выглядели хорошими, но не должны были складываться в непобедимую «руку».
Но когда торг дошел до девятого игрока, демонстрировавшего шестерку и четверку, их купил парень, который раньше отказался продать тройку и шестерку.
«Везучий, мерзавец, – с горечью думал Крейн, глядя, как карты и деньги двигались через стол. – Ты заплатил за низкий стрит, но я-то знаю, что у тебя собралась «полная лодка» – тройки с шестерками. А этот расклад сильнее моего. Я не могу даже рассчитывать напугать тебя блефом, чтобы ты отказался вскрываться – в моей колоде не осталось даже пары; я не смогу получить ничего сильнее, чем флеш».
Когда шестую руку спарили и зачали, и очередь действовать вернулась к Крейну, он натянуто улыбнулся и перевернул карты лицом вниз.
– Я пас, – сказал он.
Сигаретный дым слоями плавал под панелями потолка. Ни Крейн, ни Леон не принимали больше участия в этом кону.
Теперь Крейн мог играть только ради денег и, конечно, помнить о том, что нельзя покупать «руку» у Леона.
И дважды ему пришлось с беспомощной тоской смотреть, как Леон, став «родителем» выигравшей «руки», уравнивал банк и проигрывал «Присвоение». Каждый раз рослый смуглый мужчина, улыбаясь из-под повязки, проводил пальцами по стопке карт и не переставал улыбаться, даже не находя примятой двойки – вероятно, он решил, что кто-то из игроков выпрямил ее – вынимал меньшую карту даже без шулерства.
– Вы за эту «руку» берете деньги, – каждый раз говорил Леон своему партнеру, который восторженно запихивал в карманы огромный банк. – Я купил ее. Я присвоил ее.
Обоих игроков, похоже, озадачило это ритуальное заявление, но они согласились с ним. Ни один из них, кажется, не обратил внимания на то, что Леон был глубоко удовлетворен.
Когда заря уже окрасила небо над зубчатой цепью гор, плавучий дом вновь коснулся причала, и двенадцать гостей, моргая и глубоко вдыхая все еще прохладный воздух, выбрались на причал. «Аминокислотники» крепили швартовы.
Теперь, когда все стали в некотором роде собратьями-ветеранами продолжительной ночной игры, кто-то попытался завести разговор с Крейном, стоявшим у перил, но он уже глубоко задумался о том, как лучше будет сложить колоду к следующей игре, и непрошеные собеседники отправились искать кого-нибудь более общительного.
Несколько человек решили взять номера в «Лейквью-лодж», а Крейну удалось отправиться в город с Ньютом в его «Кадиллаке»; с ними поехал еще один из игроков, но он сразу уснул на заднем сиденье, и поездка прошла в почти полном молчании.
Открыв ключом дверь, Крейн вошел в прохладный благодаря кондиционеру гостиничный номер. Дверь в смежную комнату была открыта, и там на одной из кроватей полулежала Диана, положив голову на подушку, застеленную выцветшим желтым детским одеяльцем.
– Ты уже проснулась, – спросил он, – или еще не ложилась?
– Проснулась, – ответила она. – Все вырубились после раннего обеда, и утро для нас началось в четыре ночи.
Крейн снял парик и швырнул его на кресло.
– Где народ?
– Пошли через дорогу, в «Цезарс», изучать спортивные ставки для лечения рака. – Она встала и потянулась, и Крейн, хоть и изнемог за минувшие сутки, не мог оторвать взгляда от ее ног в обтягивающих джинсах и грудей, вздымавших материю белой рубашки.
– Тебе не удалось провернуть свою затею, да?
– Не удалось. – Крейн стряхнул с ног туфли на каблуках и поплелся босиком в ванну. – Один тип купил не ту «руку», – продолжал он, повысив голос, – и теперь мне нужно подобрать еще тринадцать «рук» к следующей ночи и позаботиться о том, чтобы на этот раз все сложилось правильно. – Он намылил и сполоснул лицо, но на полотенце остались следы светло-коричневого макияжа. – Как, черт возьми, вы смываете эту пакость?
Он услышал, как Диана захихикала, а потом она оказалась в ванной рядом с ним.
– С помощью кольдкрема. Вот. – Она откупорила пластмассовый флакон и принялась массировать его лицо прохладной студенистой мазью. Он закрыл глаза и через несколько секунд положил ладони ей на талию, словно опираясь. Она не отдернулась, не сказала ни слова, ее пальцы продолжали поглаживать его лицо. – Тебе нужно будет побриться, – сказала она и, взяв полотенце, протерла его лоб, нос и подбородок. Ты должен быть похож на… как же ее звали?.. Розу Клебб из «Из России с любовью» – самую старую и уродливую шлюху в мире.
– Именно это мне было необходимо сейчас услышать, – ответил он, кивнув.
Его руки все так же лежали на ее талии, и он, неторопливо наклонившись, поцеловал ее в губы. Ее губы открылись ему навстречу, и, прежде чем она отступила, он почувствовал на языке свежий привкус мятной зубной пасты.
– Прости меня, – сказал он, опуская дрожащие руки. – Мне не следовало…
Она взяла его левую ладонь обеими руками и поспешно перебила его:
– Заткнись. Вчера все мы побывали в сознании друг друга, и я знаю, что ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я… люблю тебя. Но тут есть кровать, а на двери есть цепочка, и мы, конечно же, не ограничимся поцелуем, правда?
