Крейн высоко размахнулся рукой с револьвером и с силой опустил кулак с оружием на затылок Снейхивера.
Револьвер непроизвольно выстрелил, отдача чуть не вывернула расслабленное запястье. Когда же Крейн навалился на растянувшегося ничком Снейхивера, на спину ему посыпались осколки стекла.
Крейн сел, взял левой рукой пистолет Снейхивера и выбросил его через выбитое пулей окно в потолке. Потом он с трудом, держась за коробку-алтарь, поднялся на ноги.
Снейхивер, судя по всему, потерял сознание. Крейн засунул горячий револьвер обратно за пояс и, дрожа всем телом, полез в карман за перочинным ножом.
Когда Крейн с мальчиком преодолели вершину холма, «Сабурбан» уже стоял рядом с «Мустангом», а Мавранос бежал, пригнувшись, и уже преодолел полпути вверх по склону, в руке у него блестел пистолет. Оззи и Диана стояли около «Мустанга»; старик обнимал женщину и, кажется, даже поддерживал ее.
– Все в порядке! – хрипло прокричал Крейн. Он пошатывался и прижимал ладонь к боку. – Это я, и мальчик со мною!
Мавранос прибавил шагу, взлетел вверх по склону и остановился перед ними, тяжело дыша.
– Черт возьми, Пого, – выдохнул он, – ты ранен?
– Да, – ответил Крейн сквозь стиснутые зубы. – Давайте-ка уберемся отсюда, а потом займемся мною. Псих остался в хижине, я его вырубил. Мне кажется, что возвращаться туда и добивать его совершенно ни к чему. Как ты?
– Нет, нет, ты прав. Надо сматываться отсюда. К утру Диана и ее дети могут уже быть где-нибудь в Прово или еще дальше. Парень, ты в порядке?
Скэт лишь кивнул.
– Твоя мама тут, внизу. Иди, поздоровайся.
Мальчик посмотрел вниз, на дорогу, увидел «Мустанг» Дианы и припустил бегом.
– Осторожней, малыш! – рявкнул Мавранос ему вслед и, наклонившись, отлепил от бока Крейна промокшую от крови рубашку. – Ну, дружище, все не так плохо, как кажется. Тебя лишь пощекотало, даже мышцы не задеты, и крови не больше, чем из обычного пореза; это тебе не артериальное кровотечение. Я тебя перевяжу; все куда лучше, чем когда ты попортил себе ногу.
Крейн позволил себе опустить плечи.
– Отлично. Ты меня перевяжешь, только сначала уедем отсюда. – Пока он, весь разбитый, ковылял, превозмогая боль, от фанерной лачуги до вершины холма, то успел представить себе, как падает без сознания от потери крови и приходит в себя на больничной койке, весь утыканный иглами капельниц, с трубками для искусственного дыхания в носу и с мешочком калоприемника.
– Арки, – сказал он слабым голосом, – как только мы доберемся до машины, я выпью одну банку твоего пива очень быстро, а потом другую – очень медленно.
Мавранос рассмеялся.
– А я к тебе присоединюсь. А если старина Оззи станет бухтеть, я его скручу и заткну ему пасть.
Мавранос приобнял Крейна за спину, чтобы тот мог опираться на него, и они медленно побрели по грунтовой дороге. Крейн видел, как Диана отступила от Оззи и побежала через площадку заправочной станции, мимо полуразрушенной стены.
– А вот и Диана, – сказал Крейн, на мгновение почувствовав себя таким счастливым, что у него дыхание захватило. – Я спас ее сына.
– И получил боевую рану, – добавил Мавранос. – Так что, пожалуй, я предложу ей залатать тебя.
С юга по шоссе приближались автомобильные фары; их движение замедлилось, когда машина подъехала к двум автомобилям, стоявшим на западной обочине. Крейн прищурился, всматриваясь; он очень надеялся, что это не полиция.
Нет, это был белый спортивный автомобиль, «Порше».
Белый «Порше».
«Нет, – подумал он, хотя сердце уже само отчаянно заколотилось, – нет, ты везде видишь белый «Порше»… проклятье, ведь такой же стоял в мотеле перед соседним номером».
Такой же стоял в мотеле перед соседним номером.
– Ложись! – заорал он, надрывая легкие и забыв о боли в боку. – Все на землю! Оз! Немедленно уложи всех!
Он стряхнул руку Мавраноса, вытащил свой револьвер и попытался прицелиться в белый автомобиль, остановившийся на противоположной обочине.
Мавранос тоже выхватил из-за пояса пистолет.
– Что? – резко спросил он. – Белая машина?
– Да!
«Нельзя стрелять, – думал Крейн. – Что, если это просто добрый самаритянин? К тому же, с этого расстояния, да с двухдюймовым дулом я с таким же успехом могу попасть в Оззи или Диану».
– Ложись! – снова выкрикнул он.
Никто его не послушался. Скэт все так же бежал по уходившей вниз грунтовой дорожке, Диана мчалась ему навстречу, а Оззи, далеко отстав, ковылял следом за нею со всей доступной скоростью. Толстый мальчишка вылез из «Сабурбана» и стоял рядом с машиной.
Сухой хлопок раскатился эхом по шоссе и одновременно в водительском окошке «Порше» полыхнула и погасла желтая вспышка.
На середине дороги вниз Скэт рыбкой нырнул в пыль и проехал ничком еще с ярд. И замер неподвижно.
