Последняя осень — страница 52 из 101

И посети меня.

Где я зарыт, спроси

Жителей дальних мест,

Каждому на Руси

Памятник — добрый крест!

Плыть, плыть, плыть…

<1970>

* * *

«Чудный месяц плывет над рекою…»

«Чудный месяц плывет над рекою», —

Где-то голос поет молодой.

И над родиной, полной покоя,

Опускается сон золотой!

Не пугают разбойные лица,

И не мыслят пожары зажечь,

Не кричит сумасшедшая птица,

Не звучит незнакомая речь.

Неспокойные тени умерших

Не встают, не подходят ко мне.

И, тоскуя все меньше и меньше,

Словно Бог, я хожу в тишине.

И откуда берется такое,

Что на ветках мерцает роса,

И над родиной, полной покоя,

Так светлы по ночам небеса!

Словно слышится пение хора,

Словно скачут на тройках гонцы,

И в глуши задремавшего бора

Все звенят и звенят бубенцы…

<1970>

* * *

«Село стоит на правом берегу…»

Село стоит

На правом берегу,

А кладбище —

На левом берегу.

И самый грустный все же

И нелепый

Вот этот путь,

Венчающий борьбу,

И все на свете, —

С правого

На левый,

Среди цветов

В обыденном гробу…

Ферапонтово

В потемневших лучах горизонта

Я смотрел на окрестности те,

Где узрела душа Ферапонта

Что-то Божье в земной красоте.

И однажды возникло из грезы,

Из молящейся этой души,

Как трава, как вода, как березы,

Диво дивное в русской глуши!

И небесно-земной Дионисий,

Из соседних явившись земель,

Это дивное диво возвысил

До черты, небывалой досель…

Неподвижно стояли деревья,

И ромашки белели во мгле,

И казалась мне эта деревня

Чем-то самым святым на земле…

<1970>

* * *

«Уже деревня вся в тени…»

Уже деревня вся в тени.

В тени сады ее и крыши.

Но ты взгляни чуть-чуть повыше —

Как ярко там горят огни!

Одна у нас в деревне мглистой

Соседка древняя жива,

И на лице ее землистом

Растет какая-то трава.

И все ж прекрасен образ мира,

Когда в ночи равнинных мест

Вдруг вспыхнут все огни эфира,

И льется в душу свет с небес,

Когда деревня вся в тени,

И бабка спит, и над прудами

Шевелит ветер лопухами,

И мы с тобой совсем одни!

<1970>

Повесть о первой любви

Я тоже служил на флоте!

Я тоже памятью полн

О той бесподобной работе —

На гребнях чудовищных волн.

Тобою — ах, море, море! —

Я взвинчен до самых жил,

Но, видно, себе на горе

Так долго тебе служил…

Любимая чуть не убилась, —

Ой, мама родная земля! —

Рыдая, о грудь мою билась,

Как море о грудь корабля.

В печали своей бесконечной,

Как будто вослед кораблю,

Шептала: «Я жду вас… вечно»,

Шептала: «Я вас… люблю».

Люблю вас! Какие звуки!

Но звуки ни то ни се, —

И где-то в конце разлуки

Забыла она про все.

Однажды с какой-то дороги

Отправила пару слов:

«Мой милый! Ведь так у многих

Проходит теперь любовь…»

И все же в холодные ночи

Печальней видений других

Глаза ее, близкие очень,

И море, отнявшее их.

<1970>

Стоит жара

Стоит жара. Летают мухи.

Под знойным небом чахнет сад.

У церкви сонные старухи

Толкутся, бредят, верещат.

Смотрю угрюмо на калеку.

Соображаю, как же так —

Я дать не в силах человеку

Ему положенный пятак?

И как же так, что я все реже

Волнуюсь, плачу и люблю?

Как будто сам я тоже сплю

И в этом сне тревожно брежу…

<1970>

В дороге

Зябко в поле непросохшем,

Не с того ли детский плач

Все назойливей и горше…

Запоздалый и продрогший

Пролетел над нами грач.

Ты да я, да эта крошка —

Мы одни на весь простор!

