие мозолистые ладони дополняли образ. Ну просто персонаж романа Анри Боско[35].
Зукай впустил сыщика в дом, не сказав ни слова. Определить его возраст на глазок Ньеман не мог: седой ежик волос напоминал алюминиевый шлем, на белой как мел коже не было ни одной морщины. «Похож на жабу, – подумал майор, – курносый нос, большие серые глаза навыкате под кустистыми бровями, зоб, из которого вот-вот раздастся ночное кваканье…»
Они миновали скупо меблированную приемную, здесь не было ничего, кроме стульев и чучел, лиса, куница и бобр пялились стеклянными глазами и хищно скалили пасти.
Центр следующей комнаты занимал медицинский стол, к нему притулилось облезлое бюро. В воздухе витали странные запахи – смесь алкоголя, перца и фруктов. «Коктейль Молотова в растительной версии…»
– Вы были знакомы с Юргеном? – спросил сыщик, наплевав на политес.
Целитель замер.
– Ваш вопрос вытекает из его сексуальных пристрастий?
– Мне сказали…
– Да знаю я, знаю все, что вам наговорили! Глупые сплетни! Однажды я лечил женщину с вывихом, полученным при связывании. Она поправилась, и до меня дошел слух, будто бы ее «ощущения» после… болезни стали намного острее. Дыма без огня не бывает.
– У вас были и другие пациенты, так ведь?
– Того же рода? Конечно, я стал культовой фигурой в этой среде. Некоторые приезжают даже из Штутгарта. Но они не главная моя клиентура.
– ?
– Я лечу фрайбуржцев, они обожают мою магнетическую силу. – Он показал Ньеману крупные, как лопаты, руки. – Для горожан я – олицетворение природной энергии.
– Так вы пользовали Юргена фон Гейерсберга или нет? – не отступался Ньеман.
– Я полагал, разговор пойдет о генеалогии.
– Все связано…
– Я никогда не встречался с этим господином, правда, один раз помогал женщине, которую он связывал.
– Юрген ее покалечил?
– Нет. Сеанс затянулся, только и всего. У барышни появились проблемы с моторикой. Ничего страшного, мне потребовалось всего два сеанса, чтобы все наладить.
Костоправ сделал паузу, выдохнул и продолжил тем же нейтральным тоном:
– Я прочел в газетах о случившемся. Ужасно! А сегодня утром по радио передали, что найден еще один труп. Это правда?
Ньеман в нескольких словах описал ситуацию.
– Что говорили о Юргене в СМ-сообществе?
– Ничего особенного. Он практиковал шибари[36], но любил и когда связывали его.
– Он скорее доминировал?
– Нет, но время от времени менял лагерь. Редкий случай у садомазохистов.
Ньеман подумал, что, возможно, ошибся, не обратив внимания на эту сторону сексуальных увлечений Юргена фон Гейерсберга. Побрезговал. Любой, кто сталкивается с настоящим насилием, презирает ряженых, причиняющих себе боль.
– Вообще-то, я пришел, чтобы поговорить об истории Гейерсбергов.
Лицо Зукая просветлело, он указал на дверь другой комнаты.
– Пойдемте, я все приготовил в кабинете.
41
В первый момент гостю берлоги Зукая могло показаться, что она сделана из бумаги. Каждую стену занимали стеллажи с досье, папками и кляссерами, на полу высились кипы картонных регистраторов с подшитыми страницами документов. Книги громоздились в углах, занимали все выемки, но в центре главенствовали два девственно-чистых стола. В одном из углов примостился железный столик, выглядевший крошечным на фоне перевязанных веревками папок, пожелтевших и безнадежно унылых, хотя в них была заключена история семей Баден-Вюртемберга. В кабинете имелся компьютер с внешними жесткими дисками, но технологические новшества оставались в явном меньшинстве. Хозяин кабинета предпочитал бумагу. Настоящую. Ту, что имеет обыкновение плесневеть и мохнатиться под пальцами.