Она плюнула на песок.
– Кровь идет. – Ее рот изнутри был порезан, но, судя по всему, половинка диска сломалась на мелкие части, прежде чем проскочила в горло. Диана снова плюнула. – И неслабо.
Нарди гибко выпрямилась и рассмеялась, но тут же закашлялась.
– У меня тоже. Но думаю, от этого мы все же не помрем.
Диана направилась к воде, прихрамывая, морщась и гадая, сколько ребер у нее может быть сломано.
– Давай-ка окунемся.
Глава 50Повышаю вслепую
Крейн позволил себе на мгновение ухватиться за край стола. Небо за окнами просветлело, и желтый свет, который лампы отбрасывали на покрытые панелями стены, теперь казался тошнотворным.
– Голова закружилась, – сказал он Ньюту, закончившему подсчитывать купюры, сваленные в середине стола.
Бармен-«аминокислотник» снова закрыл окна сразу же после того, как по озеру, со стороны Блэк-маунтинс и плотины раскатился мощный голос, выкрикивавший какие-то слоги, и в салоне теперь было трудно дышать из-за вони от Доктора Протечки и сигаретного дыма. Крейн подумал, что голова у него могла закружиться как от тошнотворной атмосферы, так и от иллюзии кружения «по солнцу», как сказал бы Оззи.
– Семьдесят девять стольников, – прохрипел наконец Ньют.
Леон отделил от содержимого своего бумажника толстую стопку тысячных и сотенных купюр и, вперив горящий взгляд своего зрячего глаза в зрячий глаз Крейна, бросил деньги на кучку, которую пересчитал Ньют.
Глазница искусственного глаза Крейна зудела, он не мог полностью сомкнуть веки. «Вот будет номер, – подумал он, – если здесь у меня все получится, а потом я умру от менингита». Он осторожно прикоснулся к углу глаза. Ощутил боль, а кончик пальца оказался испачкан косметикой.
– Срежьте колоду, – сказал Леон.
Крейн посмотрел на Доктора Протечку, сидевшего в дальнем углу. В глазах старика снова промелькнула настороженность, и Крейн поспешно отвел взгляд, чтобы тело его отца не почувствовало чего-нибудь ненароком и не ляпнуло что-то такое, что могло бы предупредить Леона.
Но слабоумное старческое тело, определенно, не насторожилось и не догадалось о намерениях Крейна – на сей раз оно ничего не сказало.
Крейн согнул правую руку, впервые заметив, что изгрыз накрашенные ногти до мяса, и, проведя пальцами вдоль колоды, поднял половину.
Он сначала показал нижнюю карту другим игрокам, потом посмотрел на нее сам.
Паж чаш. Его карта, по словам Оззи; заменит ли ее вскорости король? Он поспешно опустил карты обратно на колоду, опасаясь, как бы Леон не углядел чуть заметно испачканного уголка.
Леон же улыбнулся.
– Такую непросто побить! – сказал он с придыханием.
Ньют подался вперед, взял карты, стасовал, а потом положил колоду перед трепещущим телом Ханари.
Джордж Леон дрожащими пальцами отделил половину колоды и застыл, уже приподняв карты.
У Крейна замерло сердце. Он не может нащупать примятой карты, думал Крейн. Он хотел взять туза…
Но досталась Леону десятка мечей. Сердце Крейна снова забилось, он тихо рассмеялся и стукнул по столу кулаком.
– Да! – воскликнул он, позволяя выплеснуться своему триумфу, тем более что все остальные могли подумать только одно: что он радуется выигрышу удвоенного банка. – Есть!
– Да, не повезло, – посочувствовал Леону кто-то из игроков.
Леон поморщился и пожал плечами.
– Вы выиграли, – сказал он Крейну. – Даже и не знаю, когда же я усвою, насколько это рискованный ход.
– Благодарю, – хрипло ответил Крейн.
– Деньги достались вам, – сказал Леон.
Крейн подумал об Оззи и холодно взглянул в открытый глаз Леона.
– Похоже на то.
– Вы продали «руку». Я купил ее. Я ее присвоил.
– Не сомневайтесь, все ваше.
Крейн подгреб стопку купюр под свой отставленный локоть, оставив сотню на столе как свое анте на следующий кон.
У него получилось.
Он продал Леону «руку», которую Доктор Протечка «зачал» во время шуточной игры в «Присвоение» возле мусорного бака позади винного магазина в среду.
Крейн не имел представления о том, что случится дальше. Эта схема могла не сработать, и в этом случае он завтра лишится своего тела, но он сделал все, что мог.
– Ваши двести.
Крейн посмотрел из-под ладони с обгрызенными ногтями. Леон обращался к нему.
– О, – сказал Крейн. – Простите. – Он вынул из своей кучи денег четыре сотни и бросил их в банк. – Пусть будет четыре.
– Вы даже не посмотрели на свои закрытые карты, – недовольно буркнул Ньют. – Повышаете вслепую?
– Повышаю вслепую, – согласился Крейн.
Под вечер в пятницу улицы близ пристани заполнили автодома с кучами всякого барахла на багажниках крыш, а загорелые молодые люди в чисто символических купальниках толпились на тротуарах, пили пиво из запотевших банок или катались на скутерах в дыму между едва ползущими полосами движения.
Пасхальные каникулы, думал Крейн. Он медленно брел по улице, держа туфли с высокими каблуками под мышкой и чувствуя, как горячий асфальт раздирает нейлоновые чулки. Все мы можем устроить себе пасхальные каникулы.
