— Почему ты не хочешь принять помощь, брат? — Сурок как всегда насуплен, как всегда знает всё обо всех, как всегда остается лучшим другом. Перед глазами расстилался волжский простор, сверху донизу пронизанный маршрутами доставки грузов из Большой России.
— Не хочу никого порочить. Буду действовать один, — поставил точку Дельфин. Он пригубил запотевший стакан. Он никогда не пил спиртного, не курил, не вступал в интимные отношения. Когда друзья осторожно интересовались — отчего такая сдержанность, Дельфин честно отвечал: «Не знаю, с чего начать. Я контролирую треть волжской контрабанды, имею неограниченный доступ почти ко всем радостям жизни. Крайне легкомысленно будет распыляться по пустякам. Всего мне не попробовать, поэтому надо тщательно выбрать что-то одно по душе. Наркотики? Героин? Диметилтриптамин? Секс? Русскую рулетку? Коллекционировать деньги? Нитросоединения[39]? Вы же знаете — не по мне хватать по чуть — чуть этого, чуть — чуть того…».
— Если ты слишком легко сдашься, силовики поведут себя неадекватно.
— Подсыпят мокрый порох[40]? — единственно чего боялся Дельфин, что администрация раскроет его планы.
— Вряд ли, — Сурок заказал еще пива. — Самое обидное, что свои готовы пожертвовать тобой. Тебя подписали поработать фанфарой потому, что ты сто раз демонстрировал — жизнь копейка.
— Я и правду так думаю.
— Во-во. Вязать и лечить надо, а мы смотрим, как ты светишься и ждем, когда тебя угрохают.
— Ты существуешь в другой парадигме. Считаешь жизнь высшей ценностью. Представь обратное: жизнь — разменная монета, легко используемая ради достижений сверхличных целей.
— Сверхличных результатов ты не увидишь?
— Нет.
— Кому от этого тепло?
— В этом-то и хитрость — от того, что какая-то глобальная цель будет достигнута в будущем, мне сегодняшнему очень комфортно
— Чушь.
— Оказывается, не только я так думаю, — Дельфин вспомнил деда Сипая.
— Ну и что — все вы психи, — Сурок протянул салфетку, на которой всё это время тщательно вырисовывал номенклатуру поступившего в прибрежные склады. У него феноменальная память. Дельфин с удовольствием рассмотрел каракули.
— Видишь же — всё идеально работает, — похвалил он. — Главное — я уже имею отдаленное представление, как к нам приходят товары, и куда дальше переправляется. Только своих любимчиков из шестого корпуса я еще не бросил. Если завтра меня не станет, система продолжит работать.
Сурок пожал плечами:
— И поставщики, и горе-разведчики из Большой России доверяют исключительно тебе. Барыги боятся твоего имени и пару-тройку таких же больных как ты друзей. Но тебе всё равно надо уходить. В администрации целый Департамент информации неделю не спит. Завтра начнут вброс в Инет. О том, как ты даешь деньги одним чинам, от других получаешь. Как нюхаешь что-то похожее на белый порошок, даешь в жопу, берешь, терзаешь наркоманок, стреляешь в детей, не платишь за электричество, не любишь маму. Широкий спектр — материал на любой вкус и цвет. Грубая реальность скрытых видеокамер, свидетелей с дрожащими губами, клацающих зубами, смахивающих слезы. Волновая психическая атака во все информационные пространства. Главное выставить тебя лютым одиночкой, бесчувственным чурбаком, унылым садистом, эмоционально недоразвитым дебилом.
— Во как. Еще недавно они воевали против страны. Теперь не гнушаются падалью вроде меня.
— Документальный фильм нарезают. Рабочее название «Когда деньги погребают душу». Благо материала на тебя больше, чем на Че Гевару. Им плевать, что грубо, что тебе верят. Ты не мэр, не президент — тебе некого включать в ответку кроме своих и наших кулаков. Даже если ты выйдешь перед гарнизоном и начнешь лупить по казармам осколочными, тебя сольют как истеричку, в очередной раз решившую покончить с собой и утащить в могилу своих же друзей миротворцев. Че Гевара — не нынешней информационный формат. Чтобы стать борцом нужно играть на чьей — то стороне, а не так как ты — один, без понятной идеологической начинки, да еще известен по мокрому. И с бабами не спишь. Чудовище! В общем, ложись на дно, зубастик, а лучше исчезни.
Дельфин задумался, по доброй ли воли звучат эти советы или Сурок уже играет под дуду оперативников из администрации. Почти все окружение Дельфина было информаторами, поэтому сложно разобраться, кто работает на Дельфина, кто на разведчиков из Большой России, кто на следственный комитет, кто просто на самого себя.
— Скажи, Сурок, если бы тебе осталось жить ровно сутки, как бы ты распланировал день? Встал, умылся, что дальше?
— Глупости какие — не стал бы я умываться. Позвонил бы тебе, зарезервировал максимальное количество генеральских шлюх. потом отжег бы на все с твоими лучшими бабенками, — по лицу Сурка стало понятно, что он прикидывает, сколько потребуется занять, чтобы купить у Дельфина 30, нет лучше 40 женщин, жратвы шампанского и Виагры. Видимо, поняв, что сможет легко найти требуемую сумму, Сурок удовлетворенно кивнул и спросил Дельфина:
— А ты наверное придумал бы какую-нибудь дикую инсталляцию. Загнал бы оркестр виолончелистов по колено в Волгу, а сам бы плавал среди них на гондоле и пел арии?
