– Хорошо на тебе смотрится, – одобрила Индиго. – На мне оно не так хорошо.
Я посмотрела в высокое золочёное зеркало, прислонённое к стене, и поняла, что она имела в виду. Хотя наши лица стали похожи – как песня и её эхо, – наши тела были вылеплены разными скульпторами. Годы выстругивали и растягивали Индиго, тогда как меня сглаживали и скругляли. Мы могли носить почти одинаковую одежду, но та, которую не могли, отличалась.
Индиго шагнула ко мне за спину и потянула молнию.
– Я подумала, что нам нужно собрать в коллекцию следующим, – медленно, растягивая, проговорила она, словно взвешивая каждое слово на весах, и встретилась взглядом с моим отражением. – Думаю, нам нужен секс.
К моему лицу хлынул жар, когда я посмотрела на Индиго.
– Что?
– Пока мы смертны, мы должны делать то, что надлежит делать прочим смертным, разве нет? Это ведь была твоя идея, – сказала она так беспечно, что я почти не различала шипов в её интонациях. – Может, это тоже станет историей, которую мы сможем рассказывать всем в Ином Мире, когда закончим здесь.
– Но с кем?
– С парнями, – с некоторым отвращением ответила Индиго. – Или с девчонками. С кем захочешь.
– Да я не уверена даже, что хочу секса.
– Правда? – спросила Индиго, застёгивая платье. – Я думала, тебе понравилось целоваться.
– Поцелуи – это другое.
Индиго вздохнула.
– Нет, неправда. Просто больше частей тела соприкасаются. Не волнуйся, у меня есть план.
Она смахнула невидимые пылинки с рукавов и положила подбородок мне на плечо. Вода капала с её волос на деревянный пол, на её лифчик и трусики, и она была похожа на новорождённую нимфу, плод любви осеннего ветерка и стремительного потока. И даже если у меня в груди начала зарождаться паника, она истаяла, сменившись непоколебимой уверенностью: с Индиго я всегда буду в безопасности.
– Я тебе верю.
Индиго ухмыльнулась.
– Отлично. А теперь отправляйся на свою миссию и возвращайся поскорее.
Не нужно мне было появляться дома в этом платье, никогда.
Когда я открыла дверь, то увидела Юпитера, сидевшего на диване, положив ладонь на вздутый живот. Отблески телевизора сделали его флуоресцентным. Обычно моя мать была в кухне или сидела рядом с ним, но сейчас я её не видела.
– О, вижу, принцесса решила удостоить нас своим присутствием… – начал он и вдруг посмотрел на меня. По-настоящему посмотрел на меня. – Откуда у тебя такое платье?
– Индиго одолжила, – быстро ответила я. – Мама дома?
– Отбежала в магазин за продуктами. – Его голос звучал странно ровно. – Почему бы тебе не присесть?
– Нет, спасибо.
Я дышала слишком быстро, потянулась к своей магии – к вуали, которую обычно могла набросить на себя, – но сосредоточенность Юпитера удержала меня на месте.
– Мне нужно переодеться.
Юпитер разжал пальцы.
– Похоже, тебе нужна помощь с молнией.
– Нет, я справлюсь, спасибо.
– Да мне нетрудно, иди сюда, принцесса, – сказал он, поднимаясь с дивана.
В воздухе запахло металлом. Я уже не слышала звук телевизора. «Не смотри на меня». Я снова попыталась призвать свою старую силу, рождённую из ещё более старой жертвы. Но внимание Юпитера было слишком пристальным, и я не могла ускользнуть. Он подходил всё ближе – шесть шагов, четыре, два. Мне хотелось, чтобы воздух разобрал меня на части. Земля ушла из-под ног.
За моей спиной звякнул ключ в замке, и заскрипела дверь. Я её не видела, но ощутила, как воздух принял форму моей матери, входящей в дом. Не сказав никому из них больше ни слова, я со всех ног сбежала к себе в комнату.
В ту ночь мать заставила меня остаться дома. Она оставила дверь к себе в спальню распахнутой, и всю ночь я слушала, как они утробно урчат, словно звери, пока не выскользнула из окна.
Вот и всё, что я знала о сексе – напоминание, что тело состояло из мяса и зловония, и даже божественное унижало себя этим. Боги становились быками, лебедями и волками и перепихивались именно так.
К счастью, прежде чем Индиго решила, что мы должны сами попробовать секс, она сказала, что мы должны понять, что значит терять контроль. Как древние греки в своих вакханалиях. Идея мне не понравилась, но она настаивала.
– Если мы этого не испытаем, вдруг нас снова изгонят? – сказала Индиго. – Тебе разве не надоели эти тела?
Мы пошли в барную комнату, которой никто не пользовался, сняли с полки графины из резного хрусталя, полные алкоголя медового цвета, упаковали тонкие, обёрнутые бархатом графины с мадерой и хересом Мансанилья, и унесли всё это в Иной Мир.
– Будем поднимать какой-нибудь тост? – спросила я.
– Можем поднять тост за богов? – уточнила Индиго, задумчиво крутя бокал в руке, как те люди, которых она видела в кино. – Думаю… чтоб они знали, что мы готовы их узреть? Во всех древних ритуалах говорится, что нужно дойти до состояния, когда твоя душа хочет ослабить хватку на костях, и ты… идёшь по грани между безумием и божественностью. Только тогда ты можешь узреть богов.
