Сочи, черный, как туча, идет через двор. Он на днях присвоил себе новое звание, генерал, и всё было хорошо. А тут вон какая петрушка… И вот, пьяный, решительный, с пистолетом, в чистой отбеленной «горке», сбоку охрана из пары новых интернационалистов, Сочи идет через двор. А в глазах столько тоски, что можно отравить ею всех людей мира. За ним, получить последние указания, несется первый зам Спец.
– Не надо нагнетать обстановку! – Командир идет к своей иномарке, на которой номера уже сменены с донецких на латышские. – Подводная лодка всплыла в Кандагаре!
Он садится с охраной в машину. Рядом топчется Спец.
– Ты теперь начальник моей контрразведки! – проводит Сочи из салона кадровые перестановки.
У Спеца аж вверх стали расти усы.
– Всем продержаться сорок минут! – гаркает Сочи толпе на плацу. – Кобра – предатель! – И он уносится в ворота.
Кобра тоже какой-то капитальный там командир из Макеевки. По нации армянин, сам из России, тоже присвоил себе генерала, катается на отжатом «крузере», с охраной и в черных штанах с лампасами. Тоже вор. Видел я его в «Беркуте» пару раз и поразился только двум боевым отличиям – пузу и чванству. «Кобра таким раньше не был, – вспоминал как-то прошлое Север. – Сам сидел в окопах с бойцами. А нынче как подменили. Нашел у кого-то портрет Юльки Тимошенко, развел его на машину. Чтоб, мол, проблемы уладить…»
За Сочи закрылись ворота, а у Спеца от карьеры до сих пор кружится голова.
– Кем он меня назначил? – подходит он к нам. – А? Что это такое?
Сочи вернулся часа через три. Всё кончено – на «Беркут» идут танковые батальоны «Оплота». На «Семерке» человек восемьдесят пехоты – местных и россиян. Последние прибыли вчера новой партией – восемь бойцов. Одни сбежали из Старобешево – темного угла, где из них формировали какой-то почетный легион, да все свела на ноль насаждаемая армейская уставщина. Другие вчера пересекли границу и еще ходят в гражданке. Прибыли в «Беркут», а тут такое! Бежали на волка, а попали на медведя.
Танковые батальоны еще в пути, и Сочи дал волевую команду: бить наповал и держаться до последнего патрона! А поскольку все командиры в запое, оборону возложили на Находку и бывшего российского офицера младшего лейтенанта Кубань. Он живет у Сочи очень давно, дистанцировался от соотечественников настолько, что стал «чиполлином». Местные про него говорят: «Он то в „автоботах“[6], то с автоматом».
Нам местные эти разборки до фени. Мы заявили еще с вечера, что будем сдаваться. И на оборону не выйдем, и ни разу не выстрелим.
– Большие батальоны всегда правы. А мы были в «Беркуте», будем в «Оплоте». Какая разница, как называться, – мудро рассудил Орда.
Всю ночь на «Семерке» шел бой с инопланетянами. Бегали бессонные часовые, лязгали затворами начальники караулов, командовал что-то Находка, ругался со своей жинкой Братишкой и гремел в коридоре АГСом пьяный в дымину колченогий «террорист» Сармат. А мы дрыхли без совести в дальнем углу казармы…
Утром на нас всё еще катятся батальоны «Оплота». У всех в отряде какой-то упадок духа. Всем ясно: сегодня-завтра разоружат «Беркут». А значит, окажешься снова на перепутье, и снова искать себе место. Но это если не пристрелят при штурме или после не бросят в подвал. Вдобавок забыл о нас и не едет забирать Север. Кто-то позвонил Синему, и стало ясно, что там то же самое – требование полной капитуляции.
Утро вечера мудренее. И вот после ночи с вещами выходят на плац россияне. Кто по домам, кто искать себе новый отряд. Ушли за ворота те, кого мы не знали.
Но здесь не без клоунов. Змей Горыныч – бывший капитан Вооруженных сил, приехал помочь Новороссии. Сытый, довольный, в новой форме, в модной разгрузке, на иномарке, из самого Питера. Летел, торопился, боясь опоздать жечь укропов. По дороге сюда всех замучил вопросом: «Когда на передовую в атаку?» В атаку он не пошел, попал на «Семерку». Получил в первый день автомат и гранаты, все это сложил на кровати, сфотографировал несколько раз, надел на себя, снова сфотографировался и, наконец, сказал: «Хватит!» Приехал в Новороссию вчера, сегодня едет домой. Вся война шла одни сутки.
Орда ему вдогонку:
– Горыныч! Не забудь сменить статус «ВКонтакте»: «Был в Новороссии!»
Подались в Россию Док, Сапожник, Связист. У одного родился племянник, у другого расхворалась одинокая мать, у третьего что-то еще.
– Мы не бежим, – словно оправдываются они перед нами. – Мы вернемся. Скоро вернемся!
Да мы никому не пеняем за выбор.
Еще до нашего возвращения к Сочи пропал отсюда Ероха, что ездил с Находкой разоружать нас. Убила совесть. Вернулся с нашим оружием, а утром, не сказав никому ни слова, уехал в Россию.
Засобирался домой и Находка. С ним Луч и Кащей. Почти не прощались, сели в машину – и будто и не было. К чему плелись все эти интриги? Зачем было нас ссорить друг с другом?…
А еще кончился здесь у Сочи наш «интернационал». Мы уже никогда так не называли друг друга.
На следующий день за теми, кто остался, при – ехал Север. Мы прощались с «Семеркой» уже навсегда: я, Шайтан, Ива, Орда.
