ть никаких действий, порочащих доброе имя выпускаемого ими продукта. В качестве альтернативы мне отсвечивала долговая яма, так что особого выбора у меня не было…
Зато любо-дорого было посмотреть, как разъярился Хокер! Он срочно вызвал законников и сделал все, чтобы уклониться от принятия долга, но я сделала слишком неожиданный ход, и у них не получилось. Я прекрасно понимала, что одержала далеко не окончательную победу, но первый раунд остался за мной.
И потом, «Искристая Шипучка» мне, что греха таить, нравилась…
Еще на подъезде я заметила, что народу кругом Драконьих Земель явно прибавилось. Вдоль всей линии сторожевых валунов, сколько хватал глаз, тянулась пятисотметровая полоса разномастных палаток, перемежавшихся полевыми кафе, туалетами, большими общественными шатрами, пунктами первой помощи и площадками для машин. Новости успели добраться до самых глухих уголков, и из отдаленных королевств продолжали прибывать люди. По слухам, претенденты на землю приезжали даже с континента и, желая хоть что-нибудь застолбить, старательно выдавали себя за уроженцев Несоединенных Королевств. Говорили, будто в Оксфорде задержали целый вагон, полный нелегалов-датчан. Нашли их по запаху: скандинавов выдало любимое лакомство – маринованная селедка.
До урочного часа – воскресного полдня – оставалось чуть более суток. Если пророчество сбудется и защитное магическое поле исчезнет, вся эта публика ломанется расхватывать землю. Жуткая, верно, будет давка… Согласно оценкам, на триста пятьдесят квадратных миль территории претендовало уже шесть целых две десятых миллиона людей. Опять-таки согласно оценкам, земли будут разобраны часа за четыре, причем большинство желающих останутся с носом. Предполагалось, что число пострадавших достигнет двухсот тысяч, а неизбежные драки из-за земли обещали унести до трех тысяч жизней.
Я пересекла границу на машине и, благо местность позволяла, повела машину на холм, к логову Мальткассиона. День стоял очень погожий, и на Землях, как прежде, царил чудесный покой. Птицы вили гнезда, над дикими цветами, изобильными на незагаженной почве, с гудением трудились пчелы. Тоже дикие, вероятно.
Мальткассион почесывал спину о ствол старого дуба. Огромное дерево натужно постанывало и кряхтело.
– Привет, мисс Стрэндж! – жизнерадостно окликнул меня дракон. – Чем обязан?
– Поговорить надо.
– Только сделай милость, приободрись немножко! А то, глядя на тебя, самому плакать хочется!
– Так ты, выходит, не в курсе, что там творится? – спросила я, указывая рукой в направлении внешнего мира и чувствуя себя совершенно несчастной.
– Почему же, полностью в курсе, – ответил Мальткассион. – Вы, люди, какую часть спектра называете видимой? От фиолетового до красного, по-моему?
Я кивнула, присаживаясь на камень.
– На мой взгляд, не самый удачный выбор, – сказал дракон и прекратил чесаться, к немалому облегчению дуба. – Мой спектр существенно шире. Он охватывает все частоты электромагнитных волн…
– Не пойму, к чему это ты, – сказала я, ковыряя палочкой ссохшуюся землю.
– Попробую объяснить, – продолжал Мальткассион. – Воспринимать только то, то вы называете видимым спектром, – это все равно, что слушать симфонию, но слышать только ударные. Дай я попробую тебе описать то, что вижу я. С нижнего края спектра – длинноволновые радиоволны. Они извиваются медленно, точно сонные змеи. Дальше переливаются красками средние и короткие волны. Иногда они струятся яркими вспышками со стороны солнца. Я вижу, как пульсирует радар за холмами, он кажется мне лучом маяка. А точечное излучение этих ваших странных маленьких устройств – мобильных телефонов – точно капли дождя, падающие на поверхность пруда. Я вижу, как работают микроволновки, а инфракрасный диапазон рассказывает мне о холоде и тепле… Дальше идет участок спектра, который доступен и вам. Потом начинается область ультрафиолета и так далее вплоть до рентгеновских лучей, для которых прозрачно большинство материалов. Когда-то у меня был родственник, который хвастался, будто его зрению были доступны еще более высокие частоты гамма-лучей, но, честно говоря, что-то я сомневаюсь… Вот какую картину я вижу, мисс Стрэндж. Мой мир переливается и сверкает, но вам не дано увидеть его таким… И, кстати, такие способности даны мне не только ради забавы. Видите вот это?
И он показал мне на свое ухо. Оно сворачивалось и разворачивалось позади глаза и имело тонкое сетчатое строение, напоминая прожилки листка. Мальткассион развернул его передо мной и покрутил им туда и сюда, потом снова сложил.
– Все чувства драконов, – сказал он, – гораздо острее, чем у людей. Я запросто принимаю сигналы вашего телевидения и радио. Более того, я могу их читать. Я ловлю шестьдесят семь телеканалов и сорок семь радиостанций. В частности, мне очень понравилось твое выступление на шоу Йоги Бэйрда…
– А кабельное? Тоже смотришь?
– По счастью, от этого я избавлен.
– Короче говоря, ты осведомлен о том, что происходит снаружи?
