линованной бумагой. Ему нужно было много блокнотов.
Еще там был пластмассовый стаканчик с остро заточенными карандашами и точилка в виде Бэтмена. Он взял три блокнота, три карандаша, точилку и вернулся к столу.
Через три часа Риппл встал и принялся ходить вокруг стола.
Кто написал это? Кто повторил его нитяную теорию? Да, это развернутая версия, записанная в виде комбинаций ключевых слов и уравнений квантовой механики. Некоторые части читались как цельные предложения, но потом к ним примешивались сложные уравнения, и все это было записано в трехмерном бинарном коде. Самым трудным при расшифровке оказалось понять, где этот код соответствует языку, а где — математическим формулам. Очень хотелось расшифровать, последние фрагменты, но это было невозможно — они были засвечены вспышкой. Но он не сомневался: что бы там ни было написано, это лишь подтверждало его теорию.
Итак, она перед ним, его же нитяная теория, выцарапанная на непонятной стеклянной глыбе, и теория эта доказывает существование множественных параллельных миров, творимых энергией мысли и находящихся в одном временном отрезке. Нитяная теория гласила, что каждая мысль отражается в мире, в котором мы живем, а в силу этого — и во всем космосе. Все вероятности уже случились. Все результаты уже существуют. Кто-то параллельно с Рипплом доказал взаимосвязь и взаимопроникновение материи, энергии, души и духа. Как и в его теории, здесь прокладывался мост между квантовой механикой с ее квантово-волновым дуализмом и законами классической физики. Риппл уже ответил на вопрос: если электрон может одновременно находиться в двух местах, почему мы так не можем? Если освободить разум, дать возможность пересмотреть понятие реальности, ответ очевиден.
Риппл снова сел и взглянул на фотографии и свои записи. Затем перевернул первый снимок и прочел номер телефона и имя.
Громким, уверенным голосом он произнес:
— Здравствуйте, мисс Стоун. Говорит доктор Риппл с факультета антропологии Иллинойского университета.
Он повторил это вступление еще два раза и отправился на кухню к телефону.
— Эванс даже не взглянул на них, Тед, — говорила Коттен по мобильному телефону, открывая дверь в номер. — Я оставила ему снимки, но вряд ли он станет тратить на них время. Извини, что пустила твои деньги на ветер.
— Ничего, все мы иногда заходим в тупик, — ответил Тед Кассельман. — Ты же знаешь, это издержки нашей профессии. Кто там еще у вас с Томасом Уайеттом в списке экспертов?
— На Эванса мы возлагали больше всего надежд. — Коттен положила пустую папку у кровати. — И я считаю, что это пустая трата времени и денег — летать по всей стране и искать того, кто взялся бы за эти фотографии. — Она опустилась на кровать. — Кроме того, я хочу поехать на похороны Томаса. Я чувствую, что должна.
— Но это ведь уже ничего не изменит.
— Я знаю, но так будет правильно. Мы только начали узнавать друг друга… Я уверена, что если бы случилось наоборот, он обязательно пришел бы попрощаться. Как только вернусь — сразу возьмусь за сюжет. Но мне надо слетать туда.
— Помочь тебе чем-нибудь? Может, заказать гостиницу?
— Тед, ты хуже родного отца. Я уже большая девочка и умею ходить по улицам сама.
— Я просто забочусь о тебе, детка.
— Скоро позвоню, — пообещала она и нажала отбой.
Ну вот, зря только потратила время, думала она, сбрасывая туфли и ложась на спину. Ясно, что остальные специалисты по хипу поведут себя точно так же. А ей сейчас нужно лишь одно — хорошо отдохнуть.
Зазвонил мобильник. Коттен открыла его, думая, что зачем-то перезвонил Тед. Но код вызова был местный — Чикаго.
Христофор Колумб
Коттен оглядела сидевших в «Старбаксе» — она искала человека в бейсболке с вышитым Койотом Вилли. Лестер Риппл сказал, что по кепке она его узнает. Но пока не было видно никакого Вилли.
Тут ее довольно сильно хлопнули по плечу, и она обернулась.
— Вы мисс Стоун? Я Лестер Риппл, из Центра андских исследований факультета антропологии Иллинойского университета.
Слова прозвучали так, словно он их отрепетировал. Потом он чихнул, сморщив нос, и протянул ей руку. Это был невысокий коренастый человек лет тридцати, со светлыми волосами, торчавшими из-под кепки, и слезящимися глазами. Под мышкой он держал потрепанный портфель.
— Рада познакомиться, Лестер, — поздоровалась Коттен, пожимая ему руку. — Прошу извинить, что не совсем поняла вас, когда мы говорили по телефону.
Лестер часто закивал.
— Я… я тут занял местечко.
Он развернулся и двинулся вперед, сталкиваясь буквально с каждым, кто попадался на пути.
— Извините. Извините.
Вот это и называется «слон в посудной лавке», думала она, следуя за ним. У него даже рубашка с одного бока вылезла из штанов, а надевая ремень, он пропустил сзади несколько петель. Классический ботаник.
— Вот тут. — Он выдвинул для нее стул.
На пол полетел листок бумаги, лежавший на сиденье. Коттен заметила, что на нем было написано слово «спасен», подчеркнутое три раза. Другой листок, тоже со словом «спасен», лежал по центру круглого столика, прижатый чашкой с нетронутым кофе.
