Старик принял из рук отрез бело-серого полотна, привязанного к палке. Должно было изображать флаг парламентера. Отлично, скоро все кончится, он снимет эту опостылевшую кольчугу и больше ни в жизнь не наденет. Сопровождать его взялись, напротив, ребята молодые да крупные, а судя по трофейным бригантинам – в стычках побывавшие. Ундик, вздохнув выпрямился, приосанился. Шест упер концом в бедро, что бы было видно белый флаг, а левую руку положил на меч в ножнах.
Парламентеры с противоположной стороны находились метрах в ста от околицы. Однако, можно было рассмотреть, что прочие засевшие в деревне тоже не дремали – то и дело мелькали силуэты в окнах, а возле рогаток на дорогах они особо и не скрывались.
- Кажется, вы главный у ополчения? -Спросил человек, сжимавший мечи на поясе.
- Именно так – Ундвик пытался сказать это как можно более грозно и весомо.
- Вы довольно жестко обратились с нашими пленниками. Оставь вы их в живых…
- Но мы не оставили их в живых – возразил Ундвик. – Они грабили, жгли, насиловали и убивали. С такими у нас разговор короткий.
- Я не могу проконтролировать каждого – уклончиво сказал воин - тем не менее нашей целью было раздобыть провизию. Если бы ее отдавали добровольно, то… Подобных жертв можно было бы избежать.
- Вот как? Может, отдать вам все, что у нас есть, и отпустить восвояси? А самим пухнуть с голоду?
- Старик, война кончится рано или поздно. Может, мы не с того начали?
-Что ты предлагаешь?
- Взять ваши деревни под защиту. Даже если город выстоит, то им долго, очень долго будет не до вас. Наступит идиллия. Мы будем вас охранять, а вы прекратите этот маскарад с переодеванием в воинов, да займетесь своими делами. Вы же деловой человек. Сколько людей торчит в поле уже неделю? Неужели никому не надо чинить крыши, плетни? Убирать на зиму скотину? В конце концов, ремесла…
- Очень, очень мягко стелите, господин, э…
- Бакх.
-… Господин Бакх – но мы таких охранников и господ уже навидались. Потом будете сдирать с нас три шкуры. Никакого прибытка нам тут не будет.
- Жаль… Очень жаль – Но что тогда будем мы делать в… сложившейся ситуации?
Ундвик задумался, окинул взглядом бойцов, что стояли возле него. Молодые парни сурово хмурились, сжимая в руках наточенные бердыши. Рвались в бой, только не понимали, что такой волчара, как Бакх, даже один сможет выпотрошить их, словно окуней.
- Вы можете взять провизии в свои котомки и убираться вон из деревни. Достаточно вы попили нашей крови.
Сопровождающие Ундвика заворчали, тот, что стоял рядом с ним, даже выругался. Пальцы судорожно сжимали древки бердышей. Бакху хватило взгляда на них, и он продолжил:
- Очень, очень разумное предложение, господин Ундвик - самодовольно хмыкнул в усы, собираясь уходить. - Ваш сын тоже отзывался о вас исключительно хорошо. Обещал, что не обидите и не обделите, если его отпустят на все четыре стороны…
Староста замер, улыбка спала с лица:
- Что ты сказал?
- Ваш сын. Он называл ваше имя, и положение… Да, это точно вы.
- Откуда… Что… Что стало с моим мальчиком? – надломлено, с надрывом спросил он.
- Ну понимаете, это война… Он вез донесение в город, а мы допустить того не могли.
- Что… Что вы с ним сделали? – Белый флаг упал в грязь – Ундвик упер руки в боки.
- Мы-то просто стащили его с коня и пленили… Конечно, думали отпустить, пешком, да депешу отнять, мальчишка же еще…
Ундвик на ватных ногах сделал шаг вперед.
- Но требовалось, чтобы его казнили на глазах осажденных, чтобы напугать их.
- Напугать… Арн-Дейлских дружинников… Казнью шестнадцатилетнего парня? – Подборок Ундвика мелко задрожал, но пытался держать себя в руках.
- Мы не видели, но, говорят, он умолял о пощаде… И визжал, как поросенок, извиваясь… Но ему все равно перерезали горло.
Старик в порыве ярости схватился за меч и потащил его из ножен. Бакх будто и ждал того – воин вытащил меч намного быстрее старосты, что делал это не часто. Росчерк, хруст – и можно было увидеть, как рука, сжимающая меч, упала на землю. Ундвик ошарашенно посмотрел на обрубок, торчащий из кольчужного рукава. Стеганка под ней быстро пропитывалась кровью. Он поднял глаза на налетчика, но лишь для того, чтобы увидеть, как меч вонзается ему под ложечку.
Тут же на Бакха обрушился бердыш одного из ополченцев, но он с легкостью увернулся он размашистого удара. Место переговоров взорвалось сталью и криками. Ополченцы, взбешенные убийством, бросились вперед, атакуя сопровождающих Бакх. Их яростный напор оказался для них полнейшей неожиданностью, ближайшие к ним противники сразу упали – ополченцы знали только два удара, но знали отлично – один из налетчиков упал с разрубленной головой, троих других пырнули в лицо. Неожиданно, но первый темп боя оказался за крестьянами. Те обступили полукругом рейдеров, которые были вооружены лишь мечами, и прежде чем Бакх кровавым росчерком остановил самого ретивого – на ногах осталось лишь четверо его сопровождающих. Командир стюрангардцев понял, что несколько недооценил резвость противника, и, сбив еще одного здоровяка с ног, стал отходить, пятясь. Оставшиеся четверо тоже смогли уйти – правда уже бегом. В ополченцев полетели стрелы, но прежде чем отойти, они без всякой жалости добили двух раненых, которым в скоротечной схватке подрубили ноги.
