– Может быть, он вовсе не считает меня хорошенькой, – ответила официантка.
Крейн, моргая, посмотрел на нее. Худощавая и стройная, темноволосая, кареглазая – и улыбалась.
– Я думаю, что вы хорошенькая, – сказал он. – Я выпью содовой с капелькой «Ангостуры».
– Вот вам и признание, – сказал Мавранос, ухмыляясь в неухоженные усы. – Страстное.
– Он вроде бы ничего такого в виду не имел, – возразила официантка.
– Боже! – взмолился Крейн, раздосадованный и вынужденной трезвостью, и словами Оззи о плохой погоде. – Вы же вдвое моложе меня. Милая, будь мне лет на десять меньше, вам пришлось бы меня палкой отгонять.
Официантка уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Отгонять вас?
– Палкой? – вставил Мавранос.
– Боже, – произнес Крейн. – Я имел в виду… – Но официантка уже ушла.
Оззи, заказав себе виски, кажется, не слышал больше ничего.
– Червы – которые прежде были чашами, – похоже, в союзе с пиками, и это плохо. Червы должны относиться к семейной жизни, домашнему укладу, женитьбе и детям, но сейчас они на службе… м-м… у разрушения. Король и дама червей неизменно приходили в тех же раскладах, что и худшие пики. – Он посмотрел на Крейна. – Ты доиграл до тех пор, когда дым начал метаться?
– Да.
– Могу поклясться, что тебе тогда пришли валет червей и джокер.
И, хотя Крейн решил, что верит во все это, ему стало неуютно, когда он получил очередное подтверждение идей Оззи.
– Да, так оно и было.
– Помню, что такими были твои карты даже в старые времена – одноглазый валет и дурак.
Принесли напитки, и Оззи расплатился с официанткой. Она поспешно ушла.
Крейн проводил ее взглядом. Его встревожило осознание того, что девушка действительно была хорошенькой, но он не испытывал к ней ровно никакого влечения – все равно что к узору на ковре. Ему не составляло труда представить ее голой, а вот представить себя занимающимся с нею любовью он не мог.
– Итак, – сказал Мавранос, сделав большой глоток своего любимого «курз», – что это значит для нас?
Оззи хмуро посмотрел на него.
– Что ж… валет червей пребывает в изгнании, и червовое царство продано пикам; если валет решит вернуться, лучше будет сделать это скрытно. И каждая водяная карта, которую я видел, шла под конвоем черв; это значит, что вода подчинилась королю и даме. Поскольку мы направляемся в Лас-Вегас, это значит, что нам следует остерегаться укрощенной воды, что, как я считаю, подразумевает озеро Мид.
– Бойтесь смерти от воды, – процитировал Крейн, чуть заметно улыбнувшись Мавраносу.
– И равновесие, – продолжал Оззи, – нарушено, так что твое излечение от рака, Архимедес, не кажется совсем уж невероятным. Подобно тому, как мячик на колесе рулетки вдруг заскачет, как сумасшедший, и, вместо того чтобы скатиться в гнездо, вылетает на пол. В данный момент возможен любой исход.
Старик повернулся к Крейну.
– А с тобой все представляется совершенно безумным. Я уже сказал тебе, что король и дама червей действуют как единое целое? Насколько я смог определить, это твой родитель, и он одновременно и мужчина, и женщина.
– Ух ты, – прокомментировал Мавранос. – Гермафродит!
– Мой настоящий, биологический отец… или даже мать… могут быть все еще живы… – задумчиво проговорил Крейн.
– Почти наверняка это твой биологический отец, – раздраженным тоном ответил Оззи. – Злой король. Он мог не распознать тебя в той треклятой игре; знай он, что между вами и так существует генетическая связь, ему не нужно было бы возиться с тем, чтобы усыновить тебя через карты.
Крейн даже рот разинул.
– Как… нет, ну как Рики Лерой мог оказаться моим отцом? – Он хорошо помнил человека заметно старше, который столько раз возил его рыбачить на озеро Мид, когда ему самому было четыре-пять лет.
– Он в новом теле, – сказал Мавранос.
– Совершенно верно, – подтвердил Оззи. – Ты, наверно, не слушал меня: он может делать такое. И, возможно, после того, как ты его видел, он сделал операцию по перемене пола.
– А возможно, – добавил Крейн, – у него есть и мужское, и женское тела, которыми он пользуется.
Оззи нахмурился.
– Да, конечно. Мне и самому следовало подумать об этом – надеюсь, я еще не настолько стар, чтобы перестать соображать. – Он пригубил виски. – И еще, я видел много бубновых девяток и десяток вместе, а это на самом деле означает, что действие идет прямо сейчас.
– Я готов отправиться, – сказал Мавранос.
Оззи посмотрел на сигарету Мавраноса – дым поднимался почти вертикально вверх, – поднял стакан и внимательно посмотрел на него. Потом он повернулся на стуле и посмотрел на телевизионный экран, где изображение стало цветным.
