делают полицейские. Мы задаем вопрос, связанный с воспоминаниями, одним образом, а затем возвращаемся к нему с другой стороны…
Он вытащил из медицинской карты несколько листков.
– Результаты Жюлиана превысили норму почти по всем тестам, что делает его амнезию слишком уж совершенной, несколько преувеличенной, если хотите. Я просто приведу вам пример теста на распознавание, где требуется выбрать ответ из двух возможных…
Он подвинул листы к Лин.
– …В среднем человек, потерявший память, имеет соотношение правильных и неправильных ответов примерно пятьдесят на пятьдесят. У Жюлиана оказалось меньше пятнадцати процентов правильных ответов.
Лин быстро просмотрела тесты. Слова, которые предлагалось запомнить и которые потом перемежались другими… Упражнения на запоминание… Она взяла листы и разложила их перед собой.
– Что это значит?
– Что зачастую он намеренно выбирал неправильный ответ. Возможно, специально преувеличивал свою амнезию.
– То есть вы хотите сказать, что он… симулировал?
Гжешковяк ответил нейтрально, он соблюдал меры предосторожности:
– Обычно такие результаты характерны для пациентов, которые не страдают амнезией, но хотят, чтобы их таковыми признали.
Лин будто ударили по лицу.
– Это… Это невозможно.
– Обратите внимание, я не сказал, что мы столкнулись именно с таким случаем, это всего лишь… допустимое предположение. Даже если результаты его сканирования не показывают ни малейшего повреждения, мы, к сожалению, пока не можем быть вполне уверенными, поскольку изучение памяти – наука неточная. Случается, некоторые пациенты искренне настаивают на своей амнезии, чтобы получить физические, юридические или финансовые льготы. Мне кажется, у Жюлиана, если я не ошибаюсь, нет никакого интереса симулировать. Здесь не замешаны ни деньги, ни юридические факторы.
– Он не симулирует. При известии о кончине отца он… он ничего не почувствовал, кроме разве что подобающей случаю грусти. А ведь он обожал отца. Ваши тесты ненадежны.
Врач даже не пытался спорить.
– Возможно, но мне хотелось, чтобы вы были в курсе. Как только Жюлиан… сделает все, что положено, для своего отца, мы продолжим сеансы, посмотрим, что это даст. А вы проследите, чтобы он приходил на прием, это важно. И не говорите ему о нашей встрече, чтобы не исказить результаты наших будущих обследований. Сможете это сделать?
– Постараюсь.
Он поднялся и проводил ее к выходу.
– Если и есть кто-то, способный отличить истину от лжи, так это вы, Лин. Вы с ним давно живете. Попытайтесь своими способами протестировать его память, выявить несовпадения. Только вы можете оценить достоверность его воспоминаний, а также факт его амнезии.
Они обменялись рукопожатием, и она вернулась к машине. Усевшись за руль, Лин задумалась. Разумеется, дома Жюлиану было комфортно, он вернулся к некоторым своим привычкам, повадкам, но как можно подумать, что он симулирует? Симулирует, что забыл ее, забыл об исчезновении их дочери, о Джордано? Для чего? Она вспомнила его взгляд сразу после пробуждения – он ее не узнал. Она вспомнила реакцию мужа на сообщение о том, что его отец утонул. Он любил Жака. Если он симулировал амнезию, то как он мог выглядеть таким бесчувственным? Как он мог сдержаться и не зарыдать, когда полицейские сообщили о смерти Сары?
Обуреваемая сомнениями, Лин включила зажигание. Ей снова представилась сцена в форте, когда Жюлиан размозжил ногу Джордано. Откуда вдруг такая неадекватная реакция? Он что-то вспомнил? Она вздрогнула, как от удара, когда ей на память пришли откровения того типа с плоским лицом: якобы Жюлиан заплатил ему, чтобы он стукнул его по голове бейсбольной битой. Но откуда он мог знать, что это наверняка вызовет потерю памяти? Такое невозможно предвидеть.
Ее подозрения росли.
А что, если муж действительно спланировал нападение на себя, чтобы симулировать амнезию?
72
Вик и Вадим молча поднялись на второй этаж дома Джинсона. Жилище было выморожено, лестница потрескивала, на перилах и мебели лежала пыль, и это создавало впечатление запустения. Вадим все еще злился, потому что не понимал, что он здесь делает.
Они вошли в спальню Путешественника, в комнату настоящего безумца. Обои испещряли математические формулы: они громоздились одна на другую, непостижимо сплетались и расплетались, словно длинные чернильные ленты. Все стены у Джинсона были белыми, чтобы он мог на них писать, рисовать черных лебедей, шахматные фигуры, пронумерованные клетки – запечатлевать неудобоваримое вещество своего фанатичного сознания на каждом квадратном сантиметре спальни, включая потолок. И еще цифра «2» повсюду, бесконечно повторяющаяся в суммах, кратных, квадратах, корявых уравнениях. Вадим растерянно озирался.
– Ну, ты мне объяснишь, что это, твою мать? Я ни хрена не понимаю в этой хренотени. Парни, которые разбираются в таких делах покруче нашего, уже все проанализировали, пытаясь понять, не скрыл ли тут Джинсон какую-нибудь информацию о своих жертвах. Ловить нам больше нечего. Так какого черта мы здесь делаем?