Вновь стали перекликаться рожки, но теперь они перемежались злобными, гневными криками. Ополченцы выходили из-за временных укреплений, грозно потрясая пиками и бердышами, строились напротив проходов в деревню. Стал собираться целый рой лучников, пращников, арбалетчиков. В целом, кажется это и был план Бакха – заставить крестьян атаковать укрепления – навязать бой в своих условиях… Да еще и оставшись без командира.
Бакх приказал удерживать позиции и вести стрельбу по толпе наступавших – благо шли они целой гурьбой, лишь обозначая строй. Крестьянам пришлось идти прямо по грунтовым, загаченным дорогам, поскольку пройти в другом месте возможности не представлялось. Снова пошел дождь.
Налетчики взводили и разряжали арбалеты так быстро, как могли, но ополченцы словно не замечали потерь – Бакх видел, как почти вся шеренга, о десяти человека, упала наземь, раненые откатились в сторону, умерших оттащили – и строй пошел дальше. Вскоре к селению подобрались крестьянские пращники и стрелки, начав бить по крышам и окнам. У баррикад обороняющиеся ощутили всю силу крестьянского гнева - крестьяне били кучно, дружно через рогатки, заставляя от них отходить, воины с бердышами, добравшись до околиц, бесстрашно влезали в окна и всюду настигали стрелков, засевших в домах. За стенами слышался шум, грохот, предсмертные крики. Бакх, стараясь удержать бразды боя, разослал вестовых, приказывая отходить к площади. Налётчики, неся потери, выполняли приказ, теперь не пытаясь в лоб атаковать крестьян с пиками – уж слишком много их было, и слишком крепко и умело они держали оружие. Крестьяне, гомоня и скандируя имя своего убитого командира, рвались к центру.Сопротивление как будто бы было сломлено, они беспрепятственно стали собираться на площади, громко гомоня и радуясь победе. Воины с бердышами и стрелки шныряли по околицам и ближайшим к ним домам.
Бакх выгадал момент – вдруг на крышах домов у площади стало черно от арбалетчиков, и они начали быстро, не целясь, бить по площади.Шиловидные наконечники проходили сквозь кольчужные звенья, оставляя глубокие раны. Ополченцы заметались, пытаясь спрятаться за плетнями и телегами, но болты собрали кровавую жатву. Едва строй оказался разобщен, как ополченцев с двух сторон атаковали воины Бакха – вооруженные щитами, мечами и топорами, они ворвались в неповоротливый строй с пиками. Большинству пики пришлось бросить, схватившись за бедренное оружие. Ополченцы не хотели просто так лишаться победы, и бой завязался с невиданным упорством. Бакх был на острие атаки, резким выпадом убивая то одного, то другого, но, памятуя о своей неудаче на стене, он действовал уже не столь дерзко. В один момент, потеснив ополченцев, удалось занять центр деревни. Множество убитых отрезвляло крестьян, они начали пятиться, а кто-то уже даже бежал, бросая оружие. Бакх приказал стрелять вглубь строя, сколько хватит болтов, сам продолжил с щитоносцами наступление. Отход ополченцев угрожал превратиться в бегство, а затем – в резню.
- Мужики! Наших бьют! Навались!
Положение спасла подоспевшая подмога – на стрелков на крышах снова обрушились стрелы и камни, а во фланг налетчикам ударили ополченцы с бердышами. Остальные воспряли духом и, распределив оставшиеся в руках пики, отбросили налетчиков.
Воспользовавшись заминкой, ополчение стало отходить под прикрытием пращников – а Бакх, оценив весьма поредевшие и помятые порядки своих людей, не стал их преследовать. Последним аргументом был булыжник, что со свистом и звоном ударил его по шлему.
- Отыщите раненых… - если они вообще остались – Бакх задумчиво посмотрел на одного из налетчиков, чье лицо было разрублено пополам.
Вся деревня была перевернута вверх дном, повсюду лежали убитые. У Бакха осталось не более пяти сотен воинов. Битва за урожай вышла весьма кровавой и тяжелой. Ополчение, впрочем, сейчас к ним не сунется – только если дождется подкреплений. Тем не менее оставаться в этой кровавой каше, которую он же и заварил, никак не хотелось - а уж тем более убирать трупы.
… Ночью отряд Бакха, погрузив все, что возможно, на телеги и забрав всех уцелевших лошадей и тягловый скот, отступил из деревни. В пути его застали тревожные новости – однако же, решив, что это может быть и его шансом, командир налетчиков все равно приказал двигаться к осажденному городу.
Стоять на башнях было всего холоднее — ни метелей, ни серьезных снегопадов так и не было, но ветер пробирал до костей. В иные ночи эльфы сменяли друг друга на башнях едва ли не каждый час, после чего, продрогшие, отогревались в наспех заколоченных домах, уцелевших близ крепостных стен. Там за очагом и едой присматривали бойцы из дневной смены, преимущественно стражники да ополченцы. Простой люд частенько таскал им еду, горячую воду и поленья, а наиболее сердобольные тащили еще и одеяла.