– Что это меняет? – тихо спросила она, выдохнув дым. – Я говорила – мы были как близнецы, и…
– Заткнитесь! – взорвался сыщик. – Один из вас – приемный ребенок!
Лаура уставилась на него глазами, в которых плескался ночной мрак.
– Моя мать никак не могла забеременеть, – будничным тоном произнесла она. – Отец решил взять приемыша – втайне от всех. Он и мысли не допускал о передаче нашей части империи кузенам.
– Это был Юрген?
Лаура прикурила новую сигарету от предыдущей, и Ньеман заметил, что она дрожит. Образ «роковой женщины» растаял, как не было.
– А вы? – спросил он, не церемонясь.
– Я?
Она встала и, пройдя между Ньеманом и диваном, встала у балконной двери. Женственные бедра, тяжелая грудь, лишний вес… Все это не про нее, чувственность Лауры фон Гейерсберг иного свойства. Тонкой, как острога, фигурой графиня напоминала куклу ваянг индонезийского театра теней.
– Я родилась позже. Мать забеременела сразу после появления в доме Юргена. Классический случай.
Запах табачного дыма напомнил ему об Иване. Хорошо бы она сейчас оказалась здесь, рядом с ним, и защитила его от этого ведьмина отродья.
– Юрген знал, что его усыновили?
– Конечно нет!
– Откуда его взяли?
Лаура стояла спиной к сыщику и смотрела на парк, освещенный невидимыми фонарями. Со своего места Ньеман скорее угадывал, чем видел зыбкий, похожий на океан пейзаж.
– Кажется, из Восточной Германии. Родители рассказали мне, когда я подросла. Не вдаваясь в детали. Мне было неинтересно. Я считала Юргена братом. Моим близнецом. Ни кровь, ни ДНК значения не имеют.
Ньеман подошел к женщине:
– Почему вы молчали?
Она дернулась, и ее волосы ударили по стеклу с хрустальным звуком, как будто в локонах застряли осколки стекла.
– После смерти отца мы сражались, чтобы закрепить наше законное место внутри компании – несмотря на возраст и неопытность. Выйди история с усыновлением наружу, все оказалось бы под вопросом. Сегодня я единолично возглавляю группу VG и ни при каких условиях не поставлю дело под угрозу!
Лаура переходила от эркера к эркеру, похожая на русалку в огромном аквариуме.
– И кстати, – продолжила она совсем другим тоном, – не вижу никакой связи с убийствами.
– А Макс? Его тоже усыновили?
– Но… вовсе нет. Что вы пытаетесь раскопать?
– Если мы узнаем, что он тоже не Гейерсберг, получим мотив, – неприятным тоном ответил Ньеман.
Лаура искренне удивилась, а мгновение спустя пришла в ярость, ее глаза заледенели.
– Кровь, – продолжил Ньеман. – Кто-то мог захотеть очистить кровь клана, убедиться, что наследник компании в каждом поколении – подлинный Гейерсберг…
– В каждом поколении нашей семьи? Да о чем вы?
– О наследниках, исчезавших на протяжении всего двадцатого века…
Лаура повернулась к сыщику, сложила руки на груди, приняв ту же позу, в которой стояла перед семейными портретами, и превратилась в карикатуру на себя.
– Полагаете, их тоже усыновляли? – насмешливо спросила она. – Знаете, с такими сыщиками, как вы, преступники могут спать спокойно.
Ее сарказм прозвучал фальшиво. Она издевалась над Ньеманом, но голос выдавал страх и отчаяние. Неужели этот французский клоун узнает тайну Гейерсбергов?..
– Вы не нашли ничего конкретного, увлеклись слухами, местными легендами, тупыми языческими суевериями, которые издавна ослепляют наш народ. Не расследование, а турпоездка!
Ньеман сделал несколько шагов:
– Этими, как вы их назвали, легендами вдохновляется убийца. Или убийцы. Но я с вами согласен – у него или у них есть объективный мотив.
– Что за мотив?
– У Гейерсбергов с давних пор проблема с фертильностью, поэтому в каждом поколении берут приемных детей, а Черные охотники устраняют их прежде, чем они начнут воспроизводиться.
– Убирайтесь из моего дома и не возвращайтесь, пока не найдете что-нибудь посерьезней!
Ньеман подошел еще ближе, проигнорировав приказ графини:
– Вам нужна конкретика? Мы нашли Филиппа Шуллера в его лаборатории. Убитым. Он обнаружил разницу в ваших кариотипах и собирался меня предупредить.
– Шуллер мертв? – бесцветным голосом переспросила Лаура.
Ее лицо внезапно приобрело растерянное, почти исступленное выражение.
– А теперь я хочу услышать правду. Всю, до последнего слова. Время поджимает…
Лаура отшатнулась, прижалась спиной к стеклу. Лес шумел и волновался, как будто деревья пытались вырваться из земли.
– Я ничего не знаю, – выдохнула она.
Ньеман сделал еще один шаг. Подсознательно он надеялся, что учует ее аромат, совсем как пехотинец, готовый в любой момент наткнуться на мину.
Аромата не было – только запах омытой слезами кожи. Ощущение столь же тайное и стыдное, как ночные рыдания, от которых промокла подушка.
– Кто мог быть в курсе? Кто знал, что Юрген – приемный?
Лаура кинулась на него с воплем.