Вопль Дианы разнесся по пустыне и чуть ли не заглушил треск выстрелов Крейна и Мавраноса, паливших в тронувшуюся с места белую машину, которая, даже ни разу не вильнув, стремительно набрала скорость.
Глава 22Кровь аллигатора
Диана первой добежала до Скэта, но, оказавшись рядом с лежащим сыном, упала на колени и замерла с выставленными вперед полусогнутыми руками.
Пока Крейн, хромая, спотыкаясь и обливаясь потом, спустился с холма, Мавранос убежал далеко вперед, и Крейн видел, как он посмотрел вниз и отшатнулся.
Когда же Крейн, в конце концов, добрался до лежащего мальчика, он сразу понял причину.
С первого взгляда казалось, будто голова Скэта прострелена насквозь. Правый висок, обращенный к ночному небу, представлял собой кровавое месиво – яблоко правого глаза почти неприкрыто, и ухо словно оторвано наполовину. Мальчик хрипло дышал, выплескивая кровь на озаренную лунным светом пыль.
Диана посмотрела снизу вверх на Крейна.
– В больницу, быстрее – на пикапе. Как мы перенесем его?
Сердце в груди Крейна отчаянно колотилось.
– Арки, принеси одеяло – мы отнесем его на одеяле.
Мавранос с окаменевшим лицом смотрел сверху вниз на мальчика, и Крейн вспомнил, что у него самого есть дети.
– Арки! – повысил он голос. – Одеяло!
Мавранос заморгал, кивнул и бегом метнулся к своей машине.
Диана всхлипнула и посмотрела по сторонам.
– Кто в него выстрелил?
Крейн боялся этого вопроса.
– Парень, который сидел в белом «Порше», остановившемся на той стороне дороги. Я думаю, что…
– Господи Боже! Он ведь говорил со мною! – Теперь Диана всхлипывала почти истерически. – Парень в белой машине, когда я ждала здесь, внизу! Я обругала его и велела убираться, он вернулся и выстрелил в меня!
– Диана, он…
– Он целился в меня, это я во всем виновата! – Ее дрожащая рука повисла было над окровавленной головой мальчика, а потом робко погладила его плечи. – Это я.
Правая рука мальчика задергалась, и Крейн подумал, что резкое хлюпающее дыхание может в любую минуту оборваться навсегда.
– Нет, Диана, – сказал Крейн, зная, что сейчас сохранит ей душевное здоровье, но взамен заработает ее ненависть на всю оставшуюся жизнь. Минуту назад, – мрачно подумал он, – я был героем. Она любила меня. Она и сейчас любит меня и будет любить, этак, секунды полторы. – Послушай меня. Все не так. Этот тип стрелял в меня. Он уже стрелял в меня в Лос-Анджелесе в минувший четверг. Я думаю… он… выследил нас.
Когда она подняла к нему лицо, глаза ее раскрылись так широко, что было видно белое окаймление радужек.
– Да, – сказала она негромко, – он знал наши имена, твое и мое. – Она вдруг оскалила зубы в широкой ухмылке. – Твои дружки не слишком метко стреляют, да?
Крейн не нашелся, что ответить, и через несколько мгновений она отвернулась от него к сыну.
Тут прибежал запыхавшийся Мавранос с одеялом, они расстелили одеяло на земле и принялись за труднейшее дело – нужно было поднять мальчика и положить его на импровизированные носилки.
В отделении «Скорой помощи» больницы Дезерт-Спрингс, на Фламинго-роуд, медики сразу переложили мальчика на носилки и увезли в операционную. Рану Крейна обработали и заклеили пластырем, а потом ему и Диане пришлось заполнить множество всяких документов прямо в застекленном помещении регистратуры.
Они стояли бок о бок, но не обменялись ни единым словом. Когда с бумагами было покончено, Диана отправилась к телефону-автомату, чтобы позвонить Хансу, а Крейн отправился в приемный покой, где в маленьком зале ожидания сидел на одной из кушеток Оззи.
Старик встретил его безнадежным взглядом.
– Мальчик только первый из нас, – негромко сказал он. – Теперь она ни за что не покинет город. К Пасхе все мы будем мертвы.
– Вероятно, ты прав, – вяло откликнулся Крейн. На столе под висевшим на стене телевизором, который работал с выключенным звуком, он увидел кофейник. – Ну, а пока – кофейку?
– С удовольствием. Черный.
Когда Крейн вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками, над которыми поднимался пар, рядом с Оззи уже сидела Диана; на коленях у нее лежал открытый журнал, и она с величайшим вниманием читала статью о том, как построить во дворе жаровню для барбекю. Крейн лишь сейчас заметил, что она одета в униформу «Смита» – черные с красными полосами брюки и красно-белую рубашку, которая сейчас стала еще краснее от крови ее сына.
– Диана, кофе? – решился спросить Крейн. Она отрицательно покачала головой, он вздохнул и поставил на столик стакан для Оззи.
Он отказался от дальнейших попыток вовлечь ее в разговор.
Пока он гнал в больницу, Оззи объяснял им, сколько и что именно нужно говорить полиции, а Крейн попытался, перекрикивая шум мотора, попросить прощения у Дианы, согнувшейся над сыном, но Оззи прервал его на первом же слове: «Сынок, она сейчас не хочет ничего слышать об этом».
И поэтому он сидел, прихлебывал кофе и ждал.
«Ничтожный шанс, – думал Крейн. – Ничтожный шанс того, что выстрел попадет в мальчика. Я знаю, что на нас охотятся