– Значит, устраняемый сын неизменно оказывался первым ребенком семьи.
– Да.
– Сегодня ночью мы с Фабианом подняли архивы Гейерсбергов…
Она снова назвала этого боша по имени! Фа-би-ан… Надо же! А меня – всего один раз Пьером. Мерзость. Спелись у меня за спиной…
– Пропадал не всегда старший, теория «запасных» детей не работает, – упорствовала Ивана. – Этих наследников убили по другой причине… Есть еще одна проблема.
– Какая?
– Если эта семья каждый раз усыновляла наследника, брали бы мальчика, так?
– Да.
– По нашим сведениям, среди Гейерсбергов, исчезнувших в девятнадцатом веке, были и женщины, то есть эти дети – не приемные.
Ньеман сунул руки в карманы и пожал плечами.
Слово взял Кляйнерт – воистину, они решили его добить.
– Вернемся к убийству Шуллера. Почему вы считаете, что его не могла убить Лаура фон Гейерсберг?
– Поставим вопрос иначе: зачем Лауре фон Гейерсберг убивать Шуллера? Потому что рыжий узнал, что Юрген – не Гейерсберг? Это бы выяснилось, так или иначе.
– Значит, Шуллер обнаружил что-то другое.
Ивана посмотрела на шефа и спросила с вызовом в голосе:
– Если Лаура невиновна, почему сбежала?
Ньеман вспомнил, как Лаура курила в темноте, пока ждала его в своем прозрачном доме. Неужели она ждала его, убив Шуллера? Заранее решила лечь с ним в постель, чтобы обеспечить себе безопасный отход?
– Она не сбежала. Лаура взяла ружье отца и отправилась мстить. Она хочет свести счеты.
– Это вам не вестерн, Ньеман! – заорал вышедший из себя Кляйнерт.
– Думаю, вчера вечером она по каким-то моим словам поняла правду.
– Вы беседовали в койке? – съязвила Ивана. – Ну чистый водевиль!
Он открыл рот, собираясь сказать что-нибудь остроумное, но Кляйнерт опередил его:
– Они здесь.
Ньеман проследил взгляд немца, понял, что тот смотрит в зеркало заднего вида, и на его лице появилась мрачная торжествующая улыбка.
Их смерть не нарушит логику исторических событий, в том числе геноцида евреев, который нацисты творили на территории Белоруссии и Украины начиная с 1941 года, и грязной работы Черных охотников.
60
Ивана встала коленом на сиденье, обернулась и увидела кортеж, сопровождавший их на пустынном шоссе. Как в «Безумном Максе», подумала она.
Черный внедорожник нагонял их по разделительной полосе в окружении мотоциклов, тех самых «нортонов», с которыми они уже имели дело. И байкеры были те же – из фрайбургской ночи, в кожаных куртках, темных плащах и зеленых, как у солдат вермахта, шерстяных шлемах. Легион смерти.
Конвой не скрывал намерений: сейчас эти нелюди на полной скорости проедутся по их машине. Кляйнерт прибавил скорость и нащупал правой рукой рацию. Ньеман выхватил «глок». Ивана не могла поверить в это нападение на дилижанс. Только не в 2018 году. Не в Баден-Вюртемберге. Не в…
Какая-то сила вытолкнула ее с сиденья, она ударилась о лобовое стекло, отлетела назад, впечаталась затылком в подголовник. Машину занесло. Ивана соскользнула на пол, под бардачок, едва не удавившись ремнем безопасности, с трудом выбралась, сплевывая кровь и не понимая, что происходит.
Кляйнерт не выпускал руль, наплевав на рацию. Звать на помощь было поздно. Ньеман опустил стекло и высунулся до пояса, пристраиваясь стрелять. Ивана видела его со спины, вполоборота, из пореза на виске текла кровь – он тоже ударился обо что-то твердое во время столкновения. Никто из них не издавал ни звука, и это пугало сильнее всего. Говорить, правда, было не о чем – сейчас их либо расстреляют в упор, либо тараном спихнут в кювет на страшной скорости. Ивана пыталась достать пистолет, запутавшийся в подкладке куртки, когда второй удар снова швырнул ее вперед. Подбородок едва не раскололся о жесткую пластмассу приборной доски, ей показалось, что машину несет прямо на ели. Кляйнерт издал дикий вопль. Ивана выпрямилась, увидела своего шефа на полу, между сиденьями, мотоциклистов в черных шарфах и очках, снова подумала об outlaw biker-film[49], но что-то в их облике заставляло кровь стынуть в жилах. Это не маскарад. И не кино. Каждая деталь напоминает про́клятый период мировой истории.
Сейчас они их раздавят.
С одной стороны, это казалось абсурдным: как это возможно – напасть на полицию? С другой стороны, сцена была освящена печатью сеньора. На этих землях действовал закон Гейерсбергов. Трое полицейских были пришлыми, чужими, нехристями. Несчастный случай оказался совершенно неожиданным…
И тут случилось – вернее, не случилось – нечто непонятное: Черные охотники не нападали, просто ехали рядом, как эскорт, а внедорожник начал отставать. Ньеман не решался стрелять в висельников: те пугали, но к действиям не переходили. Ивана держала свой девятимиллиметровый дрожащей рукой, чувствуя, как пот стекает между пальцами. Кляйнерт гнал машину вперед, почти упираясь лбом в ветровое стекло. Они переглянулись: что, черт возьми, происходит?!
