В результате и потренировался с недельку-другую, и дома то уже не отсидеться, все-таки уже считается обученным ополченцем... Ну как, копьем в чучело попадает, большего не требовалось. То ли худший из лучших, то ли лучший из худших, но досталось ему довольно дрянное снаряжение. Пальцы все еще были исколоты с тех пор, как он ставил заплатки на набивняк. Так, шлем теперь выглядит получше. По крайней мере, назатыльник двигается, а не впивается в шею. Еще раз осмотрел свое немудреное снаряжение. Остался кожаный шнурок метра в полтора, его он решил намотать на древко копья — вроде бы, оплетка не даст руке скользить.
В помещении все уже спали — кое-кто, кажется, сразу после ужина завалился спать, даже не осмотрев своего снаряжение. Что ж, надеются на то, что им только понадобится что-то унести в своих котомках, и только. А он, Вилли, хоть на это и надеется, но готовится к худшему. Жалкий огарок свечи почти догорел, когда он завязал на копье узелок. Вздохнув, он поужинал остывшей похлебкой, которая вместе с краюхой хлеба была нетронутой. Кормят неплохо, что ни говори.
Наутро лентяи дорого поплатились — выданное снаряжение висело на них, словно на пугалах, и мешало идти. Дружинники длинной стальной змеей уже едва не скрылись в подлеске, а еще дальше были рыцари с оруженосцами, и кто-то из пограничной стражи — этих было видно издалека. Они же едва-едва ковыляли следом вместе с обозами. Некоторым были выданы здоровые холщовые мешки, а у кого-то даже просто старые наволочки… Что –то затевалось…Мысль о том, что весь обратный путь в нем придется что-то тащить, крайне удручала.
- А куда идем то? Ни к кому конкретно не обращаясь, подал голос Вилли.
- Дак в горы! – сказал его товарищ. У гномов золото воровать, вот энтими мешками!
- Так ли уж золото?
- Ну, али чушки стальные, я не знаю, но точно туда.
- Дня два ходу…Нет, в горах еще – почитай три – вздохнул сосед слева.
- Потом обратно – подхватил Вилли
- Эй, ну-ка там! – Их окликнул сотник в открытом шлеме с повязанной поверх красной материей. – Языки укоротили! Думайте, как, ежели что, драться, а то обратно идти и не придется! – «подбодрил» тот их своей шуткой и сам громко над ней заржал.
Вилли испытывал малую толику азарта, но все же преобладала зависть и злость на гарнизон, оставшийся в городе. Он бы, пожалуй, тоже бы остался и научился бы чему дельному, прежде чем совать голову в петлю.
Войско Майсфельда не было обременено большой поклажей, потому шли они быстро — дружина задала хороший темп, и ополчение из кожи вон лезло, чтобы их нагнать. В полдень был лишь небольшой привал, их там, надо же, уже ждали бурлящие котлы с готовой снедью, пиво, разбавленное вино и солома, на которой можно было отдохнуть. По пути к ним в хвост длиннющей колонны присоединялись крестьяне –кто оружно, кто с лопатами, тачками и возами.
Так они и двигались до вечера, оказавшись где-то в окрестностях Пяти Деревень. Развалины резиденции они, скорее всего, оставят по левую руку от себя. Был приказ вставать лагерем. Ближайшая рощица была вырублена быстро и нещадно — на дрова. Майсфельд вновь подивился численности выступившей армии. Впрочем, о еде и тут позаботились, чтобы дружинники и ополченцы могли получше отдохнуть – всем хватило не только еды, но также и вина с медовухой. Пьяного угара и хватающихся с утра за головы воинов бояться не стоило — учитывая количество людей — этого как раз хватит для того, чтобы согреться и запить выданную снедь.
Дружинники разом повеселели — они собирались компаниями вокруг костров, что-то обсуждая, а кто-то решил еще и порезаться в кости и карты – будто и не было этого тяжелого перехода. То здесь, то там, заиграли лютни. Немалая часть дружины, отправившейся с Майсфельдом — закаленные вояки, и они умели расслабиться, едва им подворачивался свободный часок-другой. Бойцы из нового пополнения переняли этот задор, и, кажется, совершенно не боялись, что уже вечером следующего дня им придется вставать лагерем у негостеприимных гор. Вместе с задором и весельем к ним пришла уверенность в завтрашнем дне, словно и сами они уже сражались не раз — а черно-синие накидки и вовсе уравнивали старых воинов и молодое пополнение.
В стане ополченцев с боевым задором было не очень, хотя выпить им тоже досталось. В большинстве своем они друга не знали, были лишь знакомые, рядом с которыми им приходилось стоять на отработке совместных действий. Вилли сидел на корточках, меланхолично размешивая небольшой котелок. Рядом сидели еще двое парней, которых он знал по тренировкам - он догадался прихватить дробленый горох и соль, а значит, трапеза для него и его товарищей будет чуть менее унылой – того, чем ранним вечером угощали крестьяне явно не хватило, потому пришлось готовить нехитрый ужин из крупы и солонины. То тут, то там горели тусклые костерки, возле которых все так же сидели по двое-трое. Причиной тому еще была и беспредельная усталость - многие так вымотались, что даже стучать зубами от холода у них сил не было, но самый главный их бич — разобщенность.