Из нового состава с нами поехал только один.
– Разведчик Семен! – представился он, будто в строю офицер.
Напоследок я уволок из комнаты вооружения АК 7,62. А свой 5,45 бросил взамен в пирамиду В этом хаосе (Сочи – Север – Сочи – Север) у меня уже пятое за месяц оружие.
Еще трое россиян остались у Сочи. Утопающий и за змею хватается…
Север, уезжая к себе, оставил на «Семерке» своего ополченца Плюса. Того, что, напугавшись танков, ночевал на минах в подвале пансионата. Пару дней назад Плюс пошел в Макеевку в увольнение, там напился, попался комендатуре, а оттуда уехал уже «роботом» к Сочи в подвал.
Утром его выпускают грузить машину. В это время шагает по коридору Север.
Плюс бросил ящик – так кинулся за свободой:
– Командир! Когда на передовую?
Север даже не остановился:
– Попить любишь? Здесь и лакай до треска. Тут танков нет. Уволен!
Донецкая Русь
Мы сидим на чердаке у открытого настежь окна в самое время луны. Освещена с неба вся линия фронта, и свежий холодный воздух течет мимо нас. На тех же постах стоят терриконы, и та же степь, и тот же город… Но что-то поменялось здесь за несколько дней. Что-то грязное и грозное стало наползать с Украины, как тень.
– Укры зашевелились и там, и сям, – кладет часовой на колени бинокль.
Уже без этого ясно. Пока сидим, где-то далеко сзади ложатся раскаты «града». С «Комсомольца Донбасса» бьют по фронту наши БМП и «утес». Длинными тяжелыми очередями, как по железу шаги. Лупят невесть куда.
– Колобок, сука, стреляет. – с теплотой вспоминает шахту Орда.
У него звонит телефон.
– Во! – не может он поверить, кто с ним на связи.
Ротный майор ВСУ смеется в трубу:
– Вы что там, сами с собой воюете?
– Вы что там, сами с собой воюете? – звонит Орда уже Колобку.
– Снайпера в зеленку вошли. Не до вас, – сразу же обрывает тот связь.
Пробежала свою дорогу луна, и перед самым финалом – не терпится ж с запуском – взлетел из поселка напротив украинский беспилотник.
– Я этих снайперов знаю. Они ко всем приходят, кто в лоскуты… – пылит утром на шахту Орда.
Там – горе шире моря. На блокпосту у костра из солярки сидит на земле старый солдат Запорожец – наводчик БМП. Задран от ветра промасленный воротник, красные, невыспавшиеся глаза, тяжело опущенные на колени руки. Под ногами вперемешку окурки и латунные гильзы. Запорожец пил сорок лет, потом закодировался – и скоро сюда.
– Ну, я понимаю, – садится рядом Орда. – Сорок лет, а потом резко бросить – любого «белочка» посетит. Но что ты стрелял?
– Пулеметчика прикрывал, – двигаются только губы у Запорожца.
– А он что стрелял?
– А он не бросал еще, – веско добавляет солдат.
На самой шахте в середине двора бронированный КамАЗ и вечно черный и сальный – можно в борщ макать для навара – его водитель Рояль. Утро, и он вылезает из кузова, набитого матрасами и какими-то деревяшками.
Через двор идет Колобок.
– Шестнадцать снайперов в мясо! – с ходу дает он последнюю сводку.
– Мы пойдем поглядим, – поворачивает в зеленку Орда.
В зеленке мы нашли только срезанные пулями ветви и старую собачью ногу. Несет на весь лес тухлятиной, потому и сыскали.
– А шестнадцать снайперов что, на трехногой собаке ускакали? – хохочет Орда, заново отыскав Колобка.
– Да тьфу на вас! Инспекторы сраные. – тоже смеется лавинщик.
– Мы вас знаешь, как называем? Не «Лавина». Не. «Синяя лавина»!
Просмеялись все вместе.
Стоит рядом какой-то боец.
– Да ладно, ребята. Вы какой день здесь?… А мы все лето и до сих пор дырки по фронтам затыкаем. Тут нет нормальных. Все давно спятили. Тут каждый по-своему сходит с ума, – говорит он спокойно и без упреков.
Да мы понимаем. Потому и смеемся. Чтоб самим с катушек не съехать.
«Лавина» стоит двумя ротами. Одна здесь на шахте, другая – повыше на шоссе в Украину. По прямой километра три. В первой Кирпич, во второй Коготь – пара неуправляемых разведчиков. Первые две ночи ползали, разведывали друг друга, выяснить, кто рядом с ними.
– А днем подойти не судьба?
– Да неудобно как-то. Мало ли кто там стоит.
Как-то снюхались вместе. Теперь самостоятельно лазят по ночам в поле кошмарить укропов.
Днем мы пристреливаем по зеленке оружие. Они сидят там же в кустах. Минируют от врага тропу.
– А мы видели, что это вы стреляли. Не стали отстреливаться.
– Вы бы командира предупреждали, где вы сейчас! Застрелят же так!
– А мы ему не доверяем…
Скоро Кирпича уволили из отряда за пьянку. И трезвенник Коготь остался без друга. Не с кем стало ходить в разведку. Зато наконец-то появилось свободное время отмыться. Получил новую форму, сам отстирался, отскребся, проступило розовое молодое лицо. От его прежнего образа осталась толь – ко записанная мной для истории характеристика от Шайтана: «Им можно АГС чистить – кусок мазута с маслом. А на