– А может быть, – Полина, стараясь не коситься на направленное на неё оружие, осторожно шагнула к португальцу, – мы найдем способ остаться довольными друг другом и разойтись миром? – девушка расстегнула две верхние пуговицы куртки и демонстративно блеснула треугольником белой кожи внутри импровизированного декольте. – Скажем, – она чарующе улыбнулась проповеднику и снова шагнула вперед, – моя лояльность в обмен на вашу…
Дон Педро победоносно покосился на презрительно скривившегося Пелевина и сально подмигнул девушке:
– Ну если лояльность и покорность будут полны и всеобъемлющи, то почему бы и нет… Вот только одно условие, – он вновь покосился на Пелевина, – вы продемонстрируете свою добрую волю здесь и сейчас!
– А-а-а… как же эти? – Полина обвела испуганным взглядом охранников радостно скалящихся в предчувствии скорой забавы. – Я так не могу, чтоб на меня смотрели…
– Они отвернутся, – дон Педро резким шепотом отдал ряд распоряжений по-португальски и, дождавшись, пока все присутствующие исполнят приказ, повернулся к девушке. – Все, кроме меня, закроют глаза, пока вы будете разоблачаться…
– Я буду вам признательна, – Полина подошла почти вплотную и, закрывая проповеднику веки, ласково провела ладошкой по его лицу. – Очень признательна.
Дон Педро счастливо улыбнулся и тут же поморщился с раздраженным недоумением: что-то железное больно царапнуло его по губам. Проповедник раскрыл глаза и поперхнулся от страха и удивления: стволы двуствольного карманного «дерринджера» не отличаются гигантскими размерами, но только до того момента, пока не смотрят прямо в лоб.
– А теперь открывай пасть пошире, ублюдок, – яростно прошипела Полина, тыча стволом пистолета в лицо португальцу. – Ну, примерно так, – удовлетворенно кивнула она, впихнув «дерринджер» в рот дона Педро и вынув «Ле Матт» из его кобуры.
С усилием взведя тугой курок, девушка ободряюще подмигнула Пелевину, направила ствол трофейного револьвера на охранника и воркующим тоном произнесла по-русски:
– Лёша! Падай!
Едва траппер плашмя рухнул на пол, девушка без тени сомнений выжала тугой спуск, и тяжелая мельхиоровая пуля срубила бандита, словно умелый дровосек молоденькую акацию. Его горилообразный приятель с самым решительным видом развернулся на грохот выстрела, вскинул стволы дробовика и даже успел спустить курки, чтоб разнести дуплетом каменную завитушку на потолке: Алексей, заметив, что громила в красной рубахе начинает разворот, не поднимаясь с пола, крутнулся юлой и, валя иберийца на камни, с силой врубил тому по ногам. Не оставляя противнику шанса подняться, траппер саданул каблуком сверху вниз по диафрагме громилы, перекатился к агонизирующему трупу охранника и, подхватив с пола липкий от крови револьвер, трижды грохнул по закутку, где укрылись Рамирес, Имбулу и прочие клевреты. По-видимому, удачно: из закутка донеслись проклятия, чей-то истошно-панический визг и пара заполошных выстрелов.
– Поля! – Алексей вновь перекатился к задыхающемуся от боли громиле и с оттягом врезал локтем тому под дых, – укройся за камнями и следи за тем углом.
Девушка, скорчив страдальческую рожицу, замахнулась рукоятью револьвера на дона Педро, но бить не стала – в ожидании удара тот втянул голову в плечи, превратившись в сиротливого гномика. Глядя на скукоженную фигурку португальца, Полина с чувством сплюнула и решительно навела револьвер на дальний угол. Кто бы там ни прятался, мыши или португальцы, им не поздоровится.
Мельком взглянув на эту пантомиму, охотник ухмыльнулся, подтянул к себе винтовку и, вскинув оружие одной рукой, словно пистолет, выпалил по укрытию бандитов. В ответ кто-то выставил из-за угла револьвер и пару раз шмальнул вслепую. Слава Богу, безрезультатно.
Раздраженно кривясь от противного визга рикошетов, Полина вскинула «Ле Матт» и трижды бахнула по невидимому стрелку. Она бы и в четвертый раз пальнула, но палец, измученный тугим спуском, вдруг скривился, объявил забастовку и, призывая передохнуть, нудно заныл. Благо, противники проявлять активность тоже не торопились.
Воспользовавшись кратковременным затишьем, дон Педро скорчил выразительную гримасу и, безмолвно призывая Полину срочно найти укрытие, бешено завращал глазами. Девушка окинула быстрым взглядом доступное пространство, немного подумала и, прислушавшись к голосу разума и мычанию проповедника, отступила за саркофаг. Дон Педро попробовал было упереться и смыться, но впившийся в нёбо ствол «дерринджера» мгновенно разъяснил мятежнику, что подобное поведение опасно для жизни.
Алексей тоже не терял времени даром: ломая ногти о металлическую пряжку, содрал с мертвеца патронташ, перезарядил револьвер и, переместившись ползком вплотную к громиле, приставил нож к его горлу.
– В общем, так, милейший, – с фальшивой любезностью прохрипел Пелевин, ласково щекоча здоровяка клинком по адамову яблоку. – Сейчас ты быстро, четко и правдиво разъяснишь, как у меня за спиной оказался. Будешь говорить, – охотник плашмя припечатал лезвие ножа к щеке гориллы, – будешь жить. Не будешь говорить, – Алексей молниеносно переместил клинок к паху пленника, – тоже будешь жить, – пресекая облегченный вздох громилы, траппер одним движением распорол пояс на брюках иберийца, – но без яиц.