Он уныло улыбнулся ей.
– Ко-онечно же, мы ограничимся. Доверься мне.
– В субботу, – сказала она, – когда со всем этим будет покончено, и если мы победим – мы поженимся. В одной из этих нелепых часовен, разбросанных по городу. Тебе стоило бы послушать истории, которые Нарди рассказывает о людях, которых подвозила туда. – Неожиданно она вскинула на него пронизывающий взгляд. – Господи! Если ты захочешь на мне жениться.
Он пожал ее пальцы.
– Ты ведь заглянула ко мне в душу. Сама знаешь, что хочу. – Он был охвачен свинцовой усталостью, но в то же время возбужден и смущен. Высвободив руку, он повернулся к Диане спиной: – Ты не расстегнешь?
Послышался звук расстегиваемой молнии.
– И пока никаких вольностей.
Он снова повернулся к ней лицом.
– Я буду вести себя прилично. Знаешь, а ведь очень здорово, что мы хотим пожениться. Сомневаюсь, что наша победа будет настоящей, если мы этого не сделаем.
– Король и Королева должны состоять в браке, – согласилась Диана, – и иметь детей. – Она погладила его по голове. – Ты ведь не красился «греческой формулой», да?
– Нет. У меня больше нет седины. – Он поцеловал ее в лоб. – А у тебя исчез шрам. Благословение от старых, убитых Короля и Королевы. Интересно, насколько мы помолодеем?
Она подмигнула.
– Надеюсь, останемся половозрелыми. Мойся и ложись спать, – крикнула она из комнаты. – Когда тебя разбудить?
Разбудить, подумал он. Никогда.
– Давай в два.
– Ладно.
Он услышал, как закрылась дверь смежной комнаты и с мыслями, волнуемыми радостью и страхом, он начал раздеваться, и это сейчас представлялось ему нелегкой работой.
В просторном холле было полутемно. Мавранос протянул руку и погладил правую грудь Клеопатры.
Деревянное раскрашенное женское изваяние было носовой фигурой большой покачивавшейся под действием механизма галеры, на которой помещалась эстрада «Барки Клеопатры» – одного из баров «Сизарс пэлас».
– Вот что, – сказал он с усталой улыбкой, обращаясь к Диане и Дин, – пойдите-ка вы, девочки, и просадите по паре фишек. А мне нужно возместить недостаток пива в организме, так что я побуду здесь с Клео.
Диана взяла Нарди под локоть, и они отправились по устланному ковром широкому коридору к игровой зоне. Между ними болталась сумка Дианы, раздутая из-за того, что там лежало сложенное старое детское одеяло.
– Насколько я понимаю, – сказала Нарди несколько напряженным тоном, – он не смог продать Королю «руку» старого маразматика, а в субботу вы собираетесь пожениться
Диана взглянула на нее, стараясь не показать удивления.
– И то, и другое верно. Надеюсь, тебя это устраивает?
– То, что он лажанулся с Королем – нет, это меня не устраивает. Не желаю запрягать в свою коляску лошадь-аутсайдера. Знаешь ли, мой сводный брат тоже отличный кандидат. Я вполне могу поставить и на него. А уж за кого ты собралась замуж – меня совсем не касается.
– Это тебя касается, – возразила Диана, – если ты остаешься с нами. Я знаю, что неделю назад ты пыталась соблазнить Скотта.
Нарди скорчила гримасу и даже сделала вид, будто плюет.
– Соблазнить его? Я убежала от него. Я посоветовала ему застрелиться. – Она выдернула локоть из руки Дианы. – Сама знаешь, вы все мне не нужны; я все еще претендентка. Только потому, что ты…
– Тебя так тянет вернуться к нему? К твоему брату?
Нарди оскалилась в злой усмешке, резко набрала воздуха – а потом ее узкие плечи опустились, и она лишь вздохнула.
– Черт возьми, да. Будь я с ним, мне не пришлось бы все время думать, быть настороже. Каждый раз, когда поблизости от меня звонит телефон-автомат, я думаю, что это может быть он, и хочу снять трубку. А ты?
Они находились между рядами лязгающих игровых автоматов; позади машин возвышался каменный алтарь, на котором неподвижно, как статуи, застыли молодые люди в шлемах, доспехах и юбках римских легионеров, а в толпе прохаживались мужчина, одетый Юлием Цезарем, и женщина, одетая Клеопатрой, величественно приветствовавшие каждого посетителя «Сизарс пэлас» и желавшие всем приятного времяпрепровождения. Озаренное мигающим светом действо происходило в обрамлении дорических колонн, мрамора и тяжелых пурпурных гардин, и Диана невольно задумалась о том, что подумал бы об этом месте настоящий уроженец Древнего Рима, доведись ему перенестись сюда на машине времени.
– Арки надо было пойти с нами, – прошептала Нарди и, легонько подтолкнув Диану локтем, взялась за ремень ее сумки. – Похоже, мы сейчас удостоимся аудиенции Клеопатры.
И действительно, женщина в белой юбке с золотым поясом и тиарой на голове, как у изваяния Нефертити, решительно направлялась по узорчатому ковру к ним.
– Сейчас спросит, почему это мы не играем, – предположила Диана.
Они обе касались затиснутого в сумку детского одеяльца, и сейчас оно было теплым, даже горячим.