Ночью, пропал, надо думать, всякий стыд и у жительниц деревни, и они начали ходить от костерка к костерку, спрашивая, не желают ли храбрые воины уединиться и отдохнуть. Однако, утомленные ополченцы вяло и неуверенно отмахивались, думая, как бы поесть да улечься спать под навесом.
Там, поодаль, дружинники подхватили какую-то песню лужеными глотками, и теперь пели хором. Тут, в стане ополченцев, о таком можно было только мечтать. Молодые кумушки быстро поняли, где их ждут и отправились - если не за заработком, то хоть за выпивкой и весельем к более жизнерадостным воякам. Девушка, с распущенными волосами и в длинном платье, перешагнув через Вилли, на прощание слегка приподняла подол, сверкнув икрами в темноте, и для острастки повиляла перед ним задом, словно дразнясь. После чего, фыркнув, пошла догонять своих товарок. Теперь музыка и песни перемежались еще и заливистым женским смехом.
Да и кто они? И для чего здесь? Может статься, что их погонят вперед, на убой, чтобы расчистить дорогу настоящим воинам... Которые в очередной раз выйдут оттуда героями. А про них, наверное, и не вспомнят. Кого помнят в песнях, рыцаря, или его заводного коня, который весь путь тащил его поклажу? Вот то-то. От коня и то больше пользы. Утраченная возможность — только и всего. Решись он уйти из деревни летом - глядишь, стал бы дружинником. Пойди осенью в подмастерья – стражником. Но теперь он здесь, с этими одетыми с чужого плеча горе-бойцами. Да и он такой же.
Вяленое мясо размягчилось в котелке, получилась вполне сносная похлебка, которую они в полном молчании и съели. Первый его товарищ — мужчина средних лет, отпил четвертинку от фляги с медовухой, да больше и не стал, мол, кишки от такого болят. Молодой белобрысый парень, который и не подошел бы к котелку, если бы его не позвали, и вовсе отказался. Вилли раньше не пил, но теперь ощутил в этом потребность. Он решительно допил флягу почти залпом, он подтащил лапник поближе к костру и растянулся на своей подстилке. От медовухи сразу потеплело, да и стало немного легче — глядишь, и не помрет он завтра, если не станет предаваться унынию и будет достаточно ловок и сметлив… А впрочем… Завтра может быть еще более тяжелый переход… Да и придется, говорят, строить уже укрепленный лагерь, по образцу того, что строил этот… Как его? Хелдор с пикинерами. Там и выпивки не будет.
Если выпил медовухи сегодня, то можно сегодня решить и еще один вопрос… В деревне дразнили его за смелость и нерешительность. Сейчас медовуха ударила ему в голову… А ведь есть еще один мех с ней, какая удача! Одной медовухой дело не решишь, но него был козырь в переговорах с прекрасным полом - пара серебряных монет. Либо дружинники были так щедры, либо обсчитались в темноте, но дело было не из легких…
Вилли с интересом наблюдал за тренировками бойцов в лагере. Тренировались они усердно – как он ни проходил мимо, в перерывах между случайными заработками – все они были в трудах ратных.
Вечером лагерь преображался - костры, часовые, стрелки перекликаются на башнях. Уже не в первый раз Вилли, не спеша возвращался в старый, плохо отапливаемый дом в посаде, прогуливался вокруг лагеря. В доме было одно из двух – или пьяный отец, и тогда об отдыхе и сне можно забыть, либо, напротив, прижимистая мать очень скоро потушит все свечи и заставит ложиться спать, чтобы Вилли к рассвету точно поспел в город, помогать горожанам в доках, при кузнице, булочной или еще где – почтенным горожанам было не жалко одарить медяком-другим разнорабочего за то, что он поможет им с утра вынести помои, подмести сор перед домом или мастерской. Там, глядишь, еще и угостят.
Сегодня день был не самый удачный – удалось самому кое-как наесться, залив нехитрую снедь мерзким дешевым пивом, ну и матери сунул пару медяков, которые она припрятала. Улов был, скажем так, невелик, так что вздохи матери и ее немой укор он бы не выдержал… Подождет, покуда ляжет спать.
Больше всего Вилли нравилось представлять, что он в этом лагере – есть вдоволь, слушает байки у костра, а, понабравшись опыта, травит свои. Вот это жизнь, а не то что…
-Псс… Парень… Парень!
Означенный парень испуганно вздрогнул, поскользнулся, едва не плюхнувшись в мокрый снег, но удержался. Снег попал за голенище башмака, и теперь там таял, мерзость. Сначала ему показалось, что с ним заговорил куст, но он заметил, что за небольшим навесом, закиданным лапником, сидело несколько человек - в доспехах, при оружии. Алебарды и взведенные арбалеты хищно поблескивают впотьмах.
-Я … Я… Не губите!!! – Испуганно пискнул Вилли – ухожу, больше не буду!
-Да стой ты! – Крикнул, кажется, старший. Давай сюда, не маячь.
Крестьянский сын, дрожа всем телом, зашел под низкий навес. Там было довольно тепло и сухо, потому как там тлел небольшой очаг – в него потихоньку один из бойцов подкладывал щепу, чтобы огонь горел не слишком сильно. На плоском камне, который белел и парил от раскаленных углей, стоял небольшой котелок.