Байкеры пошли на обгон, выстраивая «коробочку», а разогнавшийся внедорожник пнул их машину сзади. Кляйнерт отреагировал неверно – вывернул руль и тормознул. Машина подпрыгнула, взревела и под прямым углом метнулась к лесу.
– Ну хватит уже! – заорал Ньеман, и в этот момент Кляйнерт совладал с управлением.
Ивана повернулась к нему: из носа майора ручьем текла кровь, но он заряжал пистолет, не обращая внимания на боль. Внедорожник свернул направо и исчез в лесу, как огромный черный жук.
Байкеры испарились. Кляйнерт заглушил двигатель. Немец дышал частыми короткими всхлипами, пытаясь нащупать на полу рацию. Ньеман выдохнул, издав свистящий звук. Ивана хрипела и стонала, уставясь на обсаженную соснами лесную дорогу, откуда в любой момент можно было ждать чего угодно.
Почему на них напали?
Что это – новое предупреждение?
Способ задержать их?
Вопросы навечно остались без ответов.
Никто из полицейских не заметил появления внедорожника. Перед финальным ударом решетка радиатора заслонила все, мгновение переломилось, секунды стали осколками стекла.
Взвизгнули только шины или подключились жестянка и двигатель? Машина сорвалась с места и взлетела в облаке пыли и горелого битума. Ивана ухватилась за приборную панель, но все точки опоры сменили местоположение: полимерная консоль оказалась у нее над головой, с пола брызнул дождь из слоистых стекляшек, затылок уперся в потолок. Не было ни боли, ни других острых ощущений. Она парила. Сила земного притяжения исчезла, все мысли и ощущения покинули мир возможного. Она сказала себе: «Твои нервы перерезало при столкновении, бедная моя крошка, а мозги, как водяная бомба, распластались по во-о-он тому стеклу…»
Потом тяжелый кузов шмякнулся на крышу.
Ивана хотела закричать, но горло перехватило – ее душили собственные внутренности. Она рыгнула, сплюнула рвоту пополам со сгустками крови.
Новый удар, на этот раз – прямое попадание. Нужно вжаться в пол и скрючиться. Кости цеплялись за мышцы, на манер крюков мясника.
Она вспомнила слово: бочка. Они сделали бочку! Слово ее успокоило. Слово стало ограждением. Она лежала вниз головой, накрытая волной воспоминаний, картин, разговоров о водителях, выживших в подобных кульбитах… Машина продолжала вертеться. Обломки пластика, осколки, клочья неба… Ивана все больше съеживалась, ее маленькое, хрупкое, как яичная скорлупа, тело хотело одного – чтобы смерть отвернулась от него.
Последний удар оказался таким резким, что боль прошила Ивану насквозь, но сознание не отключилось, аналитические способности остались при ней: машина влетела в сосну правым боком, два колеса зависли в воздухе, два других остались на земле.
Этот скособоченный мир она знала. Вернулись воспоминания о Хорватии – она прогнала их и взглянула на Кляйнерта. Подушка безопасности прижала его к сиденью. Она невероятным усилием высвободила голову и увидела, как сильно пострадало лицо комиссара. Очки разбились. Из пореза стекала кровь, нос был в буквальном смысле слова спрессован. Застрявшая в руле рука сложилась под немыслимым углом.
Да что рука, непонятно, жив ли он вообще!
У нее за спиной раздался какой-то шум. Затылок, как ни странно, подчинился команде, шея повернулась, и она увидела, что заднее сиденье подбросило к потолку, а запаска застряла между ним и спинкой. И – лучшая новость дня! – Ньеман пытался распрямиться.
Почему так горячо векам? Ивана поняла, что у нее пострадало лицо, но не позволила себе задуматься, что и как. Ручища шефа уцепилась за сиденье совсем рядом с ней.
– Нужно выбираться, – странно спокойным голосом произнес он. – Сейчас загорится.
Только тут она почувствовала запах бензина и чего-то еще, что наводило на мысль о бомбе. Со дна души начала подниматься паника. Она в западне. Правую дверь наверняка заклинило, хоть она ее и не видит из-за подушки. Открыть не получится. Одна надежда – Ньеман, он пытается справиться с левой, которую блокирует земля – машина накренилась под углом сорок пять градусов.
И лейтенант Ивана Богданович взмолилась – не словами, не губами, не мозгом и не памятью, а всем телом, каждой его клеточкой. Все ее существо обратилось в мольбу к небесам.
А Великий Стрелочник в этот момент принял облик легавого, майора Ньемана. Ее ангела-хранителя. Ее спасителя. Он должен вытащить их из ловушки, его обязанность – оберегать ее… В этот момент вспыхнуло пламя.
61
Скрежет двери показался ей сладчайшей в мире музыкой. Ньеману удалось выбраться из машины, но дым начал заполнять салон, и Ивана чувствовала себя отрезанной от мира спасения и надежды огнем и железом.
Она вздрогнула – Ньеман схватил ее за запястье одной рукой, а другую просунул под голову Кляйнерта. Тот не реагировал, видно, был совсем плох, но ее шеф хотел дать понять комиссару, что помощь на подходе. Помощь, то есть он сам.
Ивана хотела что-то сказать, но только наглоталась дыма и страшно закашлялась. Ей читали лекции, она знала статистику, помнила цифры: машины