– ГОВОРЮ ВАМ, Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ! – взорвалась Лаура.
Ньеман отшатнулся, изумленный столь бурной реакцией, но графиня вцепилась в него мертвой хваткой и прижала к окну.
Сыщик ломал голову, подыскивая слова утешения, вся его полицейская напористость испарилась, но Лаура уже отшатнулась, чтобы видеть его лицо.
Детство Ньемана прошло под вестерны Серджио Леоне[47], но, несмотря на жестокость собственной жизни (восемь убитых преступников!), он ни разу не испытал дуэльных эмоций, когда напряжение спрессовывает время до миллисекунды.
Сейчас, с Лаурой, он ощутил головокружение ожидания.
Кто выстрелит первым?
Губы женщины, теплые, расслабленные, ответили ему.
В вестерне он бы уже лежал лицом в пыли. Мертвый.
54
Он всегда смотрел на физическую любовь как волк-одиночка. Секс по сути своей – дуэт, а ему всякий раз казалось, что в койке кто-то лишний. Особь, с которой необходимо считаться, хотя она портит все удовольствие. Нет, он не хотел забыть о партнерше, совсем наоборот – слишком много о ней думал. Он не разделял с женщиной удовольствия, а самоустранялся. Каждую ночь любви портила мысль: как бы не опозориться! Безупречна ли его эрекция? Он целует в правильное место? А ласки, они те, что нужно? Ньеман чувствовал себя человеком, который должен вписаться в смету, понятия не имея о расценках.
Он не знал, откуда в нем это сексуальное угодничество, ведь в большинстве случаев ему было плевать на партнершу, он не испытывал тщеславной мужской гордости за ее оргазм, потому что считал всех женщин притворщицами.
Объяснялось все натурой Ньемана – в нем было много от поденщика, он даже любимой машиной не наслаждался, просто садился за руль «вольво», поворачивал ключ в замке зажигания и ехал, глядя на дорогу. Ты, парень, слишком уж собран. По этой же причине любовником он был средненьким. Слишком сухим, слишком скованным, слишком старательным. Женщины по природе своей интуитивистки, каждая его любовница мгновенно просекала, что этот мужественный великан – зануда, умник и уж точно не искатель наслаждений. Кому охота ужинать с человеком, подсчитывающим калории, вместо того чтобы смаковать деликатесы?
Но этой ночью, о, этой ночью все получалось как надо.
Он лежал на спине, а обнаженная Лаура сидела на нем верхом и раздевала. Думать не требовалось – пальцы партнерши заставляли его тело реагировать мгновенно и адекватно. Одно движение влекло за собой другое. Схватка доставляла удовольствие обоим.
Ньеман видел только узкий силуэт женщины и распущенные волосы цвета грозовой ночи. Он уподобился слепому: одно его чувство атрофировалось, остальные обострились до предела. Ньеман не понимал, целует его Лаура или ласкает, но взаимопроникновение было реальным, полным, головокружительным.
Ее движения напоминали дыхание, шепот… Агрессивными были лишь поцелуи: рот широко открыт, язык напоминает жало змеи, он проникает между зубами, шарит, лижет, толкает, вызывая желание и ужас.
Оказавшись внутри Лауры, он ощутил всю полноту чужой непонятной жизни. Его тело погрузилось в океан наслаждения, он захлебывался, тонул, задыхался.
Она наверняка заметила его уродливый, страшный шрам и старалась не касаться его. Оперлась ладонями вытянутых рук о свои бедра, раздвинула ноги и села на пятки в позе борца сумо, что было очень смешно, учитывая ее комплекцию. Ньеман чувствовал ее пылающую плоть одним-единственным, но главным в соитии местом.
Лаура выгнула спину, и по ее лицу пробежал лунный луч. Ньемана ужаснула плескавшаяся в глазах женщины ярость, застывшие, словно бы парализованные черты, угловатые и мускулистые. Тело ее струилось, как вода, гонимая ветром, а лицо «не отмирало».
В глубине души он ее понимал. Брат и кузен убиты, Стеклянный Дом напоминает «Грозовой перевал», богатство изолирует ее от мира, превращает в объект ревности и зависти… С чего бы ей радоваться? Не ликовать же, что выжила и предается любви на меховой шкуре?
Они нашли свой ритм, обрели равновесие и теперь двигались в такт друг другу, как японские барабаны… Ньеман никогда не принимал наркотиков, но был уверен, что кайф дарит человеку именно такое – мимолетное, но божественное – ощущение полноты жизни. На сей раз все было реально. Сексуальная энергия наполняла их тела, весь мир превратился в кокон, тени листьев и иголок затевали игру с ветром, трепетали и колыхались, то приникая к стеклам, то отталкиваясь от них.
А потом он вдруг вспомнил, что лично для него означает слово «оргазм». Каждый раз, когда все его существо корчилось на пике сладострастия, рядом появлялся Реглис. Пес из детства, ставший вечным кошмаром, подкрадывался к нему и вырывал гениталии.
Этой ночью Реглиса сопровождали чудовищные рёткены-людоеды, они жаждали разорвать ему глотку и освежевать, но… случилось чудо. Все монстры растаяли, обернулись клочьями тьмы. Тело освободилось, наполнилось несказанным удовольствием, душу затопило блаженство. Он почувствовал, что улетает.