Я покрутил шеей, пытаясь размять. Затекла от неподвижности. Данг среагировав на мое движение, оторвался от разглядывания карты.
– Вик, систему нужно бросать. – Данг озвучил те мысли, которые были и у меня. – Рано или поздно, но архи со своими хозяевами начнут штурм. А противопоставить им нечего. У нас почти все корабли прошли через ремонтные доки. Но если суда мы в силах построить новые, то экипажи на них взять некуда. Да, даже если штурма не будет, рано или поздно они перемелют весь флот.
– Да знаю я все. – в моем голосе прорвалось раздражение. – Что ты предлагаешь? Если мы пойдем на прорыв, то положим ни за грош кучу ребят. Ты можешь мне сказать на, какую глубину мы блокированы? А если, допустим, флот покинул систему, то где гарантии, что мы не нарвемся на еще более значительные силы? Здесь у нас хотя бы прикрытие стационарными орудиями сверхтяжелого класса. А там? Зажмут нас где-нибудь и все. Нечем нам отбиваться от ульев.
Я нервно сглотнул. Раздражение прорывалось, несмотря на то, что я понимал, стоящий напротив меня Данг ни в чем не виноват. Это я проморгал. Не уследил и не проконтролировал. Нужно было не пускать дела на самотек. Но нет, я ж огорчен, что стал не нужен своему Легиону.
Депрессия, стрелялки по астероидам. Вот и платим теперь жизнями. Ведь знал я от Ларса, что падаваны попытаются снова. Знал и то, что именно они реальные хозяева архов. Эх, Ларс, Ларс. Как же не хватает твоих знаний и опыта.
Я с размаху ударил кулаком по металлической стойке. Боль немного прояснила мысли и остудила эмоции. Я снова глянул на карту. Данг прав. Если мы ничего не предпримем, то нас рано или поздно все равно помножат на ноль. Нужно прорываться.
Только куда? Вот вопрос вопросов. Еще раз, прокрутив сферу, более внимательно присмотрелся к карте. В одном месте, противник на точке, откуда возможен гиперпрыжок, сосредоточил всего две эскадры, при этом классом не выше тяжелого крейсера. И почему это наши тактики не обратили внимание на такую брешь в блокаде?
Две эскадры крейсеров нашему флоту на один укус, даже можно не жевать. Увеличив ту часть системы, я понял почему. Точка находилась на другом конце от базы. Пока флот доберется, враг успеет подтянуть свои корабли. Хм, значит нужно, чтобы противник не смог перебросить корабли на то направление.
Как это сделать? У меня возникла только одна мысль – отвлекающий удар. Но такой силы, чтобы архи действительно поверили в реальность прорыва. Черт, те, кто будет участвовать в отвлекающем ударе, вряд ли смогут выжить.
Как же быть? Ничего в голову не шло. Чтобы враг поверил нужно бить минимум половиной наличных сил, но это почти тридцать тысяч человек из экипажей. Так и не придумав ничего, я поделился идеей с Дангом. И вот мы уже вдвоем склонились над картой, вертя проекцию и так, и эдак в поисках решения. Вот он шанс, но цена…
О чем думает человек, ведущий корабль на таран? Наверно о том, что было плохо или хорошего. Все по-разному, но вряд ли кто расскажет.
Шеф-пилот корвета поддержки Артем Игнатьев не вспоминал жизнь, не думал о смерти. Он разгонял свой корвет в сторону линкора падавнов, выводя реактор на запредельный режим работы. В голове было только одно желание, чтобы уходящие в прыжок транспорты конвоя успели. Чтобы у Данга, командовавшего конвоем с борта флагманского линкора, было еще хоть немного времени.
Он думал о тех, кто сейчас пытался вырваться из системы под все уничтожающим огнем противника. Еще сотня километров. Артем ощущал телом вибрацию от двигателей. Чувствовал, как трясет корпус корабля от попадания из орудий ближней обороны линкора. Но он упрямо вел свой корвет на встречу смерти.
Сотня километров для корвета на форсаже – секунда времени. Миг и на полном ходу корвет пробивает броню линкора, еще миг и космос расцветает цветком колоссального взрыва, сжигающего всех находящихся внутри корабля. Артем этого не видел, он погиб при столкновении. Когда его корвет смялся в гармошку при встрече с обшивкой линкора.
На глазах навернулись слезы. Где-то в душе, из самой потаенной темной глубины рвался на волю волчий вой. Я лежал в пилотском ложементе тяжелого фрегата и наблюдал, как гибнет конвой…
Сколько кораблей ушло? Меньше сотни из почти тысячи. Инженеры, техники, ученые и их семьи. Хотелось выть от бессилия… Когда по конференц-связи я говорил речь и просил людей добровольно идти на смерть, набирая экипажи для отвлекающего удара, вызвались все. Если бы я знал…
Тогда провели отбор. Брали тех, у кого не было семей здесь, тех, кто был в возрасте и реально осознавал, на что подписывается. Поначалу падаваны повелись на уловку. Оттянули силы от выбранной точки. Наш отряд из полутора тысяч легких кораблей, преимущественно истребителей и фрегатов, выйдя из-под охраны стационаров, быстрым ударом смял заслон.
Противник тут же подтянул резервы с других точек. Завязалась собачья свалка. Шансов у отвлекающей группировки изначально не было. Но архи, а вместе с ними и их хозяева об этом не знали. Поэтому все новые и новые корабли входили в мясорубку.
