ашлось служащей по имени Диана…»
Ничего из того, что он вспомнил, не казалось слишком обнадеживающим, но ничего вроде бы и не вызывало того ужаса, от которого сердце начинает учащенно биться, а лицо холодеет. Он чувствовал, что что-то пропустил, чего-то недодумал, и теперь кто-то, зависящий от него… боялся, остался наедине с дурными людьми, ему плохо.
«Из-за меня».
Он взял записку. Она была написана шариковой ручкой на клочке бумаги, оторванной от пакета из продовольственного магазина.
«Мы с Арки пошли проверить результаты в одном казино или парочке, – говорилось в ней. – Решили, что тебе не помешало бы поспать еще немного. Вернемся около четырех. Оз.».
Крейн посмотрел на телефон и через мгновение понял, что его рука тянется к нему. «Что это такое? – взволнованно спросил он себя. – Ты хочешь позвонить кому-нибудь или ждешь звонка?»
Во рту у него пересохло, и сердце в груди глухо колотилось.
На автостоянку мотеля медленно въехал белый «Порше».
Ал Фьюно вышел из машины и окинул насмешливым взглядом ряд окон и дверей, каждая из которых была выкрашена в цвет, отличный от соседних. «Бедняга Крейн, – подумал он. – Так вот где он останавливается, когда бывает в Вегасе…»
Сдвинув темные очки на тщательно причесанные волосы песочного цвета, он пересек стоянку, направляясь к офису. Было ясно, что на сей раз сближаться с Крейном нужно будет осторожнее. Пробитое пулей ветровое стекло и, наверно, еще что-нибудь, по-видимому, настроили его на элементарную осторожность, и если бы Фьюно не приложил дополнительных усилий, чтобы выяснить в ТРВ подробности кредитной истории Крейна, он так и не узнал бы о существовании карты «Виза» на имя Иверсон-Крейн.
Под звон подвешенных на нитках колокольчиков он толкнул дверь и вошел в полутемное помещение, где явно работал кондиционер. Пол покрывал сверкающий зеленый линолеум, сбоку находился стеллажик с брошюрами и книжками купонов для туристов, а единственным предметом мебели была кушетка, обтянутая зеленым виниловым кожзаменителем.
Заведение вообще без класса, с досадой подумал Фьюно.
Но когда из примыкавшей комнатушки вышла седая женщина, он улыбнулся ей с совершенно искренней симпатией.
– Здрасьте. Мне бы комнатку; пожалуй, что на одну ночь.
Заполняя выданную форму, он, как бы между делом, спросил:
– Тут у вас вроде бы собирался остановиться один мой приятель – Крейн, Скотт Крейн. Нам пришлось ехать порознь – у меня случился еще один рабочий день.
– Как же, есть такой, – с готовностью ответила пожилая дежурная. – Крейн. Парень такой, уже за сорок, и с ним двое приятелей, один усатый, а другой старый совсем. Они в шестом, но совсем недавно куда-то отъехали.
– В красном пикапе?
– Нет, у них такая большая синяя машина, нечто среднее между универсалом и джипом. – Она зевнула. – Могу поселить вас по соседству. В пятом или седьмом.
– О, спасибо, это было бы замечательно. И вот еще… хе-хе… знаете, не говорите им о моем приезде, ладно? Пусть это будет сюрприз.
Она лишь пожала плечами.
Фьюно дал ей «МастерКард», а не «Америкен экспресс», так как знал, что она будет проверять карты; в конце концов, именно благодаря этому он нашел Крейна. Работа становилась дорогостоящей и по потраченным деньгам, и по времени. Он подумал о том, как бы перевести ее из категории работы по собственной инициативе в оплачиваемые. И еще о сером «Ягуаре» и телефонном номере, который узнал, назвав кому надо невадский номерной знак. Ведь толстяк не просто так разъезжал в этой машине. И, похоже, у него водились деньги – но что ему было нужно?
Подписывая форму, Фьюно обратил внимание на дату: 01–04—90 – апрельский День дурака.
Это вызвало у него раздражение, как будто являлось насмешкой, попыткой принизить его значение.
Он смотрел на пожилую дежурную, пока та не подняла на него взгляд, и тогда подмигнул и одарил ее совершенно мальчишеской улыбкой.
Она же просто смотрела на него, как будто он был всего лишь пятном на стене, пятном, которое может сделаться похожим на человека, если прищуриться определенным образом.
Он был рад, когда наконец-то подписал бумагу, потому что к тому времени руки у него уже начали дрожать.
Мавранос вывел машину из одного из многоярусных гаражей позади «Фламинго», и громоздкий «Сабурбан» покатил по широкой подъездной дороге, мимо стоянки такси и участка для посадки, в сторону Стрип. Он очень медленно переезжал через «лежачих полицейских», но машина все равно громыхала на буграх асфальта, и в леднике с глухим шорохом перекатывались кубики льда. Стрип оказалась свободна от машин на несколько сотен ярдов в обе стороны, и повернуть налево удалось так легко, как будто они ехали по тихому пригороду вроде Мидвеста.
– И каковы были шансы на такое? – спросил он у Оззи, с трудом сохраняя на лице серьезное выражение. – Без секунды задержки сделать левый поворот перед «Фламинго».
– Боже! – чуть ли не взвыл старик. – Ты ведь ищешь большие статистические волны, так ведь? Если ты начнешь высматривать… ну, даже не знаю… автомобильные номера или двух толстых дам, напяливших одинаковые шорты в цветочек, то…
Мавранос рассмеялся.
