Позавтракав в торговом центре у китайцев, где в этот праздничный день было полно народу – не у всех на столе имелась традиционная индейка, – Вик вернулся к себе в номер и, теперь уже трезвый, принялся за отчет Колена Бершерона. Конкретные факты: ничего не упущено. Сыщик с севера серьезно отнесся к делу. Кража два месяца назад, без взлома, украдено несколько предметов – среди них принадлежности из ванной комнаты и книги Лин Морган. Странно.
Затем… Ровно неделю назад некто, кого сыщик называет «паразитом», без сомнения вор, уже побывавший здесь, входит в дом Морганов. Срабатывает сигнализация, приехавшему агенту из отдела обслуживания охранной системы этот человек представляется мужем владелицы виллы. Он повсюду оставляет свои отпечатки: на бутылке виски, на холодильнике, на мебели, – в картотеке его нет. Он уничтожает документацию и все, что касается поисков Сары Морган. В тот же день в семь часов вечера Жюлиана Моргана в бессознательном состоянии обнаруживают на дамбе. Его заперли в багажнике собственного автомобиля и, по всей видимости, для того, чтобы впоследствии его обнаружили, привезли туда, после чего явно избили и пытались задушить. Он был отправлен в больницу, где пришел в себя, однако лишился памяти.
Вик передвинул фигуры на шахматной доске. Защита Пирца, черные позволяют укрепить центр, чтобы затем атаковать с расстояния. Сделав пять ходов, он вернулся к документам. Дело на северном побережье тоже изобиловало загадками, особенно когда к нему добавились находки в багажнике внедорожника: написанное кровью владельца автомобиля слово «ЖИВА», а главное – найденная под ковриком шапка, фотография которой сейчас лежала перед Виком на столе. Он вынул снимок из папки с делом Джинсона – тот, где Сара в день похищения. Никакого сомнения, шапка та же самая.
Он с грустью вгляделся в ясное лицо Сары на селфи, сделанном ею перед тем, как она тогда, зимой две тысячи четырнадцатого, отправилась на пробежку. Казалось, от этого лица по всему глянцевому фону карточки распространяется свет. Прелестная молодая женщина, у нее все было впереди. Он обнаружил ее в багажнике Дельпьера – без глаз и лица, с пробитым черепом, постаревшей на четыре года. Четыре года жизни в аду, чтобы в конце концов быть убитой ударом молотка в подвале, где-то в веркорском захолустье.
Вик бросился к окну и широко распахнул его, чтобы подавить приступ тошноты.
Кто-то за это скоро заплатит. Непременно.
Он подождал, пока ему не полегчало, и вернулся на середину комнаты – всего-то два шага. Если Сару похитил не Джинсон, то кто тогда? Почему этот чертов серийный убийца присвоил себе жертву Феликса Дельпьера? Из чистого нарциссизма? Вик верил в это все меньше, он предполагал более серьезный мотив. Более сложный. Иначе Джинсон не оставил бы ему эту задачку.
Полицейский порылся в папке их собственного расследования и вытащил оттуда фотографию «изделия» Дельпьера – манекена из человеческой кожи, в котором Сара поучаствовала своим лицом, глазами и кистями рук. И положил его между изображениями живой Сары, в шапке, и мертвой Сары в глубине багажника. Кто были другие жертвы, из которых состояло «изделие»? А Аполлина? Что Дельпьер смастерил из нее?
Вик еще раз тщательно рассмотрел «изделие», и его внимание привлекла одна деталь: Дельпьер убивал восемь раз, если исключить Аполлину. Джинсон столько же. Присвоив себе убийство Сары Морган, Путешественник достиг цифры девять.
На единицу больше, чем у Дельпьера.
Королева h6, слон b7. На шахматной доске Вик послал обе армии в серьезный интеллектуальный бой. Им предстояло с помощью нейронов и адреналина бросить вызов смерти в сражении, ставка которого выходила далеко за рамки обычного шахматного турнира. Мелькнула мысль: а что, если между двумя убийцами существует связь? И если тем или иным образом каждый из них был в курсе действий другого? И они затеяли между собой нечто вроде соревнования, ход за ходом – как на шахматной доске? Кто же в конечном счете отправил Морганам прядь волос? Дельпьер или Джинсон?
Тогда Вик задумался о Мориарти. Песчинка в его размышлениях. Как этот третий человек мог вписаться в придуманную Виком схему? На какую-то долю секунды он решил, что Джинсон мог быть Мориарти, но нет, это невозможно: он с трудом представлял его себе отправляющим Дельпьеру эсэмэс с телефона из сверхохраняемой тюрьмы или же десятью днями ранее арендующим оттуда же шале в Ла-Шапель-ан-Веркор.
Что-то в его модели хромало, у Вика создавалось впечатление, что он заблудился, однако находится где-то недалеко от истины: ему нравилась эта идея соревнования между двумя убийцами.
Он сосредоточился на профилях обоих преступников, таких разных. Кроме убийства Аполлины, в остальных случаях Дельпьер явно действовал не один, он был главным образом исполнителем, работающим заодно с Мориарти и отвечающим за уничтожение жертв и избавление от трупов. Джинсон же был настоящим одиночкой, похищая и закапывая свои жертвы.
Один – скрытный, молчаливый, оседлый, окопавшийся в горном захолустье. Другой – умный, красноречивый, одержимый цифрами игрок, пребывающий со своим фургоном в вечном движении по дорогам Франции.