— Нет, — серьезно ответил Дельфин. — Такие выходки только на светлую, не омрачненную предчувствиями голову. Если бы у меня остался один день, я встал бы, умылся и пошел бы строго в одном направлении.
— На юг?
— Скорее на восток.
— Там Волга.
— Переправился бы и двинул дальше. Шагал бы, пока не упал от усталости. Такое счастье — просто идти и глазеть по сторонам.
— А если бы у тебя был месяц? Весь месяц топал бы куда-нибудь?
— Однозначно. И был бы абсолютно счастлив. Шел. Ел. Спал. Самый лучший жребий из всех возможных на этой чудесной планете.
13:11
Господин Тидэ не успел насладиться лекцией собственного приготовления, в которой едко критиковались действия властей Сызрани, иллюстрировалась солянка из перспектив, инициатив, требований и нравоучений. Забежал помощник Лациса и доложил — Дельфина потеряли на выезде из города. Он бросил своего «Патриота» и ушел через дачные участки. По всей видимости, к Волге.
Лацис мгновенно оживился, словно произошло что-то крайне приятное, и он на радостях закусил одним из препаратов Дельфина, щедро переправляемых из Большой России.
— Вот. Вот! — укоряющее взвился он, имея в виду цепочку просчетов Каминского, неторопливое благодушие Тидэ, здоровый русский пофигизм Звонарева. — Уйдет ваш зубастик. Он нам еще столько сюрпризов подкинет, замучаемся людей к стенке ставить. Найти! — рявкнул он помощнику.
Звонарев живо ощутил, как ускорилось время. Верхушка администрация вмиг стала водителями гоночных болидов, наматывающих круги по Имеретинской долине. На бешенной скорости, догоняя — обгоняя — увязая во времени, у которого свой причудливый путь в этом сражении с одним единственным противником.
Сейчас Звонарев видел не благодушного Януша, не инфантильного Штефана, не чеканящего шаг Лациса, а бросившихся в атаку солдат, в едином порыве, в отчаянии, в ярости раззявивших рот. Неказистая возня с сопляком по кличке Дельфин стала как раз тем генеральным сражением, когда на кон ставится всё.
По лицу Тидэ видно — ему одинаково неприятно серьезно воспринимать незначительную в европейском масштабе фигуру Дельфина и одновременно предполагать реальным массовое самоубийство граждан. С определенными человеческими потерями, потерями в технике и инфраструктуре.
Поэтому Штефан выбрал нейтральное — с высока своего положения безмолвно включиться в «детскую операцию» по «разминированию» Дельфина. При этом он, Януш и Лацис едва сдерживали панику от того, что детонатор, связанный с виртуальными, но взрывоопасными гражданами ВВФ, бродит по вверенной территории.
— Ну, и слава Богу. Пусть исчезнет! — предложил Звонарев. — Мы этого добивались. Разве не так? Пусть уходит.
— Мы работаем для того, чтобы в городе был порядок и покой, — урезонил Каминский. — Дельфин может завтра дать команду из-за бугра. Будет бегать по другому берегу и сигналить в мегафон. Вполне в его духе. И тут мы уже не сможем помешать. Глупо упускать его.
— Что мы сопли жуем? — заорал Лацис. Он превратился в сгусток действия. — Найти и обезвредить.
Тидэ, утративший обличительный пыл, кивнул. Его крепко задела нерадужная перспектива терактов во время его служебной командировки. И всё из-за сбежавшего щенка, которого он (великий инспектор Тидэ!) не смог вовремя «просчитать».
13:11
Дельфин тоже ощутил аритмичное ускорение времени, когда неторопливо воткнул уключины весел в борта обыкновенной плоскодонки. Залихорадило не только ленивое уютное марево вокруг. Тревожно зашевелись ветки прибрежных ив, над Волгой заметался местный ветерок, независимый от глобальных воздушных течений.
Дельфин за полчаса домчал до Батрацкой горы и без труда пробрался к берегу. Он прекрасно понимал — шанс добраться до Большой России зависит от чудесного сочетания множества случайных обстоятельств.
— Ну что, какую роль сегодня исполняет Дельфин? Чапаева, Жосса Бомона или талантливой касатки Вилли[41]?
Впрочем, просто плыть, не надеясь на будущее, тоже здорово. Дельфин от души позавидовал галерным рабам — четкие ритмичные движения, мягкий средиземноморский климат, короткие перерывы на поесть-поспать, все остальное — жаркая, убивающая любую мысль, работа мускулов. Что еще нужно для счастья? Только обзора побольше — как на плоскодонке, да торбу за спиной, в которую неплохо бы уместить 1/6 суши.
13:18
Лацис начинал материться, не только когда всё летело в тартарары, но и когда всё шло по плану. В этом случае матерок получался задорный и заразительный.
Чтобы отвлечься от завладевшего им чувства страха, Звонарев мысленно переводил диалог Лициса и Януша, заменяя междометиями нецензурные связки между словами. Тидэ, принявший командование на себя, постеснялся бы просить синхрониста.