– И очень неплохо. Стоило Маркони построить первые передатчики, как планета начала становиться такой шумной! Я, конечно, умею отгораживаться – примерно так, как вы прикрываете глаза от яркого света, но, согласись, в ясный день солнце даже сквозь веки просвечивает… Вот и со мной так же. Как бы постоянный звон в ушах, только в зрительном смысле.
– Стало быть, ты слышал об утреннем происшествии? О перевернутом грузовике? Полиция считает, что это ты его пытался уволочь, а потом сжег.
– Ну да, слышал. Мне, конечно, только грузовыми фурами интересоваться, когда у меня и водительских прав-то нет… Ты сегодня обедала?
Я так и вскочила, мой голос сорвался.
– Мальткассион, ты хочешь сказать, будто тебя это не волнует? Там тьма-тьмущая народу только и ждет, чтобы ты помер, и они кинутся расхватывать землю!
Дракон медленно опустил и вновь поднял веки, открывая драгоценные глаза-самоцветы.
– Когда-то, – сказал он, – это вправду меня волновало. Но теперь я стар. И я уже очень давно ждал, чтобы ты скорее пришла. Дело в том, что электромагнитный спектр не исчерпывает всех областей нашего зрения. Мы видим не только радиоволны или даже гамма-лучи. Нам доступны туманные сферы потенциальных исходов…
– То есть будущее?
– Точно! – Мальткассион воздел когтистый палец. – Будущее. Непознанная страна, куда все мы так или иначе движемся и куда мы однажды придем. Только не надо слушать тех, кто утверждает, будто все там предопределено. Максимум, на что способен самый даровитый предсказатель, это объявить тебе наиболее вероятную версию грядущих событий. А дальше уже все зависит от нас – принять ли эту версию как должное или попытаться что-нибудь изменить. Очень просто плыть по течению, но для того, чтобы с ним бороться, требуется немалое мужество. Давным-давно было предсказано, что Охотник, который переживет последнего из нашего рода, будет молодой женщиной, наделенной не средним умом, замечательными талантами и благородством души. Она наконец освободит нас…
Я не очень-то узнала себя в этом пафосном описании и даже спросила:
– А ты уверен, что я – именно та Дженнифер Стрэндж, которая требуется? Может, опять ошибочка вышла?
Но дракон внезапно переменил тему.
– В пророчестве есть и еще кое-что, но все очень туманно… Когда-то я помнил, но передумал с тех пор столько дум, что так сразу и не соображу!
– Значит, тебе известно, что король Снодд и герцог Бреконский держат наготове войска?
– О да. Пока все идет по плану, мисс Стрэндж.
– По плану? Неужели это ты все подстроил?!
– Ну, не все. Придется тебе поверить мне на слово.
– Не понимаю…
– Поймешь, маленький человечек. Со временем все поймешь… А теперь оставь меня. Увидимся поутру в воскресенье, только меч прихватить не забудь.
– А вот не приду! – сказала я настолько вызывающе, насколько это вообще возможно в присутствии сорокатонного огнедышащего дракона.
– А вот и придешь, – утешил меня Мальткассион. – Это уже не зависит от твоей воли, как, впрочем, и от моей. Большая Магия уже начинает движение, и ничто уже не остановит ее…
– Так это и есть Большая Магия? В смысле – ты, я и Земли?
Он как-то очень по-человечески передернул плечами. Получилось почти смешно.
– Я не знаю. Я не вижу дальше воскресного полдня, и причина тому, полагаю, только одна. Предсказания сбываются оттого, что люди очень хотят увидеть их сбывшимися… Наблюдатель всегда влияет на ход событий, а поскольку в данном случае наблюдателей у нас миллионы, итог практически гарантирован. Мы с тобой – лишь мелкие участники чего-то очень большого… А теперь оставь меня. Увидимся в вокресенье.
Я очень неохотно ушла от него. Вопросов у меня по-прежнему было куда больше, чем ответов.
К тому времени, когда я снова очутилась в Башнях Замбини, успели появиться новые – все как одно голословные – заявления о «правонарушениях» Мальткассиона. Меня вызывали освидетельствовать оба случая, так что в Башнях я не задержалась.
Детектив Нортон поджидал меня, загодя расплываясь в злорадной ухмылке.
– Жду не дождусь послушать, как вы и теперь станете мне доказывать, что это не дракон натворил! – проговорил он с недобрым смешком.
Выведя меня на полевую дорогу за деревней, называвшейся Гудрич, он жестом указал мне на полосу выгоревшей земли. Отметина была примерно как на рубашке – от перегретого утюга, только очень большого. Она имела конкретные очертания человеческого тела с раскинутыми руками. Ее вид очень мне не понравился.
– Обгоревшая земля и отсутствие тела, – сказал детектив. – Классические признаки драконьего нападения. А кроме того… – он даже помедлил ради драматического эффекта, – у меня есть свидетель!
И он представил мне сморщенного старика, пропахшего марципаном. Он все время ел эту гадость из бумажного кулька и еле стоял на ногах, а язык у него заплетался.
– Сэр, расскажите Охотнице, что вы видели!
Старик кое-как сфокусировал на мне взгляд. Потом, сипя и заикаясь, понес что-то об огненных шарах и жутких звуках в ночи. И о том, как его приятель вот только что был рядом с ним, а потом – р-раз! – и исчез. Он даже продемонстрировал мне свои опаленные брови.