Полноприводный «шевроле» мчался по ухабистой дороге, вытряхивая душу из пассажиров. Коттен видела, как вдалеке по пустынному ландшафту прыгают лучи фар. Яркий свет привлекал мошек, и они будто бы с радостью расставались с жизнью, бросаясь на летящую машину.
Коттен сидела на пассажирском сиденье, Томас Уайетт — за рулем. Дучамп остался в мотеле. Теперь, когда появился Уайетт, он собирался улетать в Вашингтон на следующий же день.
— Откуда ты знаешь, где именно находится это место? — спросила Коттен, держась за ремень безопасности.
— Про землетрясение и оползень передавали в новостях по всей стране. Сообщали подробности. Я зафиксировал это место по системе спутниковой навигации. — Он щелкнул по приборной панели, где крепился портативный «магеллан». — Она пригодится, когда мы свернем с дороги.
— А почему ты уверен, что Гапсбурги окажутся там?
— Поверь мне, Коттен. Они там будут.
Она посмотрела на бескрайнюю пустыню и посеребренные лунным светом столовые горы. Вспомнила Ячага. Будет ли священное место в этом отдаленном уголке земли похоже на то, что она видела в горах Перу.
— А что тебе рассказывал обо мне Джон?
— Что ты не такая, как все.
— Мы с ним через многое прошли вместе.
— Да, я слышал об этом. — Томас Уайетт выключил фары. — Теперь придется полагаться только на луну, — сообщил он, сворачивая с грязной дороги к началу широкого размыва. Машину затрясло еще сильнее.
— В чем дело? Почему мы не могли проехать туда напрямик?
— Там все перекрыто. Они не хотят, чтобы туда пробрался кто-нибудь, кроме них.
— Кто — «они»? — спросила Коттен.
— Эли Лэддингтон и его приспешники.
— Лэддингтон?
— Член той же организации, с которой ты столкнулась, занимаясь Граалем. Гапсбурги — тоже люди Лэддингтона. Он отправил их сюда, чтобы найти табличку.
Все встало на свои места. Гапсбурги были в Перу, а когда табличку обнаружили, Эдельман им позвонил. Они связаны с событиями той ночи. Как только им сообщили, что табличка нашлась, светлячки — или что там на самом деле, — были посланы, чтобы уничтожить ее. Никого из тех, кто видел артефакт, не оставили в живых. Никого, кроме нее… Потому что она — другая.
Дочь Фурмиила.
Дочь падшего ангела.
Нефилим.
— Коттен, мне рассказали много такого, чего я не понимаю и, может быть, не пойму никогда. Но моя работа состоит в том, чтобы помогать тебе сосредоточиться. Я много знаю о человеческом поведении. Джон выбрал меня, потому что доверяет. Он знает, что скоро тебе придется нелегко и, вероятно, я смогу помочь тебе в трудную минуту.
— То есть ты мой психиатр?
— Скорее ангел-хранитель.
Стоя на коленях, Ричард Гапсбург вонзил лопатку в копоть посреди жертвенника. Мария, заглядывая через плечо, наблюдала, как он слой за слоем вытаскивает сажу и уголь. Углубившись на несколько дюймов, Ричард наткнулся на что-то твердое. Он достал из рюкзака четырехдюймовую кисточку и расчистил поверхность каменной плиты около фута в длину и ширину. На поверхности были какие-то значки.
— Что это значит? — спросила Мария.
— Вот это символ солнца, это — земли, это — воды, а это — огня. Четыре первоэлемента. Я бы сказал, что это древнее культуры чако.
— Похоже, снова тупик. Камень с обычными петроглифами.
Он бросил взгляд на жену.
— Не хватает терпения?
Она пожала плечами и стала наблюдать, как он расчищает землю вокруг плиты. Выкопав достаточно, чтобы подсунуть пальцы, он потянул ее вверх. Крякнув, поднял и отвалил в сторону.
— Снова одна земля, — сказала она.
Ричард посмотрел на нее и осторожно воткнул лопатку в землю. Через секунду показался еще один предмет. Он бережно счистил кисточкой слой золы и копоти.
— Посвети.
Мария подняла лампу и ахнула. Внизу, спрятанная под каменной плитой, обугленным песком пустыни и грузом тысячелетий, сияла хрустальная табличка, сверкала отраженным светом, как драгоценный камень.
Необыкновенно бережно Ричард сдул с нее последние песчинки и легонько прикоснулся. Затем поднял и пристально посмотрел на артефакт, собственноручно сделанный Богом.
Потрясенная, Мария поднесла ладонь ко рту.
Свет лампы отразился на поверхности таблички миллионом радужных вспышек.
Загипнотизированная ее великолепием, Мария проговорила:
— Как жаль, что такая красота скоро будет уничтожена.
Она пробежала взглядом по знакам, понимая, что если бы разгадала их смысл, то открыла бы величайшую из тайн рода людского.
Ричард словно прочел ее мысли:
— Не слишком увлекайся надписью. Это не для нас с тобой. Наше дело — уничтожить ее, пока кто-то другой не расшифровал послание.
Прижав к себе табличку, достал из куртки спутниковый телефон и нажал номер, записанный в адресной книге. Мгновение спустя ему ответил Эли Лэддингтон, и Ричард сказал:
— Все готово.
— Странное дело, — произнес Томас Уайетт.
Коттен смотрела в окно, погруженная в свои мысли. Мимо полной луны проплывали облака. Она обернулась к Уайетту.
— Ты о чем?
— Туман, — ответил он. — Странно, что в таком засушливом месте — туман, да еще так низко.