– Что вы, ребятки, думаете насчет ланча?
– Не отказался бы перекусить, – ответил Крейн.
– Мне кажется, что окно для предсказаний закрылось, – сказал Оззи. – Поэтому я сейчас допью вот это, вернусь за стол и надеру несколько задниц, коль скоро они уверились, что я – классический пример жертвы Альцгеймера.
Крейн и Мавранос направились в маленькую закусочную, находившуюся в дальнем конце огромного, как ангар, помещения, и заказали сэндвичи с ростбифом, а Оззи снова спустился в игровой зал.
Через некоторое время Крейн поднялся и отправился по периметру зала в мужскую комнату. Когда же он вышел оттуда, один из телефонов-автоматов, находившихся перед ним, зазвонил, и он автоматически поднял трубку.
– Алло…
В трубке молчали, но внезапно его сердце забилось быстрее, и голова закружилась.
– Сьюзен?..
Он услышал лишь щелчок и, через мгновение, короткие гудки, но когда и сам повесил, наконец, трубку, то понял, что мысленный эксперимент с официанткой был непоказательным – его сексуальный отклик работал как нельзя лучше.
Когда Оззи наконец-то вернулся и медленно поднялся по ступенькам, тяжело опираясь на алюминиевую трость, оказалось, что он не только вернул проигранное, но и получил четыреста долларов сверх того.
– Ну, что, готовы ехать? – спросил он.
– Машина ждет, – ответил Мавранос, поднимаясь и допивая пиво. – Куда направимся?
– Сначала в магазины, скажем, в «Тарджет» или «К-март», за продуктами, – сказал Оззи. – А потом… – Он, словно не видя, посмотрел по сторонам, – в Лас-Вегас.
Воздух внезапно сделался сухим, а когда Крейн встал с места, ему почудилось, будто сквозь беспрерывное пощелкивание фишек донесся звонок телефона-автомата.
– Давайте-ка поедем побыстрее, – сказал он.
Книга втораяМистигрис
…если скажут вам: «вот, Он в пустыне», – не выходи́те…
Что там за звуки с небес,
Тихий плач материнский,
Что там за орды несутся
По иссохшей безводной равнине,
Коей нет ни конца и ни краю.
Что за город там над горами
Рассыпается в лиловом небе.
Падают башни.
Вы, как монеты: эта – золотая,
А та – фальшива, но на всех, поверь,
Оттиснут чистый образ короля.
Мистигрис – покер, в который играют колодой с джокером.
Глава 14Выработка оперантной реакции
Юго-восточнее хребта Сьерра-Невада на сотню миль раскинулась обширная мрачная безжизненная пустыня Мохаве, постепенно поднимающаяся к изломанным горам, которые морщат восточный край Калифорнии, вершинам с названиями вроде Девилс-плейграунд – Игровая площадка дьявола – и горы Олд-вумен – горы Старуха. С юга пустыню обрамляют горы Сан-Бернардино, за которыми лежат долины Коачелла и Империал, широкие лоскутные одеяла из разноцветных прямоугольников, какими предстают поля моркови и латука, бахчи дынь и рощи финиковых пальм. Вода для их орошения течет на запад по каналам, которые серебряными линиями разрезают пустыню Сонора до самого горизонта и идут от реки Колорадо, усмиренной в наши дни плотинами Гувера, Дэвиса и Паркера.
Но река все равно способна бунтовать – в 1905 году она разлилась, прорвала рукотворный заслон около Юмы, проложила себе новое русло через сельскохозяйственные угодья и города до солончаковой пустынной низменности Солтон-пэн. Железнодорожная компания «Саузерн пасифик» сумела перекрыть новое русло и вернуть реку на прежний путь, но Солтон-пэн успела превратиться в озеро Солтон-си, тридцатипятимильное пространство воды, которая делается все солонее по мере испарения, и стала уже такой, что красные течения частенько окрашивают преданную воду в цвет крови, а воднолыжникам приходится быть внимательными, чтобы не запутаться в саргассах из плавающих на поверхности дохлых калифорнийских королевских лососей.
Реку укротили, чтобы сделать плодородными долины Коачелла и Империал, но между ними, как терпеливое око бесплодных земель, лежит Солтон-си, безжизненное из-за ветров, песков и соли.
В невадском городке Лафлине, что на реке Колорадо, на пятьдесят миль южнее Гуверовской плотины, крепкий ветер с зубастых Мертвых гор срывал барашки с искрящихся на солнце высоких волн.
Мужчина в смокинге, стоя на причале парома, вынимал из кармана пригоршни ярких фишек казино и швырял их в неспокойную воду. Туристы спрашивали его, что он делает, и он отвечал, что работает в одном из казино, и одной из его обязанностей является уничтожение старых фишек, но он внимательно смотрел, какие узоры они образовывали в полете, и они словно шептали ему на лету, и, бросив последнюю горсть, он полчаса неподвижно стоял, глядя в воду, а потом поклонился реке, подошел к машине и на огромной скорости уехал на север.