Данг, командовавший конвоем, идущим на прорыв, выбрал удачный момент. Кто бы знал, сколько мне сил стоило и нервов уговорить его вести основную группу. Пришлось объяснять на пальцах, что у меня нет опыта по проводке караванов. Но аргументом для него стало не это. А то, что я ему честно признался, что не смогу дальше жить, если отправлю людей на верную смерть, а сам уйду, совесть замучает.
Под прикрытием линкоров транспорты начали разгон, разбитые на несколько групп. К сожалению, в прыжок успели уйти только две группы по тридцать кораблей.
А остальные? Остальные гибли и дрались, дрались и гибли по всей системе. Причина? Мы проморгали еще одну группировку из тяжелых кораблей Врага.
Висящая над плоскостью эклиптики, спрятанная за проходящей мимо системы кометой, полноценная тяжелая эскадра вышла прямо над конвоем. Серьезного урона они нанести не успели, все-таки в сопровождении были линкоры, считавшиеся одними из самых сильных в системе, но задержали на пару часов, а этого времени хватило, чтобы архи разобрались в ситуации.
Оставив лишь легкие корабли против отвлекающей группы, они всеми доступными средствами ударили по конвою. Я орал матом, пытаясь достучаться по связи до Данга, или хотя бы до командиров кораблей. Но безуспешно.
К тому времени, когда связь появилась, от транспортов остались лишь немногие особо удачливые, успевшие оттянуться обратно к базе. Но сколько их там было? Сотня, может меньше. Вот и получается, потеряно почти восемьдесят процентов личного состава. Просчет.
Кто виноват? Ответ я знал. И именно из-за этого хотелось выть еще сильнее. Мой флот сгорал. Боевые корабли и экипажи дрались, до последнего, до самого конца. К базе отойти уже не могли, так как были блокированы. Несколько десятков транспортов, каким-то чудом уцелевших в эпицентре схватке, пытались найти промежутки в море бушующего пламени и уйти в прыжок. Куда угодно, лишь бы покинуть систему.
Хорошо, что после установки новой нейросети, управление фрегатом шло через нейросеть. Слезы застилали глаза. Слезы боли и ярости. Я сжигал на форсаже двигатели, пытаясь добраться до мясорубки, устроенной нам архами. И прекрасно понимал, что, даже толком не вышедшие из предыдущего боя, с погоней на хвосте, истребители, штурмовики, фрегаты, в общем, корабельная мелочь, ничего не сможет противопоставить сошедшимся на поле брани тяжеловесам. Но если им предстоит умереть, я умру вместе с ними.
Тысячи километров оставались позади, ярость рвала душу. Вот уже появился первый противник в прицеле. Залп, и крейсер падаванов, похожий на вырубленный топором, притом тупым, макет копья, потерял ход, паря из пробоин. Фрегат, он ведь мал, но орудия стоят солидные. Туннельники трехсотого калибра. Никакая автономность и дальность полета, но мощь.
Вот плазменные орудия маломощные, реактор не вытягивал крупного калибра, но до дистанции эффективного огня еще не добрался. Я кинул взгляд на тактическую карту. Что же это такое? Отметки истребителей, идущих следом за мной, резко ускорились и, одномоментно сблизившись с противником, резко покраснели.
Три сотни… Я понял что произошло. Таран. Пилоты истребителей просто таранили корабли врага. Я выписывал фигуры высшего пилотажа, стрелял. Вновь и вновь. Как вдруг понял, что в прицеле больше никого нет. Пауки вышли из боя, открывая нам коридор к одной из прыжковых зон. Моментально выйдя на связь, я отдал приказ на срочный старт всех транспортов, а всем остальным выстраивать коридор по открытому вектору.
Несмотря на то, что пауки прекратили огонь и оттянулись на окраины системы, опаска была. Один за другим, ровным строем, как на параде, остатки Резервного флота набирали разгон и уходили в прыжок в сторону Содружества. Я на своем фрегате летел последним. Последним и покидал систему.
Архи, падаваны и аграфы, так и не сделали ни одного выстрела по уходящему флоту. Не знаю, да и знать не хочу, почему они вышли из почти выигранного боя. В благородство чужих не верю, но факт оставался фактом.
Дождавшись, когда последний из моих кораблей исчезнет в воронке гиперперехода, я активировал систему самоуничтожения базы. Четыре заряда с антиматерией. Хорошая тризна по павшим. Даже ненависти не было. Была только боль потери. Еще один хороший друг и сотни тысяч товарищей, знакомых и не знакомых людей. Всех их объединяло одно – они были солдатами легиона. Мой фрегат нырнул в гипер, на другом конце меня ждут выжившие.
Мы посчитаем потери, залижем раны, а потом… Говорят планеты архов горят не хуже аграфских. Я знал, что за спиной у меня, сейчас система превращается в одно огненное море, уничтожая все. Вражеский флот оттуда уйти не сможет. Гиперподавители, произведенные по аграфским технологиям не дадут совершить прыжок. Жалел ли я их? Нет. Нисколько. Погиб еще и Данг.
Погиб, прикрывая отход транспортов. Я видел трансляцию, уже после боя, как он на своем флагмане вышел на перехват трем суперлинкорам падаванов, рвавшимся к транспортам. А еще я видел, как обездвиженные транспортные корабли, под завязку набитые гражданским персоналом, хладнокровно расстреливались, без шансов на спасение.