– Ноги не держат?! Почему не качаешь? – замыкает поход Ангара.
– У меня раны с Саур-Могилы. – встает он с чужим от боли лицом.
– Почему не сказал?
– С собой бы не взяли.
На дамбе, столбом в темноте, встречает группу Орда.
Плохо ворожил, старый колдун! Примчались твои орлы. Лежачей корове на хвост наступили, герои.
Отпустив в поле группу, остались на Украине оба командира и гранатометчик. Лучше смерть в бою, чем позор в строю.
Осенний марафон
Разведчики не вернулись в дом, где ночевали вчера. Есть такой закон – не падать в одну воронку. И глуп, кто им пренебрег.
Два дня они уходили в село, и на улице их знали люди и псы. А теперь и без того остались втроем: «бешеная собака» Арчи, многоразовый «сапер» Ива да гранатометчик Тихий. Уже не отбиться. Их не посетила глупость, они не пошли в старый дом. Глупость не является к сумасшедшим. Это не знающие друг друга болезни.
Все трое явились на постой в жилой двор. В семью, что позвала их, встретив на улице: «Заходите, если что, на ночлег…»
Зашли, отогрелись, закусили яичницей с салом да, сложив в горку оружие, на всю ночь вытянулись в углу.
Утром до света вернулись на Украину Ангара и Лекс. Поднялись по черному полю, уперлись в село. Слепые от тьмы, стоят на дороге у трансформатора, как ночью быки. Явились – не отрезвились. Пришагали с закуской на будущий пир: гранатометы, тушенка и хлеб. И вот стоят на дороге на месте условленной встречи. Стоят как па – мятники и молча слушают мрак.
– Пьянь, – негромко пропело в ушах.
– Епаная! – отозвался на звук Ангара. Исключительный пароль разведки.
Из-под трансформатора навстречу своим встает с земли поредевшая засадная группа.
Тихий перенимает у Лекса с плеча вещмешок.
– Вот так, наелись яичницы с салом и проспали в углу на полу, как собаки, – сообщает он всё, что удалось добыть ночью разведке.
Мы сидим на деревянных лавках у холодной печи в доме первого здесь ночлега. Сидим, едим одну банку тушенки и ждем, как просветлеет в окне.
Утром плывет по селу туман. Мы шагаем вдоль улицы у заборов в сторону украинской шахты. Не вышло спалить на дороге колонну, так заберемся к врагу в самый дом, украдем или убьем. У нас только так: от черта – крестом, от свиньи – пестом, а от лихого человека – нечем.
Вот позади село, и уходит к укропам пустая лесная дорога. Осенний холодный лес с бурой опавшей листвой, рыжий вблизи террикон, насыпи щебня с ржавыми рельсами и ржавые железные лестницы шахты. Где знать бы как встретят лихих незваных гостей…
Пока дошагали, сдул ветер туманы, и в белый день лезут на шахту три ополченца: Тихий, что зажигается на опасность, Арчи (сам Бог приказал командиру) да Ива, что никак не израсходует счастье. Остались в заслоне под терриконом двое других: Ангара (потом сложит реквием) да Лекс – глаза всей разведки.
Трое, обходя шахту, забрели в огороды, как козел по капусту. Да собран давно урожай. На земле только иней с лохмотьями сохлой ботвы. Замельтешили меж грядок, нырнули за плетень. Сидят, согнулись, зыркают по округе. Да сиди не сиди, а впереди шахта. Совсем близко, а не подойти согнувшись: пристрелят. Только в полный рост. Наглость – вечное счастье.
– Играем в открытую, – встает Ива, отряхивая колени. – В честной борьбе побеждает жулик.
Идут, раздобытчики… В лоб против всей Украины. Шлеп, шлеп – прямо на шахту… В желтых широких «горках» средь желтой травы, все щуплые да низкорослые; автоматы, как рыбацкие весла, торчат в обе стороны, в глазах – туман, а в головах – вулкан. Обдерут нынче, как липку на лапти!..
Да ничего, дошлепали без убытка. И – шмыг во двор. Сидят меж бетонным забором и электрической будкой, водят ноздрями. А мимо – то тут укроп, то там сразу двое… Ходят по двору словно на именинах: руки в карманах, оружие за спину. У кого во рту семечки, у кого перегарчик – у элеватора шатает ветром бойца. Да всё где-то в стороне, не стянуть никого. Сиди, пока самого не вытащат из-за будки или не станешь сосулькой.
Только собрались выскочить, блохою запрыгал на месте Арчи. У командира разведки трещит за пазухой телефон – модная мелодия девяностых «Что такое осень?…» Вырвал его из кармана, как из груди сердце: «Алло!»
С той стороны два орла его – Чибис и Фокс. Сидят в пансионате, балуют с тоски: «Командир, выдай нам сигареты! Где они у тебя?» Арчи и не ответил, плюнул в трубу: «Пошли на хрен!» – и обратно руку за пазуху.
Сидят все трое, переводят дух.
– «Что такое осень…» – качает головой Тихий. – Ну, сучьи коты.
Только собрались выскочить, Арчи как кобру голыми руками схватил – снова скачет под музыку «Что такое осень? Это небо!..». Рванул вместе с карманом. Вот он в руке, телефон. «Что?!» На связи те же, Чибис и Фокс, скучают без командира. «Нет, ты нас на хрен не посылай. Ты нам скажи: где у тебя сигареты? Нам же курить надо.»