Она увидела в лунном свете, как вдоль размыва прямо на них движется туман. Он собирался волнами, и за несколько минут из прозрачной вуали превратился в непроницаемую завесу.
Острый страх пронзил ее, вытолкнув воздух из легких:
— Останови машину!
Уайетт ударил по тормозам, во все стороны полетели клубы пыли и комья земли. И в тот же миг туман поглотил машину, окутал ее пеленой, которая, казалось, была такой же твердой, что и окрестные скалы. Тускло светили лишь лампочки на приборном щитке. А снаружи в окна давила серая стена.
— О господи, — пробормотала Коттен, вжимаясь в сиденье. — Только не это!
— Ты о чем? — не понял Уайетт.
— Останови его! — заорала она, сжав руки в кулаки, крепко зажмурившись и часто дыша.
Туман отыскал ее.
И вдруг исчез. Исчез так же быстро, как и появился.
Мария и Ричард Гапсбурги стояли под пустынным небом у входа в руины. Мария смотрела на туман — он собирался у ног и кружился. Вскоре он стал таким густым, что нельзя было разглядеть землю. И вдруг она увидела их — крохотные булавочные головки света; они двигались вдоль размыва — скользили мимо стен и утесов. Их становилось все больше — сотни, тысячи, они кружились, сверкали, складывались в разнообразные фигуры и двигались к Марии и ее мужу.
— Ричард, что творится? — крикнула она. — Кто это такие?
— Тише, — сказал он. — Ничего не бойся.
Она смотрела на мужа — он вытянул вперед руки с хрустальной табличкой. Светлячки окутали его руки, образовали сияющий круг, закрывший табличку. Их сияние стало таким ярким, что ослепило Марию. Исходящий от светлячков жар опалил ее лицо, а их гудение стало громким, как рев.
И тогда она поняла, что находится среди полчищ демонов.
А в четверти мили от них, на вершине узкой скалы, уставившись в мощный бинокль, лежала на животе Темпест Стар.
— Ни хрена себе, — пробормотала она. Обернувшись к своему фотографу, который лежал рядом, спросила: — Ты это снял?
— Клянусь твоей сладкой попкой, — ответил тот, не отрываясь от камеры ночного видения.
Пустыня Гуака
— Может, все-таки объяснишь, что произошло? — спросил Томас Уайетт, осторожно ведя машину по изрезанному дну размыва. Было едва за полночь, и луна ярко освещала дорогу.
Коттен глубоко вздохнула, глядя на проплывающие мимо острые края утесов.
— Той ночью в Андах, незадолго до того, как все погибли, стоянку буквально накрыл густой туман. На такой высоте всегда бывает туман, но той ночью он был необычайно плотным — точь-в-точь как сейчас.
— Но ведь сейчас ничего не случилось, Коттен. Это был просто туман — естественное природное явление.
— В пустыне? Даже ты сказал, что это странно.
— Значит, сегодня воздух более влажный, чем обычно. Но если туман в пустыне — редкость, это еще не значит, что происходит что-то сверхъестественное.
Коттен отвернулась.
— Мистер Уайетт…
— Томас.
— Хорошо. Томас, я понимаю, что ты выполняешь свою работу и пытаешься заставить меня, сумасшедшую истеричку, мыслить рационально. Да, я видела в Перу такое, что можно назвать меня сумасшедшей. И не надо объяснять, что такое сверхъестественные явления. Кому, как не мне, знать, что это. Как минимум ты мог бы признать за мной право дергаться из-за того, что напоминает о той ночи в Перу. А вместо этого я чувствую себя дурой. И я вовсе не восторге от…
— Коттен, — перебил Уайетт, — это не так. Я не говорил, что ты сумасшедшая, и не хочу, чтобы ты чувствовала себя дурой. Я просто хотел смягчить неприятную ситуацию. Если тебе показалось иначе, прости меня, пожалуйста. Джон Тайлер заверял, что…
Внезапно Коттен наклонилась вперед.
— Что там впереди, свет? Похоже, кто-то ходит с фонариком.
В сотне ярдов впереди на секунду появился и тут же пропал слабый огонек.
Уайетт потянул за ручной тормоз, чтобы остановить внедорожник, не зажигая задних габаритов. И заглушил мотор.
— Нам нельзя ехать дальше. Даже при наших черепашьих темпах звук мотора слышен за милю. — Он вытащил из бардачка два фонарика и снял со щитка прибор спутниковой навигации. — Остаток пути проделаем на одиннадцатом номере.
— Что? — не поняла Коттен.
— На своих двоих, значит. — Он сунул ей фонарик, протянул руку и выключил подсветку салона. Затем вышел из машины. — Шагай потише, — прошептал он Коттен. — И не включай фонарь без крайней необходимости.
Коттен смотрела на ночную пустыню, и по коже пробежали мурашки. Очень хотелось отыскать Гапсбургов и получить доказательства существования хрустальных табличек, но и страшно было не меньше. А сильнее всего тревожило упоминание дочери падшего ангела. И почему она решила, что битва закончилась три года назад, когда ей довелось столкнуться со злом — страшным, несказанным злом? Неужели она поверила, что падшие ангелы просто так сдадутся и сойдут со сцены? Нет, они не забудут, что именно она помешала им клонировать Христа с помощью ДНК из Святого Грааля. Она не позволила им осуществить нечестивое Второе пришествие. Ей никогда этого не простят. Когда Ячаг дал ей имя Майта — Избранная, — она должна была понять, что битва не закончена. Она действительно избрана. Договор, который ее отец заключил с Богом, нельзя нарушить. Она должна с этим смириться. Но холод ночного каньона пронизал ее насквозь, заморозил ее мужество и наполнил душу страхом.