– Там, – здоровяк покосился на приставленный к паху клинок, испуганно икнул, осторожно приподняв руку и, ткнув пальцем в стену, залепетал:
– Там ниша, за ней стенка, в стенке рычаг, за рычагом – ход.
– Длинный? – Алексей задумчиво покосился на стену, перевел взгляд на Полину и вжавшихся в пол пушистых питомцев и вновь пристально взглянул в глаза громиле. – Длинный ход, я тебя спрашиваю?
– Нет, сеньор, нет, – не отрывая взгляда от ножа, затараторил ибериец. – Он короткий, совсем короткий…
Пленник на мгновение умолк, потом вдруг закатил глаза и быстрым речитативом зашептал слова молитвы. Очнувшись от легкого укола ножа, он ошалело взглянул на Пелевина и продолжил:
– Совсем короткий, сеньор, шагов пять или семь всего, а потом снова стена с рычагом, а за ней пещерка… Ну та, знаете, что на склоне lâminas de macaco * (обезьяньей горки) приютилась…
– А почему я тебя не слышал? – Алексей, заметив краем глаза шевеление у противоположной стены, выстрелил навскидку по тени. – Ни шагов, ни голосов… – траппер ударом ладони взвел курок револьвера и вновь выстрелил в темноту. – Тут, понимаешь, слышу, а там, понимаешь, – он сунул воняющий порохом ствол под нос иберийцу, – ничего.
– Я не знаю, сеньор, я, правда, ничего не знаю, – громила шумно втянул в себя запах гари, плаксиво скорчился и пустил натяжную слезу. – Там, в ходу, всё слышно, а почему здесь тишина, я не зна-а-аю-ю-ю…
– Ну не знаешь, так не знаешь, – Алексей откинулся в сторону, резким взмахом вспорол громиле горло, продолжая движение руки, стряхнул кровь с клинка и, убрав нож в ножны, взял нишу со сторонниками проповедника на прицел. – Я ж говорил, – охотник покосился на труп иберийца, – пока говоришь – живёшь.
Траппер перевел взгляд на укрытие португальцев и резко сунулся головой в пол: из-за угла высунулись несколько стволов и полыхнули прощальным салютом. Неприцельно, зато громко. Отбивая охоту у любителей пальбы вслепую демонстрировать своё хобби, Алексей подобрал дробовик иберийца, вырвал из патронташа на поясе два патрона и, резво забив их в каморы, хлестнул дуплетом по противоположной стене.
– Давай ко мне поближе переползай, – траппер махнул стволом дробовика Полине и потянулся к поясу иберийца за патронами. Изготовив двустволку к стрельбе, Алексей вновь взглянул на девушку и уважительно покачал головой: та, не вынимая оружия изо рта проповедника и прикрываясь его телом, как щитом, медленно пятилась назад. Когда до его укрытия осталось не больше двух шагов, Алексей вскочил на ноги и, паля из револьвера по португальцам, дернул Полину вниз. Девушка и проповедник упали одновременно, причём пистолет по-прежнему пребывал во рту дона Педро.
– Да грохни ты его уже, – мельком взглянув на отплевывающегося кровью святошу, Алексей брезгливо поморщился и перезарядил револьвер. – Чего тянешь? Пальцы свело или духу не хватает? – Пелевин сочувственно посмотрел на подругу и перевел взгляд на пленника. – Если сама не можешь, так давай я…
– Да я бы давно уже грохнула! – расстроено фыркнула Полина, окатывая португальца злобным взглядом. – Пистолет, будь он не ладен, не заряжен…
– Вот сколько раз говорено было, – траппер возмущенно потряс в воздухе руками. – Оружие – не тряпки и не куклы, даже не Фея твоя любимая! Оружие, – Алексей ласково провел по стволу винтовки, – это оружие, за ним следить надо. Да чего уж теперь, – Пелевин рывком вздернул дона Педро на ноги и, встав за ним, как за щитом, взял маузер на изготовку. – Если счастлив твой Бог, – Алексей зло цыкнув сквозь зубы, посмотрел в донельзя усталые глаза проповедника, – свои тебя не пристрелят… А если нет… – траппер флегматично дернул плечом и покосился на обнимающую зверей Полину. – А вы чего прохлаждаетесь? Толстяк, – Лёша кивнул на труп иберийца, – сказал, что там, – он ткнул пальцем себе за спину, – еще один ход. Вот теперь дружно встали на четвереньки и поползли… Поползли, я кому сказал!
Дождавшись, пока Полина, Бирюш и Фея скроются за каменным уступом, Алексей, не сводя ствола маузера с укрытия португальцев, осторожно попятился, подманивая проповедника револьвером к себе.
– Лёша! – радостный вопль Полины взметнул столбик застоявшейся пыли. – Давай сюда! Мы ход нашли-и-и-и!
Пелевин, на мгновение выпустив проповедника из поля зрения, дернул головой на крик. Дону этого оказалось достаточно: резко откинувшись на спину, португалец рухнул на пол и, уходя с линии огня, откатился в сторону. Алексей с досадой сплюнул на пол, заранее зная, что промахнется, выпалил вслед проповеднику и в один прыжок долетел до ниши с друзьями. За спиной вразнобой громыхнуло несколько стволов и, свинцовый рой, стремясь слиться с героем воедино, с восхищенным свистом ринулся следом за Пелевиным. Не разделяя восторгов смертоносных почитателей и не стремясь к теплой, точнее – обжигающей, встрече, траппер плюхнулся носом в пыль и, ежесекундно чихая и отплевываясь, ползком добрался до камней.