– Вы отправляетесь в какое-то захолустье, черт знает куда, и находите шапку моей дочери – как вы говорите, случайно. Вы работали в непосредственной близости с бригадой, ведущей следствие по делу об исчезновении Сары. Эти странные совпадения заставляют меня думать, что мой муж прав, удерживая вас здесь.
Лин не знала, слезится ли правый глаз Джордано от холода, или это проявление искреннего чувства. Он молчал, опустив тяжелые опухшие веки.
– Совпадения! Совпадения… не доказывают вину. Вы ведь пишете детективы, вам это должно быть известно…
– Откуда вы знаете?
– Те книги, у меня дома… Ваш муж был уверен, что я украл их из вашего книжного шкафа… Но это не так, они принадлежат мне. Какой смысл? Я двадцать лет жизни потратил на то, чтобы сажать разных ублюдков за решетку… мерзавцев, которые обращаются с женщинами и детьми как… с вещью… От одного рассказа о том, что они творят, вас бы вывернуло наизнанку. И вы меня обвиняете?!
Джордано говорил хриплым срывающимся голосом. Лин вдруг почувствовала, как ее сковывает подвальный холод. Пленница, она тоже пленница памяти собственного мужа. Его неосведомленности. Джордано захлебнулся мокротой.
– Вот вы сейчас здесь, а ведь вы ничего не знаете… Ваш муж не рассказал вам о наших разговорах. А почему? Что с ним случилось?
– На него было совершено жестокое нападение, он потерял память. И у меня складывается впечатление, что вы к этому причастны.
На какую-то долю секунды Лин показалось, что правая сторона его губ дернулась в слабой попытке улыбнуться. Однако они по-прежнему оставались неподвижны. Неужели она сходит с ума? Или это от недосыпа?
Джордано кивнул на свои цепи:
– Как вы можете обвинять меня в нападении на него, если он держит меня здесь?
– А вдруг у вас есть сообщник. Кто-то, кто вас ищет?
– Вы бредите…
– Мне надо знать, что именно произошло в день вашего похищения.
– Я ничего не выиграю, если отвечу вам.
– В две тысячи десятом вы развелись. Почему? И почему сменили работу? Что так круто изменило вашу жизнь?
– Ну да… Я развелся, как делает каждый третий, я бросил работу, потому что не мог больше вкалывать в самом худшем подразделении полиции, а вы еще пытаетесь найти какую-то связь между мною и своей дочерью! Почему? Почему я не имею права сменить работу? Что бы я ни сказал, вы везде найдете какую-то связь. Вы последуете примеру своего полоумного мужа. Будете бить меня до полусмерти. Ну же, вперед!
Он рванулся. Его цепи лязгнули.
– Давайте!
Лин понимала, что не в состоянии ударить его. Она поднялась со своей сумки и потопталась на месте, чтобы размять ноги. Она не могла уступить ему, надо было непременно одержать верх.
– Я сама все узнаю, а время, которое мне потребуется, вы проведете в этой норе. И потом, память к моему мужу скоро вернется. И не хотела бы я в тот день оказаться на вашем месте.
– Потому что вам хотелось бы быть на нем сегодня?
– Вам по-прежнему нечего мне сказать?
Он не ответил. Лин отошла в глубину комнаты, бросила Джордано на колени еду и бутылку воды, оставила возле стены рядом с ним лекарства и освободила ему одну руку.
– Я прихватила с собой все, чтобы привести вас в порядок, но времени нет. Оставляю вам медикаменты. Вернусь завтра. Или послезавтра. А может, никогда.
– Нет! Нет! Прошу вас!
Она ушла. У нее за спиной раздался голос:
– Я был участковым полицейским… Круглые сутки возился со шлюхами и их котами…
Она замерла.
– Сталкивался с шоу-бизнесом, с его воротилами, потому что все это связано. Наркота, бабло, секс – нет необходимости все это вам описывать…
Лин вернулась. Он окинул ее презрительным взглядом, но продолжал:
– Что вы хотите от меня услышать? Я ночевал в паршивых отелях, где в соседних номерах отходили после своих трудов шлюхи, и в роскошных дворцах… с целой толпой адвокатов или бизнесменов, которые заказывали себе девочек по три миллиона евро за ночь… Потому что это была моя работа: наблюдать, внедряться, чтобы лучше ловить их. Я приходил домой раз в два дня с остатками белого порошка в носу. Это что касается развода. Вас устраивает?
– Продолжайте. Почему вы ушли из полиции?
– В середине две тысячи десятого мы в течение нескольких месяцев следили за сутенерской сетью, которой руководили два брата в Румынии, вкладывающие бабки в недвижимость… Дюжина проституток отлавливала клиентов между Греноблем и Шамбери. Братья угрожали их оставшимся в Румынии родственникам, если они не будут слушаться. За ними надзирали две бандерши, терроризировавшие и поколачивающие девушек, которые… жили… в цыганском таборе в предместье Гренобля. Они думали, что едут во Францию, чтобы работать официантками или уборщицами, а стали… сексуальными рабынями. Именно так делаются дела в подобных сетях.
Он умолк и уставился куда-то в пустоту. Он был там, с ними. Лин стояла неподвижно, напряженная, как натянутая струна.