А в деревне у окошка

Ждет некормленая кошка

И про наш не знает спор.

Твой каприз отвергнув тонко,

Вижу: гнев тебя берет!

Наконец, как бы котенка,

Своего схватив ребенка,

Ты уносишься вперед.

Ты уносишься… Куда же?

Рай там, что ли? Погляди!

В мокрых вихрях столько блажи,

Столько холода в пейзаже

С темным домом впереди.

Вместе мы накормим кошку!

Вместе мы затопим печь!..

Молча глядя на дорожку,

Ты решаешь понемножку,

Что игра… не стоит свеч!

<1970>

Дорожная элегия

Дорога, дорога,

Разлука, разлука.

Знакома до срока

Дорожная мука.

И отчее племя,

И близкие души,

И лучшее время

Все дальше, все глуше.

Лесная сорока

Одна мне подруга.

Дорога, дорога,

Разлука, разлука.

Устало в пыли

Я влачусь, как острожник,

Темнеет вдали,

Приуныл подорожник,

И страшно немного

Без света, без друга,

Дорога, дорога,

Разлука, разлука…

* * *

«Осень! Летит по дорогам…»

Осень! Летит по дорогам

      Осени стужа и стон!

Каркает около стога

      Стая озябших ворон.

Скользкой неровной тропою

      В зарослях пасмурных ив

Лошадь идет с водопоя,

      Голову вниз опустив.

Мелкий, дремотный, без меры,

      Словно из множества сит,

Дождик знобящий и серый

      Все моросит, моросит…

Жнивы, деревья и стены

      В мокрых сетях полутьмы

Словно бы ждут перемены —

      Чистой, веселой зимы!

<1970>

Наследник розы

В саду, где пела радиола,

Где танцевали «Вальс цветов»,

Все глуше дом у частокола,

Все нелюдимей шум ветров.

Улыбка лета так знакомо

Опять сошла с лица земли!

И все уехали из дома

И радиолу увезли…

На огороде с видом жалким,

Как бы стыдясь за свой наряд,

Воронье пугало на палке

Торчит меж выкопанных гряд.

Порой тревожно — не до шуток! —

В рассветном воздухе седом

Мелькнет косяк последних уток

Над застывающим прудом.

Вот-вот подует зимним, снежным.

Все умирает… Лишь один

Пылает пламенем мятежным —

Наследник розы — георгин!

Сентябрь

Слава тебе, поднебесный

Радостный краткий покой!

Солнечный блеск твой чудесный

С нашей играет рекой,

С рощей играет багряной,

С россыпью ягод в сенях,

Словно бы праздник нагрянул

На златогривых конях!

Радуюсь громкому лаю,

Листьям, корове, грачу,

И ничего не желаю,

И ничего не хочу!

И никому не известно

То, что, с зимой говоря,

В бездне таится небесной

Ветер и грусть октября…

<1970>

Под ветвями больничных берез

Под ветвями плакучих деревьев

В чистых окнах больничных палат

Выткан весь из пурпуровых перьев

Для кого-то последний закат…

Вроде крепок, как свеженький овощ,

Человек, и легка его жизнь, —

Вдруг проносится «скорая помощь»,

И сирена кричит: «Расступись!»

Вот и я на больничном покое.

И такие мне речи поют,

Что грешно за участье такое

Не влюбиться в больничный уют!

В светлый вечер под музыку Грига

В тихой роще больничных берез

Я бы умер, наверно, без крика,

Но не смог бы, наверно, без слез…

Нет, не все, — говорю, — пролетело!

Посильней мы и этой беды!

Значит, самое милое дело —

Это выпить немного воды,

Посвистеть на манер канарейки

И подумать о жизни всерьез

На какой-нибудь старой скамейке

Под ветвями больничных берез…

<Лето 1970>

* * *

«Мы сваливать не вправе…»

Мы сваливать

                  не вправе

Вину свою на жизнь.

Кто едет,

            тот и правит,

Поехал, так держись!

Я повода оставил.

Смотрю другим вослед.

Сам ехал бы

                    и правил,

Да мне дороги нет…

* * *

«Я умру в крещенские морозы…»

Я умру в крещенские морозы.