Оба закапывали тела. Джинсон душил девушек или бил их по голове. Что касается Дельпьера, наверняка не известно, потому что головы его жертв покрывали пластиковые пакеты… Да, конечно, Сара Морган была убита ударом молотка по голове, однако ничто не доказывало, что с остальными Дельпьер поступал таким же образом.
Вик лихорадочно передвигал шахматные фигуры, пока не нашел лучший ход партии, совершенно неожиданный, разрушительный, который прекратил дуэль и способствовал гибели лагеря черных: жертва Каспаровым белой ладьи на d6. Незабываемо.
Вик снова и снова размышлял над этой позицией и рассматривал доску под всеми углами. Неужели Джинсон оставил ему загадку только ради этого единственного мастерского хода? Неужели ключ к разгадке таится в движении белой фигуры? Вик, разумеется, уже долгие часы размышлял над этим вопросом, но ничего не придумал.
Возможно ли, что пути этих двоих уже пересекались? Что они сотрудничали? Что…
Он резко вскочил и в очередной раз стукнулся о металлическую перекладину кровати. Согнувшись пополам и обхватив голову руками, он осыпал проклятиями свой номер, свое положение, свою жалкую жизнь.
Заглушив боль щедрым глотком джина – подобное подобным, – он внезапно представил себе, как роется в мусорном мешке Дельпьера. Писчая бумага, конверты, женские духи среди отбросов… И тут вдруг вспомнил, где он уже прежде видел последовательность цифр 27654, записанную на обложке блокнота.
Это был номер Энди Джинсона в тюремном списке.
Убийцы общались между собой.
52
– Придется его убить, Лин.
Посреди ночи эти слова прозвучали оглушительно, словно выстрел. В темной спальне Жюлиан сел на кровати, скинув простыню к коленям. Лин не спала, широко раскрытыми глазами она неотрывно смотрела в потолок.
– Может, я и потерял память, но это ничего не меняет в моих поступках. Я насильно лишил его свободы, приковал цепями, избил. Ты меня знаешь, Лин. Скажи мне… Скажи мне честно, неужели ты думаешь, что я мог бы поступить так, если бы не знал? Не был уверен в том, что это он?
Лин повернулась к мужу:
– До Сариного исчезновения ты обладал мягким характером, но твердо придерживался своих убеждений. Ты был яростным защитником живущей в заливе колонии тюленей, ты мог, не прибегая к жестокости, дать отпор браконьерам. Ты ненавидел жестокость. Но когда Сара пропала, ты изменился, не задумываясь проявлял агрессию по отношению к людям. Ты… Ты тонул… в бессильной ярости, в алкоголе.
– Выходит, по-твоему, я ошибся? Что ярость могла… ослепить меня?
– Нет. Это, несомненно, он. И я знаю, что тебе это было известно.
Лин почувствовала горячую ладонь мужа на своем плече.
– Ты была бы рядом со мной, если бы тоже знала? Ты бы поддержала меня?
– Я всегда тебя поддерживала. Насколько мне позволяли силы.
В темноте она услышала, как Жюлиан с облегчением вздохнул.
– Мы должны подумать над тем, что происходит сейчас и что может произойти, если ничего не делать… Мы не можем бесконечно держать его в форте. Это становится слишком рискованно. В конце концов нас кто-нибудь увидит, какому-нибудь чересчур любопытному типу удастся проникнуть внутрь, и он обнаружит Джордано…
Лин слушала. Жюлиану достало смелости сформулировать и выразить то, о чем она думала в течение долгих дней.
– Сыщики в конечном счете наткнутся на имя Джордано. Они уже приходили сюда, в наш дом, и еще вернутся. Стоит открыть дверь, Колен Бершерон уже тут как тут… Да вдобавок… от отца нет никаких известий…
Молчание. Отсутствие. Тепло ладони пропало. На долгие десять секунд Жюлиан замер, прежде чем продолжить разговор:
– …Завтра полиция начнет его поиски – так мне сказали. Полицейские будут повсюду. Джордано уже отнял у нас дочь. Я против того, чтобы он отнял у нас свободу. Это не то, как если бы он был невиновен или у нас еще оставались бы сомнения. При наличии его татуировки никакая память не нужна: у нас есть доказательство, что он причастен, что он причинил зло нашей девочке. Надо ли нам что-то еще?
– Вместо того чтобы рассказать, что он сделал, он предпочитает молчать… Если бы он был невиновен… он реагировал бы по-другому.
– Вот именно. Если мы хотим сохранить шанс выпутаться из всего этого, выбора у нас нет. Чем дольше мы будем тянуть, тем сложнее нам будет.
В полумраке Лин различила, что он смотрит на свои раскрытые ладони.
– Я чувствую, что готов это сделать.
Лин подтянула колени к груди. Она думала про Mistik, про видео, в котором молодая женщина позволяла калечить себя, про отчет Бартоломеуса. Работая над «Последней рукописью», она представляла себя на месте своей героини, убивающей Арпажона. В воображении она прожила каждый этап, испытала, кажется, все, что можно испытать в подобной ситуации. Как будто это она сама задушила человека подушкой, запаковала его тело в пластиковый пакет, а потом поехала куда-то, чтобы избавиться от него, спрятав под землей, в лесу или под водой. Но тут совсем другое дело. Лин не сводила глаз с Джордано. Несмотря на то что он сделал, он оставался человеком из плоти и крови. Человеком.