Мы выпили.
Сначала я не возражала против вкуса. На языке оставалась жжёная сиропная сладость. Снаружи было холодно, и мне нравилось, как напиток согревал меня.
Индиго подлила ещё. Она налила так много, что над головой закружились звёзды. И я слышала, как селки в ручье смеялись над тем, как глупо мы выглядели, пока танцевали. Мы оделись в наши наряды из старых времён, чтобы быть знакомыми в глазах древних богов. Индиго вплела яблоневые цветы себе в волосы и повязала нам драпированные простыни. С наступлением ночи они развязались и упали, забирая вместе с собой и нашу человеческую природу.
Не это ли имелось в виду в древних историях? Сбросить то, что делало нас людьми? Вырастут ли у меня теперь жвала? Или может быть, кожа на спине разойдётся, обнажая пару влажных чёрных крыльев, тесно свёрнутых вдоль позвоночника? Всю ночь я то и дело касалась спины, но мои пальцы тщетно пытались отыскать мягкую выпуклость перьев под лопатками.
Последним, что я видела, была Индиго, стоявшая на крыше нашей башенки. Я лежала на спине, и бока у меня болели от смеха. Плечи у Индиго тряслись, а голова была склонена – она всхлипывала. Веточки в её волосах торчали в разные стороны, и она казалась рогатой.
Не знаю, с кем она говорила – с божеством? С луной?
Той ночью для нас не было никакой разницы.
– Вы неправы. Это не должно закончиться вот так, – сказала Индиго, глубоко вздохнув. – Я никогда этого не сделаю. Никогда не причиню ей вреда…
Нечто – не уверена, что именно – снова заставило её рассмеяться. Я всё смеялась и смеялась, пока мир, наконец, не погрузился в темноту.
На следующий день я проснулась в постели Индиго и не могла говорить. Мы так устали, что не сумели подняться в школу. Я даже не помню, как мы перебрались из башенки в Дом. Когда Тати заглянула проверить нас, то фыркнула. Я бы порадовалась этому звуку. В последнее время она была так молчалива, и я даже не могла вспомнить, когда она в последний раз смеялась. Но сейчас тембр её голоса заставил тысячу жуков корчиться в моём черепе, и я сжалась под одеялами.
– Тяжёлая ночка? – спросила Тати. Я слышала усмешку в её голосе.
– Не сейчас, – простонала Индиго, сворачиваясь рядом со мной.
Тати подошла к постели и положила ладонь на мои всклокоченные волосы, в которых запутались ветки. Я собралась, прежде чем наконец посмотреть на неё. Я думала, она на нас накричит. Вместо этого я увидела у неё в глазах слёзы.
– Я не сержусь, дорогая. Вам же нужно когда-нибудь вырасти, правда?
Индиго отбросила простыню и сверкнула глазами на Тати.
– Я же сказала – не сейчас!
Тати убрала руку от моих волос, словно её обожгло. Плечи у неё поникли. Она повернулась к двери и обиженно сказала:
– Попрошу миссис Реванд принести аспирина и воды.
Когда мы остались одни, я повернулась к Индиго. Во рту стоял кислый привкус, а язык казался шершавым.
– С кем ты говорила прошлой ночью?
Взгляд у меня был затуманен, и, наверное, воображение сыграло со мной злую шутку, но на миг мне показалось, что глаза Индиго побелели от ужаса.
– Ни с кем, – ответила она. – Ничего такого.
– Но я же слышала, ты с кем-то говорила. Ты была очень расстроена.
– Нет, – холодно заявила Индиго, поворачиваясь ко мне. – Ты ничего не слышала, потому что ничего не случилось. Чего бы это ни стоило, думаю, мы удовлетворились этим экспериментом. Нет нужды повторять.
Это был первый раз, когда она солгала мне, и я хотела разозлиться, но как я могла? Ведь я ей тоже лгала.
Глава двадцатаяЖених
Морда каждой сказки перепачкана кровью. Иногда кровь слизывается до начала истории – королева медленно истекает кровью на родильном ложе, чума опустошает землю, прежде чем «Однажды давным-давно» выползает из темноты. Но время от времени можно увидеть густой поток крови, сочащийся со страниц.
Я изучал это, переводил это, а теперь проживал это. Точку, когда излишне любопытная дева открывает запретную красную дверь крохотным ключом – а ключ важен как свидетельство, нечто, отмечающее момент, где вы нарушили правила и должны быть наказаны в назидание.
Но сначала, сначала всегда нужно переступить порог. Нужно перевернуть страницу – и неважно, что каждая косточка в вашем теле жаждет остаться на месте, прежде чем бумага против вашей воли поднимется – вернуться вы уже не можете.
Я не мог вернуться.
Из-под кровати я уставился на угол своего отражения в старинном комоде, приставленном к стене спальни Индиго. Смотрел на себя, делающего тихие быстрые вдохи. Мой взгляд метался по её комнате, большой и на удивление аскетичной.
Десятилетний слой пыли покрывал пол, и в отражении в зеркале я видел новые пустоты там, где мои следы тревожили её покой.
У меня была какая-то детская уверенность, что если я не увижу себя, то и никто другой не увидит. Мои ладони были полны сокровищ – сосуд, в котором гремел зуб, и кассета…