Вик подошел к спиралям, удивительным числам, которые записал Джинсон с сотнями, тысячами десятичных знаков: пи, корень квадратный из двух, золотое число[22]. Он присел, потом выпрямился, замер.
– Джинсон сказал, что ответы с самого начала были у нас под носом… Что мы не умеем разуть глаза или заглянуть глубже, за видимую сложность простых уравнений. Что тут, в этой комнате?
– Уравнения… Но они не простые… Я вообще не врубаюсь…
Вик провел ладонью по записям, а затем принялся обследовать обои. Найдя край полотнища, он резко дернул.
Вадим нахмурился:
– Ты что делаешь? Твою мать, Вик, ведь не станем же мы…
– Лучше помоги.
Вадим принялся за дело. В конце концов он нашел даже некоторое удовольствие в том, чтобы крушить безумие Джинсона, срывать со стен широкие полосы обоев, которые с шорохом падали ему в руки. Он даже хрюкнул от счастья.
– Здорово!.. Придурок… Пошел-ка ты!
Он громко ругался один в своем углу. К сожалению, под обоями ничего не было, голый бетон. Вик прекратил отдирать – слишком долго и нудно – и принялся прощупывать стены в поисках какой-нибудь неровности, уплотнения.
И его рвение было вознаграждено: спустя полчаса он обнаружил что-то за кроватью, на высоте примерно метр, там, где было крупно написано «44» – число ходов «Бессмертной партии» Каспарова. Обои в этом месте немного отклеились. Вик постучал по стене – какая-то полость. Он дернул полотнище и обнаружил в бетоне отверстие сантиметров в десять. Подбежал Вадим.
Вик просунул руку в дыру и вытащил прозрачный пакет с ключами. Нахмурившись, он разложил их перед своим напарником на кровати. Никаких серийных номеров, одного цвета, разных форм. Вадим внимательно рассматривал их.
– Девять. Думаешь, ключи от входных дверей домов жертв?
– Очень может быть…
Вик снова пошарил в дыре. Его пальцы нащупали что-то гладкое, пластмассовое.
Флешка.
73
Собрались около 16:00. Люди напряжены, лица осунулись. Сознательно ли Джинсон сообщил опознавательный знак, приведший к тайнику? Или же презрение и ненависть к полицейским, а главное – чрезмерное самомнение толкнули его на ошибку?
В присутствии Мандзато и Вадима Вик вставил копию флешки в компьютер, и на экране высветилось содержание. Это был список папок, названных женскими именами. Амандина, Жюстина, Фабьенна, Сара… Их было девять, как и ключей, – девять женских имен, одно за другим появившихся на экране компьютера.
Вик со вздохом потер виски:
– Папки носят имена девяти пропавших. Девяти девушек, которых Джинсон похитил, а Дельпьер закопал спустя месяцы.
Вик кликнул на папку, озаглавленную «Сара», и развернул серию фотографий. Они были сделаны в небольшом доме или в квартире. На каждой из них можно было видеть Сару Морган в разных помещениях, то крупным планом, то более общим. Блондинка, красавица, легко одетая – летнее платье, купальник, а то и вовсе обнаженная, под душем. Вик прикинул, что на снимках ей не больше семнадцати лет. Фотографии явно были сделаны до ее исчезновения.
Вадим указал на нижнюю часть экрана:
– Там еще и видео.
И верно, под фотографиями появлялись иконки. Вик запустил одну из них. На несколько секунд возник моргающий глаз.
– Эту анимацию можно увидеть на даркнете. Если на нее кликнуть, сеть требует пароль.
Глаз пропал, зазвучала музыка для настроения. Кто-то заснял лежащую на постели Сару. Она ласкала себя. Долгая сцена мастурбации, от которой мужчинам сделалось не по себе. Вадим сосредоточился на изображении:
– Съемка с высокой точки, неизменяемость плана… Похоже, скрытая камера.
Вик прокрутил другие видео. Сара под душем или в гостиной. Она никогда не смотрела в камеру: ни на видео, ни на фотографиях. Девушку снимали без ее ведома.
– Наверное, при помощи вмонтированных в стены мини-камер, скрытых за какими-нибудь предметами. Сегодня кто угодно может приобрести камеры с высоким разрешением размером не больше шляпки гвоздя.
Вик внимательно изучал мебель, расположение комнат. Сару снимали не дома, не на вилле в Берке. Жилище было приятное, хорошо обставленное, уютное. В поле зрения камеры ни разу не попал вид из окна, на улицу, так что невозможно было составить представление о том, где снято видео. В городе, в деревне, в горах?
– Видели, как смонтировано? – заметил Вадим. – Планы, томная музыка… Монтаж сделан очень продуманно, чтобы… подчеркнуть красоту девушки. Чтобы все выглядело как можно более привлекательно.
Вик не понимал, кто сделал эти фильмы. Мориарти? Джинсон? Дельпьер? С какой целью? Он вспомнил роскошное шале в Ла-Шапель-ан-Веркор, куда привозили некоторых девушек. Вид на горы, джакузи, бокал шампанского… Кто пользовался тем домом и девушками? Возможно ли, что к этому причастны другие люди? Что существуют другие связи? Сыщик выходил из себя, ему казалось, что от него ускользает сама суть дела.