– Эгей, Пого! – донесся до него возглас сквозь разноголосый гомон автомобильных гудков, смеха и разговоров.
Крейн с усталой улыбкой повернулся и поднес ко лбу ладонь козырьком, от солнца.
Арки Мавранос шагал к нему своей прежней расхлябанной походкой и, несмотря на бледность, выглядел торжественно-счастливым.
– Ты нынче похож на самый натуральный шмат старого говна, – вполголоса сказал Мавранос, подойдя к Крейну. Они направились в сторону «Лейквью-лодж», причем Мавранос демонстративно держался в ярде-двух от Крейна и пропускал встречных прохожих между ним и со- бой.
– У тебя получилось, – сказал Мавранос.
– Продал ему «руку», – подтвердил Крейн, – а он купил и заплатил.
– Отлично.
– А как прошло у тебя? – спросил Крейн, дождавшись момента, когда они оказались одни на залитом солнцем переходе.
– Они оба мертвы, – совсем тихо ответил Мавранос. – И Снейхивер, и Поге. Поге не удалось замутить ту пакость, которую он затеял. Я… расскажу тебе, всем вам расскажу… только позже. – Он кашлянул и сплюнул. – Может быть, даже не сегодня, ладно?
Было ясно, случившееся дорого обошлось Мавраносу.
– Ладно, Арки. – Он протянул руку и пожал локоть Мавраноса.
Мавранос отшатнулся.
– Только без этих «голубых» штучек.
– Серьезно, Арки, спасибо тебе.
– Не… благодари меня. – Мавранос размотал все еще висевший у него на шее платок и швырнул его в клумбу, мимо которой они проходили. – Магия Поге была связана с… со случайностью, с беспорядком, с хаосом – и когда он… умер, плотина вернулась к порядку. Это был фазовый переход, вроде того, который заставил бы москитов Уинфри петь хорал из бетховенской Девятой симфонии, одновременно исполняя балет Басби Беркли.
Крейн, моргая, уставился на друга и понял, что слишком устал для того, чтобы понимать его речи.
– Ты хочешь сказать, что полагаешь?..
Мавранос прикоснулся к опухоли под ухом.
– Клянусь, она уже уменьшилась, определенно меньше, чем была, когда я ехал сюда.
Крейн расхохотался, снова заморгал, теперь уже быстро, и принялся трясти руку Мавраноса.
– Старина, это же роскошно! Я и сказать не могу…
И они обнялись прямо посреди тротуара, и Мавранос даже не обращал внимания на смех и улюлюканье.
Так, обнимая друг друга за плечи, запыхавшиеся, они ввалились в двери «Лейквью лодж» и, миновав вестибюль, поспешили в темный бар.
Диана и Нарди вскочили из-за стола, за которым дожидались, и, хоть и прихрамывая и морщась от боли, как будто перенапрягли мышцы тренировками, они со смехом кинулись обнимать Крейна и Мавраноса.
Они снова уселись за столик, и Мавранос заказал «курз» – а потом потребовал еще одно, для Нарди. Крейн и Диана заказали содовую.
– Ты продал ему карты, – сказала Диана Крейну, когда официантка направилась к бару.
– Да, в конце концов удалось. – Крейн провел ладонями по лицу, совершенно не думая о том, что случится с его косметикой. Правая глазница горела. – И, думаю, у меня начинается арахноидит.
– Арахноидит… – протянул Мавранос, будто пробуя слово на вкус. – Пауки?.. Что-то от Паука Джо?
– Воспаление паутинной оболочки. Это часть мозга, – объяснил Крейн, не отнимая ладоней от лица. – Бывает при менингите. Незрячая глазница у меня… огнем горит. – Он опустил руки и откинулся на спинку кресла. – У меня в сумке есть и физраствор, и резиновая груша. Сейчас обменяемся новостями, и я пойду в сортир и промою глазницу.
Диана схватила его за плечо.
– Нет, – решительно сказала она, – ты сейчас пойдешь к врачу, сумасшедший. Боже мой, менингит! Я собираюсь сейчас же поехать в Сёрчлайт и забрать, наконец, бедняжку Оливера. И завезу тебя в больницу…
– Завтра, – перебил он. – Завтра я пойду к врачу. На рассвете мне нужно быть здесь, на озере. Наверняка, отец с рассветом захочет начать присваивать тела, и я должен видеть, чем все закончится. И еще, я хочу обезвредить и похоронить две колоды, если удастся, если… он сядет на отравленный кубик. – Он посмотрел на нее и моргнул здоровым глазом. – Завтра, – повторил он. – Не раньше.
Тут принесли напитки, и Крейн отхлебнул большой глоток холодной, но не утолявшей его жажды газировки. Потом выдохнул.
– Итак, – спросил он, – удалось ли вам, леди, искупаться?
Диана отпустила плечо Крейна и откинулась на спинку, продолжая хмуриться.
Нарди разом выпила треть своего пива.
– В конце концов удалось, – сказала она, передернув плечами.
И описала призрачные статуи, пытавшиеся преградить им путь к воде, и как они с Дианой сражались с ними, и как они, в конце концов, отогнали их, буквальным образом съев фишку из «Мулен Руж», символизировавшую инь и ян.
Мавранос вытер пену с усов и криво улыбнулся Крейну.
– Да, дикий способ жертвоприношения.