— Я тут уже сижу какое-то время, — сказал Лестер. — Не хотел, чтобы мое место заняли, пока я хожу в туалет. — Он поднял листок с пола, уселся напротив Коттен и сказал: — Значит, так. Вы ведь знаете про Христофора Колумба? — Он закатил глаза. — Хотя, конечно, все знают про Христофора Колумба. А знаете ли вы, что разум воспринимает только то, что считает возможным?
Риппл уставился на нее, явно ожидая реакции.
Коттен покачала головой.
— Простите, но я не очень понимаю.
Лестер прижал ладони к глазам.
— Да-да, конечно. Есть у меня такая проблема.
Может, не стоило соглашаться на встречу с этим типом. Это не просто чудак — это самый настоящий сумасшедший.
— Стало быть, так, — начал он. — Я занимаюсь квантовой физикой, то есть изучаю мир на квантовом уровне. Кванты еще меньше, чем атомы. Там, в квантовом мире, не действуют законы нашего мира, и наоборот. В квантовом мире есть такое явление, которое мы называем суперпозицией, — это значит, что одна частица может находиться в двух или более местах или в двух или более состояниях одновременно. Это потому, что атом, к примеру, — не предмет, а лишь тенденция. Квантовая физика и занимается расчетом возможностей, и каждую секунду существует весь набор возможностей. И только когда сознание выберет одну из этих возможностей, та реализуется. — Он начал что-то писать на салфетке. — Вот смотрите.
Коттен посмотрела на салфетку. Похоже на уравнение, но с тем же успехом это могут быть бессмысленные каракули душевнобольного.
— Мистер Риппл, вы…
— Лестер. Называйте меня Лестер.
— Лестер, если вы хотите, чтобы я поняла, вам придется объяснять простым языком.
— Не хотите кофе — латте, мокко, что-нибудь еще?
— Нет, спасибо. Может, чуть позже.
— Я тоже не пью кофе, но пришлось взять чашку, чтобы занять столик. Я взял без кофеина, на тот случай, если все-таки придется его глотнуть. — Риппл скомкал салфетку и яростно почесал макушку, отчего волосы стали торчать во все стороны.
Ну и тип, подумала Коттен. И все-таки этот человек казался искренним, гениальным, пусть и чересчур странным.
Он положил перед собой другую салфетку, старательно нарисовал куб и придвинул салфетку к ней.
— Посмотрите внимательно. С какой точки вы на него смотрите? Снизу вверх, сверху вниз или сбоку?
— Сверху, — сказала она, глядя на Риппла.
— Нет-нет-нет. Вы не на меня смотрите, а на куб, — произнес он, словно задыхаясь.
Терпение истощалось, но Коттен уставилась на куб — и тут вдруг ее точка зрения изменилась. Она подняла глаза и улыбнулась.
— А теперь я смотрю на него сбоку.
— Ну? Теперь понятно?
— Это просто оптическая иллюзия, — сказала Коттен.
— Точно! — Риппл хлопнул ладонями по столу. — Я ничего не менял в рисунке — просто все возможности существуют одновременно. А ваше сознание определяет, какая из перспектив становится реальностью — тем, что вы видите. Вот что такое на самом деле наш мир — набор возможностей, или, как вы сказали, иллюзий. Реальность — это иллюзия. А иллюзия — реальность, но только если вы примете ее и станете ее участницей.
Коттен откинулась на спинку стула. Она стала смутно понимать, о чем он говорит.
— Я понимаю, что вам трудно это осмыслить и принять. Итак, вернемся к Колумбу. Из истории известно, что когда корабли Колумба приближались к островам Карибского моря, местные жители просто не увидели их. Почему? Да потому что не могли себе их вообразить, у них не было понятия о трехмачтовом корабле весом в сотню тонн. Шаман смотрел на море, видел волны, расходящиеся перед носом корабля и понимал, что там движется нечто. Но его разум был не в состоянии воспринять сам корабль. Когда же он долго смотрел на горизонт, корабли, в конце концов, приобрели очертания. И он смог их увидеть. И как только шаман описал их остальным, и они сосредоточились, то увидели их тоже.
— Но ведь это легенда, — сказала Коттен.
Риппл пожал плечами.
— Любой специалист по квантовой физике поймет эту закономерность, только ему трудно будет ее объяснить. Я уже говорил: в квантовом мире атом может находиться в двух или нескольких местах одновременно. И это совершенно точно документировано. Это вам не история про Колумба. Но целая пропасть лежит между квантовым миром и тем, что мы видим невооруженным взглядом. Почему, к примеру, этот стол не может находиться одновременно в двух, трех или тысяче местах, как могут частицы в квантовом мире?
Риппл снова вытер лоб.
— Не имею ни малейшего понятия, — ответила Коттен, беседа все больше и больше захватывала ее.
— А вот я нашел ответ. Это часть моей нитяной теории. — Риппл достал из портфеля коричневую папку и вынул оттуда три фотографии. — И то же самое сказано здесь, на этих снимках, которые вы сами и сделали. Все мои вычисления и объяснения зашифрованы тут. — Он ткнул пальцем в один из снимков. — Вы сказали, что ее нашли на раскопках в Перу. Как это?