Под терриконом в пролеске двое других. Лежат как раньше в Чечне в таком же заслоне. Лежат, и зубы от холода склеились, и не Чечня вовсе. Не чувствуешь себя ты военным. Нынче во всех местах на военных открыта охота. И ты пришел сюда партизаном, боевиком – главным охотником.
Залезли в кусты, лежат у тропы, стучат зубами о землю. В пролеске шалят сквозняки – ледяной ветродуй со своими братьями-сорвиплатьями. Вокруг черные кривые деревья, с которых – та-та-та! – трещат как пулеметы сороки да мерзлыми кусками за шиворот падает лед. И кривой террикон с недосыпанным боком над головой. Еще и тропа петляет, как пьяная, не разглядеть, кто идет… Весь лес наперекосяк!
– Черт на нас смотрит, – тихо поднимает оружие Лекс.
Он сидит на коленях, затылком к стволу, и целит в кусты у края дороги. В такой бурелом, где и черта не разглядеть!
– С бородой он. Прямо на нас пялится. Видишь? – шепчет он, не отрываясь от бурелома.
– Не вижу, – как потерял зрение Ангара.
На то он и Лекс – глаза всей разведки.
Просидели так, метясь в кусты, пару минут. Какой тут мороз – пот вылез на лоб. Да нет никого там. Одни привидения.
Сидят в ямах, разминают глаза: один в террикон, другой на тропу. Уже три часа, как пропали товарищи. И ни писка, ни свиста. Лишь ветер тренирует силу в ветвях, да нехорошие песни слагает он в вышине: то ли что-что гремит, то ли где-то стучит.
– Будто БТР гудит, – встает в свою очередь Ангара – уши заслона. – Точно БТР завелся! Если поедет – за нами. – подтягивает он ближе гранатомет.
Сидят молча, только переставляют под собой отмороженные колени горе-разведчики. У одного трещит в ушах, у другого – горит в глазах.
– Кого видел-то хоть? – отвлекается от своих «бэтээров» Ангара.
– Мужик какой-то стоял.
– Видно, и вправду черт приходил.
На шахте в крысином углу трое ждут выхода на бал. Прокрались вдоль забора, сменили позицию. Рядом казарма, заложены окна мешками с песком, торчит из проема черный железный ствол, да спиной к ним сидит часовой. Арчи настроил себе тепловизор, шарит им в каждой щели. В вышке шахтенного ствола мечется птица, носится белым пятном.
– Наблюдатель! Вот что за птица! – уже решил он, кого будет брать.
Тихий внизу, как пес у ворот, Ива и Арчи пешком поднимаются вверх. Шлеп, шлеп – навстречу украинской пуле. Вокруг синий шахтенный мрак, гулко стучат по лестнице шаги, и с каждым сильней обрывается сердце. Такая хандра, хоть ступе – ни считай!.. Сто тридцать восемь, сто тридцать девять… Сколько еще? Когда оборвется твой счет?…
Сидит на «глазах» наблюдатель. Не до работы – чего там не видел? – пишет в телефоне письма жене. Война двадцать первого века – на передовой интернет. Услышал: идут. Даже не отправил «Пока» для любимой: дел-то на полминуты, скоро вернется. Встал с автоматом на лестнице, увидел в проем: поднимаются. Чуть осторожно идут, задирают вверх лица. И форма на них чужая – «горка», в их «Волыни» такую не носят.
«Какая-то особая разведка», – сразу понял укроп. И снова на пост. Вдруг проверка. Еще наругают.
А там два орка с туманом в глазах да с песнею в головах:
Осень… В небе жгут корабли.
Осень… Мне бы прочь от земли.
Идут прямо в небо. То ли на смерть, то ли просто «прочь от земли».
Вот и дошли.
– Здорово, – улыбается Ива укропу, продолжая идти.
– Здоровеньки были, хлопцы. – жует он кашу в ответ.
– Ну ты хоть руки-то подними. Ты в плену, – наводит ополченец на него автомат.
Любезности кончились. Пленный уже под стволом, едва успевает отвечать на повышенный голос.
– Один здесь?… Когда смена?… Оружие?… Где тепловизор?…
С поста нечего взять: только сам укроп, бронежилет на нем, рация, автомат с «костром», как здесь называют подствольник, и «муха». Всё пригодится!
Спускаются вниз по лестнице, и уже успокоился Ива. Ведет добычу, как с ярмарки скот: у пленного руки назад, волочится сзади веревка. Ива шагает с ним под руку, мурлычет над ухом:
– Веди себя тихо. Попробуешь закричать – возьму нож, отсеку тебе голову. А после маме твоей в посылке пришлю…
И так всю дорогу, как успокоительное. Этот притих, только передвигает ногами, огромный от кучи на нем одежды средь трех лилипутов.
Вышли с шахты и маршируют по огородам. Шагают как на кофе гадают: дойдем – доведем – пропадем.
А у укропа на плече рация, и из нее хриплые голоса – болтают другие посты:
– То шо за четыре тела под терриконом лазят? Не ваши?
– Не, наши дома сидят. Мож, ваши?
– То я не знаю.
И тишина.
В лесу, где черти с утра мерещатся, стоят под стволами, дуют на пальцы два ополченца. Все нет командиров. Четвертый час тишины. И вот наконец пулемет – прямо за спинами, из леса в начале села. Отрезали!
– Всё верно. Четыре часа – пока пытали, пока окружали… – точно рассчитал Ангара.
– Пробьемся? – сам понимает, что опоздали, Лекс.
Стоят и молчат, потому что некуда больше идти. Как ни виляй лиса, бывать ей нынче у меховщика.