– И вот однажды вечером мы вмешались… Жена как раз только что сообщила мне, что уходит, так что, поверьте, я был не в лучшей форме. И вот, когда я увидел бандершу, я… я словно с цепи сорвался. Я… – Он поднял на Лин тяжелые глаза. – То, что ваш муж сделал со мной, ничто по сравнению с тем, что я сделал с ней. Если бы не вмешался мой напарник, я… я бы убил ее. Поищите в интернете «Дело братьев Петреску», и вы увидите, что все это правда. С тех пор прошло семь лет. Мое начальство замяло инцидент, главным образом чтобы самим не спалиться, но… мне пришлось уйти из полиции и искать другую работу. Так что, понимаете, насчет дела Джинсона – я даже уже не служил, когда оно началось. Я не имею к нему никакого отношения.
Кончиком большого пальца Лин машинально гладила фотографию Сары и черную чернильную надпись, сделанную мужем.
– А что, если вы мне лжете?
Долгий приступ кашля одолел Джордано. Справившись с ним, он ответил:
– Я не лгу, позвоните в полицию, тогда поймете.
– Чтобы они за меня взялись? Отличный ход. Что такое «Черный донжон»?
– Не имею никакого понятия. – Он ответил мгновенно.
– Вы трудитесь в этих кругах и не имеете понятия?
– Трудился в этих кругах, в прошлом. Что за паскудство, неужели совпадения стоят того, что мне приходится выносить? Вашу мать, но ведь это же просто шапка, найденная черт знает где. Просто шапка.
Лин не выдержала:
– Я… мне очень жаль.
Несмотря на его вопли и мольбы, она бросилась к лестнице и в слезах бегом пересекла двор. Что она наделала?
Что они наделали?
Стоило ей толкнуть тяжелую деревянную дверь, как в лицо ей полетел сноп брызг. Последние ступеньки уже исчезли под водой, у подножия укреплений бурлили вырвавшиеся из густого тумана мощные потоки. Вдали, вдоль дороги, в сотканной из ледяной измороси серой мгле, еще выступали на поверхность скалы, на них со всех сторон набрасывались белые валы.
Форт превратился в остров.
37
Вику порядком влетело от шефа за фокус с мобильником, который он вытащил из шкафа с вещдоками, и разорванный пакет. Угрозы сыпались градом: выговор, временное отстранение от дела, перевод в другое подразделение – но он-то знал, что Ален Мандзато слишком нуждается в нем, особенно в этом расследовании, чтобы привести свои угрозы в исполнение. Вик привык: время сводить счеты еще впереди.
Так что обнаруженный в автомобиле Дельпьера мобильник-призрак, тот самый, который они поначалу сочли принадлежащим Роузу, путем кое-каких административных махинаций получил новый номер в реестре вещдоков – все шито-крыто. После чего по требованию прокурора и постановлению экспертной комиссии аппарат, сопровождаемый просьбой провести первоочередной анализ, оказался в руках специалиста из отдела цифровых технологий лаборатории полиции Экюлли, близ Лиона.
Так накануне Рождества Вик и Вадим очутились в компании Марена Трамблея, специалиста по вышеупомянутым приборам. Создав тестовую сим-карту, эксперт вставил ее в телефон и включил аппарат.
– Сейчас мы получим его в том состоянии, в каком он был во время последнего использования. Поскольку он реагировал на отпечаток пальца, его владелец не счел нужным вводить ПИН-код – одним препятствием меньше.
Из-за разбитого экрана они ничего не увидели, поэтому Трамблей подключил телефон к своему компьютеру. При помощи специальной программы он мог управлять мобильником, используя клавиатуру и мышку. На экране компьютера возникло приложение эсэмэс. Вадим уткнулся в монитор.
– Ты был прав. Последнее, что Дельпьер делал перед тем, как у него угнали «форд», – общался в мессенджере.
Специалист добрался до начала переговоров между Дельпьером, алиас[14] Доктором Ватсоном, и его контактом, имеющим только инициалы: ПМ.
– Доктор Ватсон у нас уже есть; готов поспорить, что это Профессор Мориарти, – бросил Вик. – Страшный злодей из романов Конан Дойла.
– Прямо будто канадское шоу «Petits comiques»…
Первое сообщение на экране относилось ко дню угона автомобиля с бензоколонки, 18 декабря 2017 года.
16:02:23 ПМ: Срочно. Подключись
16:03:12 ДВ: Почта?
16:03:52 ПМ: Уборка. Не задавай вопросов. Пришли подтверждение, когда все будет ОК
16:04:18 ДВ: Вроде бы дело в шляпе […]
19:28:12 ДВ: Посылка получена
19:31:23 ПМ: ОК, подтверди, когда закончишь
[…]
22:31:02 ПМ: Ну? Где фотки?
22:47:22 ПМ: Все прошло хорошо?
23:54:30 ПМ: Почему не отвечаешь? ТЫ ЧЁ ТВОРИШЬ?!?
Марен Трамблей закрыл окно сообщений.
– Больше ничего.
Он прошелся по приложению, затем открыл список контактов. Облом: имя «Мориарти», написанное полностью, оказалось единственным контактом, а обрывок разговора, который сыщики только что прочли, – это были единственные эсэмэс, имеющиеся в телефоне Дельпьера. Вадим крутил между большим и указательным пальцем пачку сигарет.
– Дельпьер не забывал постоянно удалять все сообщения. Разве что вот эти он не смог стереть, потому что вместе с тачкой у него украли мобильник.