– Оз, я же шучу! Но уверен, что парочка явлений кое-что значила.
Некоторое время они наблюдали за столом для игры в кости во «Фламинго», потом перешли через дорогу, чтобы послушать ритмы и интонации звяканья и лязганья игровых автоматов в «Цезарс», после чего записали на бумажки сотню комбинаций, последовательно выпадавших на колесе рулетки в «Мираже». Дважды – раз при пересечении улицы на запад и раз – на восток – Мавранос одновременно слышал автомобильный гудок и собачий лай, и раз поймал взглядом слепящее отражение солнца от лобового стекла и после этого с полминуты не видел ничего, кроме темно-красного шара, и в «Цезарс» три разных, определенно незнакомых, человека прошептали: «Семь», когда они протискивались мимо них. Он в нетерпении спросил Оззи, что тот думал об этих совпадениях, но старик лишь досадливо отмахнулся.
Теперь же, остановившись посреди Фламинго-роуд на красный свет в ряду для поворота направо, Мавранос извлек из кармана листок, на котором были записаны карандашом номера, выпавшие на рулетке, и принялся его рассматривать.
– Зеленый, – сказал Оззи через несколько секунд.
– Как, о, хочу я пивка… – задумчиво пробормотал Мавранос, убрав ногу с педали тормоза и поворачивая руль, но не отрывая при этом глаз от листка.
– Смотри на дорогу! – рявкнул Оззи. – У тебя, как всегда, банка с пивом зажата между колен, и, откровенно говоря, я считаю, что ты пьешь слишком много.
– Нет, – ответил Мавранос, – я имел в виду «пи», понимаешь, «пи».
Оззи уставился на него.
– Хочешь пописать? А не выпить? Что это тебе приспичило? Разве нельзя было?..
Мавранос передал листок старику, посмотрел на дорогу и нажал на акселератор.
– «Пи» – отношение длины окружности к ее диаметру, если ты забыл. Произведение радиуса на «пи» в квадрате – слышал такое? «Пи» – одно из иррациональных чисел, три целых и бесконечное количество цифр позади десятичного знака. Так вот, я произнес одну из фраз, позволяющих что-то запомнить, мнемоническую фигуру для заучивания числа «пи» до двенадцатого, что ли, знака. Я вычитал ее в книге Руди Рюкера. Начинается с «Как, о, хочу я пивка…» – три, один, четыре, один, пять – уловил? Сколько букв, такая и цифра. Но вот продолжения этой фразы для запоминания я не запомнил.
Они пересекли 15-е шоссе. Оззи, прищурившись, смотрел сквозь пыльное ветровое стекло.
– Вон, справа, наш мотель, не пропусти въезд. Архимедес, я, откровенно, не понимаю…
– Видишь, в середине, номера рулетки – три, один, четыре, пятнадцать? Ты на бумагу смотри, я вижу куда ехать. Какие номера там дальше?
– Э-э… девять, двадцать шесть, пять, тридцать пять, восемь…
Мавранос повернул на стоянку, поставил машину неподалеку от их комнаты и выключил мотор.
– Да, – сказал он, – я совершенно уверен, что это «пи». Ну, теперь-то ты согласен, что это должно иметь какое-то значение? Дурацкая рулетка, колесо которой ни с того ни с сего начинает выписывать число «пи»? Хотелось бы знать, какие номера выпадали за другими столами. Полагаю, что квадратный корень из двух, а то и из минус единицы.
Оззи потянул за ручку, распахнул дверь и осторожно выбрался на горячий асфальт.
– Даже не знаю, что тут сказать, – сказал он, хмуро глядя на Мавраноса, когда тот запер свою дверь и, обойдя автомобиль, подошел к нему. – Пожалуй, что да, если эти цифры действительно образуют «пи», как ты говоришь… и все же мне кажется, это не то, что тебе нужно. Это что-то другое – что-то такое, что сейчас творится здесь…
Молодой человек спортивного вида доставал с заднего сиденья белого «Порше», стоявшего на соседнем месте, большую сумку. Он старательно не смотрел на подъехавших, не заметил, что Оззи шагнул вперед, и, с силой вырвав сумку из маленькой машины, толкнул старика своей кладью в подбородок.
– Смотри, куда машешь, – раздраженно бросил Оззи.
Молодой человек что-то пробормотал и, поспешно подойдя к двери седьмого номера, принялся пихать ключ в скважину.
– Полон город зомби, будь они неладны, – посетовал Оззи, повернувшись к Мавраносу.
Мавранос подумал, слышал ли сосед последнюю реплику. Мгновением позже молодой человек с силой захлопнул за собой дверь.
Пожалуй, что слышал, решил Мавранос.
Порывистый ветер, срывавшийся с зубчатого хребта Вирджин-маунтинс, трепал желтые цветки энцелии, густо усыпавшие склоны долины, и рябил барашками широко раскинувшийся простор глубоких голубых вод озера Мид. Отпускники, взявшие напрокат лодки в Мид-рисорт-сёркл, сидя в своих суденышках, неумело отталкивались от причалов, бензин напитывал воздух летучими испарениями и окрашивал радужными разводами воду около причалов и рамп.
Рей-Джо Поге рванул на своем водометном глиссере метров на сто вперед от притулившихся на берегу продовольственного магазина и лавки с наживкой, но ветер поднял в озере серьезное волнение. Поскакав несколько секунд на сиденье, пытавшемся вырваться из-под него, он снял ногу с педали газа, и прокатная лодка закачалась на волнах под пустым голубым небом.